В долине солнца - Энди Дэвидсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Имеем две вещи, – продолжил Альварес, – отсутствие свертываемости и непринадлежность человеку. Не знаю, что конкретно они значат, как они связаны, но я знаю, что есть животные, чья слюна содержит антикоагулянты, которые облегчают гематофагию…
– Так, док, погодите. Почему вы не допускаете, что это не был просто ошибочный тест?
Альварес снял маленькие очки в проволочной оправе и положил их на соседний стол. Затем прислонился к этому столу и потер глаза.
– Я провел его три раза. И каждый раз получалось одно и то же. Конечно, это возможно, да, произошла кое-какая ошибка. Антисыворотки, которые у нас здесь, не самые свежие. Мы не часто их используем. Я всю ночь не спал. Размышлял над этим.
Ридеру внезапно захотелось выбраться на свет, и он взял с табурета шляпу.
– Ладно. Как бы это ни было поразительно, вряд ли оно относится к моему делу. Не считая разве что бара.
– Вы религиозны? – спросил Альварес.
– Не особенно, нет, – ответил Ридер. – Я верю в силу науки.
– Некоторые сказали бы, и mia buelita[24] в их числе, что у нас тут случилось чудо. Вот у нас несчастная мертвая девушка, вся всмятку, сердце, легкие и мозг повреждены безвозвратно, от нее осталась просто оболочка, которая раньше была жива, но теперь нет, и все же кровь в ее венах до сих пор движется, как по собственной воле. Будто она хотела жить сама. Как это возможно? Моя бабушка сказала бы, что это моя работа, как человека науки, – объяснить это чудо, найти в нем Божий замысел, может, даже направленный на благо всего человечества.
Ридер посмотрел на мертвую девушку и покачал головой.
– Не хочу обидеть вас или вашу бабушку, док, но мне это никаким чудом не кажется.
– Нет, – сказал Альварес. – Нет, не кажется. Правда в том, сэр, что я не обладаю какой-то великой верой, и я, конечно, не серолог[25], но я, как и вы, разбираюсь в этом достаточно, чтобы понимать: в естественных обстоятельствах кровь себя так не ведет.
– Или, – сказал Ридер, – дело просто в неправильном тесте.
Альварес опустил глаза на водосток в центре бетонного пола. Затем, через мгновение, кивнул и вытер очки подолом лабораторного халата.
– А каких животных используют, чтобы сделать эту антисыворотку? – спросил Ридер.
Альварес снова надел очки, заправив за уши проволочные дужки, и ответил:
– Кроликов.
Альварес привел Ридера в свой кабинет, откуда Ридер позвонил в штаб и попросил Мэри, диспетчера, передать Сесилу, что след, по которому он здесь шел, выглядит еще холоднее, но все же придется задержаться еще на денек.
– Я поговорю с родителями, – сказал он. – Просто чтобы точно убедиться. – Он на секунду прислушался, после чего ответил: – Да. – И повесил трубку.
Альварес сидел у себя за столом и кипятил на горячей плите воду в лабораторном стакане. Ридер осмотрелся вокруг. Это был кабинет человека, которому не нравилась его работа. Металлический стол, картотечный шкаф, пишущая машинка, пустой лоток для бумаг, полный почтовый ящик. Ридер подумал о собственном кабинете и о том, как мало в нем от его личности. Кирпичи с раствором, карты и лампы. Вешалка для шляпы и ремня. Календарь на стене. И папки. Многочисленные стопки папок.
– Вам бы пойти домой, – сказал он доктору. – Отдохнуть немного.
– Мне нужно провести еще пару тестов, – сказал Альварес. – До полного вскрытия. – Он взял стакан черной силиконовой перчаткой и налил кипяток в керамическую кружку. Затем взял пакетик «Эрл Грея» из банки на столе и бросил в кружку.
– Где ее родители живут? – спросил Ридер.
– В маленьком городке часах в полутора на запад отсюда. Сьело-Рохо.
– Когда похороны?
– Послезавтра. Вскрытие сегодня проведу, скорее всего. Если вы не попросите отложить.
– Нет, я уже закончил. Как, вы говорите, назывался тот городок?
– Сьело-Рохо.
– Прекрасно, – сказал Ридер. – Еще раз спасибо, док. И поспите все-таки.
Он вышел из кабинета и посмотрел в сторону смотровой. Вдоль длинного тусклого коридора он увидел, что двойные двери были открыты, а стальной стол, где до этого лежал труп девушки, пустовал. Осталось только покрывало – оно валялось скомканное на полу.
– Послушайте, док, – сказал Ридер через плечо. – Кто-то забрал нашу девицу?
– В смысле «кто-то»? – спросил Альварес, выходя в коридор.
– Похоже, что нет, – сказал Ридер и указал на противоположный конец коридора, где двери вели в переулок.
Девушка шагала зигзагами, медленной, неровной походкой. Через каждые несколько мгновений она чуть не падала и выпрямлялась снова, лишь держась за стену. При деформированных бедрах и изборожденной спине ноги ее, казалось, вполне были способны ее удержать. Со спины у нее свисал лоскут кожи.
– Матерь Божья, – проговорил Альварес и перекрестился.
– Едва ли, – проговорил Ридер и двинулся вслед за девочкой. Та как раз вышла в двойные двери, и на нее упал свет солнца.
Девушка вышла из переулка, что тянулся вдоль больницы, и оказалась на тротуаре. Машины сбавили ход: их водители таращились на нее. Ридер и Альварес держались в полусотне шагов позади. Она прошла по тротуару к деревянной скамейке с рекламой местного ломбарда. На этой скамейке сидели пожилая женщина в черном платье и мальчик в шортах. Мальчик ел рожок мороженого.
– Вы же ее видели, – сказал Альварес. – Она была мертва.
– Видел, – подтвердил Ридер. – И сейчас тоже вижу.
– Мне нужно кому-то позвонить, – спохватился Альварес. – Кому мне звонить?
– Меня просто из колеи выбило, – признался Ридер.
Мальчик с рожком поднял глаза и увидел голую, ненормальную тетеньку. Пожилая женщина, его бабушка, тоже увидела и тотчас взялась за четки у себя на шее и заговорила что-то по-испански.
Мальчик смотрел, вытаращив глаза. Мороженое таяло у него в руке.
Мертвая девушка медленно шагала к нему.
– Уходите оттуда, – крикнул Ридер.
Пожилая женщина взяла мальчика за руку и потащила прочь.
Его рожок упал на тротуар.
Мертвая девушка остановилась и наступила одной ногой в мороженое. Ее качнуло, будто сносило мощным течением реки, и она сомкнула и разомкнула пальцы. Один раз, потом другой.
– Мисс? – позвал Альварес.
Она медленно обернулась.
Ридер находился достаточно близко, чтобы слышать, как кости хрустят у нее в бедрах. Они глухо скрежетали, как несмазанные шестеренки. Ее серая кожа, видел он, на солнце покрывалась волдырями. Крупные нарывы выпячивались, как сахар на сковороде. Когда они лопались, под ними оставалась черная кожа. Выражение лица у нее было вялым, челюсть вышла из сустава и висела под странным углом. Единственный целый глаз выглядел твердым кровавым
