В долине солнца - Энди Дэвидсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Нет, – подумал он. – Нет. Просто жди. Держись. Само пройдет, вот увидишь».
Но он, конечно, знал, что это не так. Зато это терзало Рю – то, что она слышала такие его мысли.
«Не пройдет, – предостерегла она. – Нет. Разве по мне этого не видишь? Я нужна тебе, Тревис. Я нужна тебе, чтобы ты был тем, кто ты есть. Тем, кем я тебя сделала».
Но Тревис не обращал на нее внимания. Он сидел и курил, трясясь от голода. Вскоре кемпинг затих, свет мало-помалу погас.
Он докурил последнюю сигарету и, поднявшись, побрел обратно.
В свою пещеру.
В свою гробницу.
Воскресенье
19 октября
После церкви Аннабель достала шесть разноцветных рождественских гирлянд из шкафа на чердаке фермерского дома и натянула их вдоль сетчатого забора перед бассейном. Сэнди ей помогал. Он держал гирлянду, будто патронташ, и отматывал матери необходимую длину, когда та его просила. Пока они таким образом двигались вдоль забора, Аннабель продевала шнур в звенья спокойно и терпеливо, как когда-то ее бабушка шила одеяло. Работали они в основном молча. Мальчик вообще помалкивал все утро. Он мало разговаривал за хлопьями и не пел гимны в церкви, что было странно. Аннабель, может, и ненавидела собственный голос, когда пела в церкви, но ей нравилось слушать Сэнди. Поэтому ее огорчило, что в это утро он не пел.
– О чем думаешь, именинничек? – спросила она.
Он ответил медленно и, как обычно, вопросом. Сэнди вообще предпочитал ответам вопросы. Она всегда считала это одним из его лучших качеств.
– Он не вернется, так ведь?
«Он. Ковбой». Но он же не был ковбоем, так ведь? Не настоящим. Как странно. Аннабель удивилась, что не могла вспомнить его имени. Оно вертелось у нее на кончике языка, и только теперь она осознала, что не вспоминала о Тревисе – Стиллуэлле, Тревисе Стиллуэлле – все утро. Ее сердце забилось быстрее, а когда она открыла рот, чтобы ответить сыну…
«Нет, потому что я сказала ему уехать. Потому что от него были проблемы. Большие проблемы».
…то обнаружила, что этого она тоже не помнила.
«Красное», – подумала она, но это ничего ей не говорило.
Кожа, доски, кемпер, пирожное.
Вдруг у нее под джинсовой блузкой выступил пот. В голове у нее было пусто, точно в отбеленном бассейне перед ней, и она опасалась в него свалиться. Она помнила одно: в то утро она видела, как Стиллуэлл стоял в поле и смотрел за тем, как восходит солнце. Продолжая заниматься гирляндами, она дала единственный ответ, в котором была уверена. И произнесла его так спокойно, как только могла:
– Вряд ли.
Мальчик, к ее удивлению, лишь отозвался:
– Может, и к лучшему.
Она опустила гирлянды.
– Почему ты так говоришь, милый?
Он ответил не сразу. Но выражение его лица – с легкой морщинкой на переносице, плотно сжатыми губами – указывало на то, что он принимал решение: какую часть правды ей рассказать? Она видела это выражение в день, когда ее вызвали в школу из-за его драки с Роско Дженкинсом.
– Там было что-то плохое, – сказал наконец мальчик. – В его кемпере.
Аннабель почувствовала, как у нее по рукам и шее побежали мурашки.
Сэнди продолжал развешивать гирлянды по забору.
– В каком смысле «что-то», милый?
– Ничего, – ответил он после небольшой паузы. – Может, мне просто дурной сон приснился.
«Что-то, – подумала она. – Что-то плохое». Но выпытывать не стала. Она рассудила, что лучше действительно считать это просто дурным сном.
– Ладно, – сказала она. – Он уехал. Но у нас тут вечеринка, так что нужно готовиться.
Мальчик кивнул, но даже не улыбнулся.
Когда они закончили с гирляндами, Аннабель протянула провод из бассейна к розетке в портике прачечной. Зажгла ее и обрадовалась тому, что хотя бы половина лампочек была в рабочем состоянии. Пока мальчик ходил от одной лампочки к следующей, шевеля ими, будто это были расшатанные зубы, Аннабель зашла за мотель и оглядела пустое пространство, где раньше стояли ковбойский пикап с кемпером. Позже Диего и Росендо привезут гриль на «Эль Камино». Диего предложил пожарить бургеры с сосисками. Джек Муни должен был приехать в два, наполнить бассейн, разобраться с насосом и сделать все как надо. Аннабель стояла на пустой стоянке для трейлеров и смотрела на пустынные просторы Техаса, где от холмов до грани выцветшего голубого неба простирался кустарник. Те, кто собирался приехать, будут здесь только через пару часов, но пока она была с сыном одна.
«А иногда, – подумала она, – быть одной хорошо».
И безопасно.
В смотровой было холодно даже в тяжелой дубленке, которую Ридер привез из Уэйко. Он снял шляпу и положил ее на ближайший табурет, когда судмедэксперт, мужчина по фамилии Альварес, поднял покрывало, явив мертвую девушку, лежавшую на столе. Ее лицо и часть шеи почернели и обуглились. Кожа на губах расплавилась на зубах. Один глаз отсутствовал: глазница была пуста.
– Мы, кажется, ищем ветер в поле, – заметил Ридер Сесилу в то утро, глядя на присланную по факсу фотографию мертвой девушки, отправленную рано утром.
– Она вроде подходит по всем параметрам, – отозвался Сесил. – В последний раз ее видели в баре.
– Слишком мерзко, – сказал Ридер. – Даже чудовищно.
Зернистая черно-белая фотография была взята из выпускного альбома. На ней изображалась улыбающаяся девушка, которая стояла, прислонившись к дереву.
– Не нужно нам обоим ехать, – решил Ридер. – В дивизии уже теряют терпение. Лучше начни разгребать завалы. К тому же тебя бы только зря укачало.
– Мне два раза повторять не надо, босс.
Альварес сдвинул покрывало до самых ступней девушки. Ее ноги от колен были также обожжены, мышцы, плоть и кость сплавились воедино. Выше колен проходила граница, за которой прекращались ожоги; она была резкая, как линия загара. «Примерно в том месте, докуда доставала юбка», – подумал Ридер.
– Родители опознали? – спросил он.
– За час до вашего прихода, – ответил Альварес. – Когда я откинул покрывало, мать… – Он покачал головой.
– В факсе, что вы отправили,
