Еврейское остроумие - Зальция Ландман

— Какая жалость, какая жалость! — причитают женщины.

Тут подходит еще один еврей-арестант.

— А вас за что осудили? — спрашивают его женщины.

— Я — ганев. Какая жалость!

Врач выписывает больному вору рецепт и говорит:

— Каждые два часа принимать по одной ложке.

— Оловянной или серебряной? — спрашивает вор.

— Не имеет значения. Можно и оловянной.

— Ах, господин доктор, — вздыхает вор, — я столько раз за одну-единственную минуту принимал по целой дюжине серебряных ложек. И вы думаете, это мне помогло?

Гольдфельд всякий раз появляется у своего оптового поставщика точно к моменту молитвы. Он поворачивается лицом к восточной стене (по направлению к Иерусалиму), произносит молитву — и при каждом наклоне головы крадет несколько штук из сложенных поблизости парижских шелковых платков.

Однако на этот раз оптовик был предусмотрителен и переложил дорогой товар в другое место. Гольдфельд усердно молится; вдруг он поворачивается к торговцу и говорит, кивая в сторону платков:

— Ганев! Хлопчатобумажные!

Оптовый торговец шелковыми платками ненадолго оставил Флекелеса в своей конторе одного. Тот не мог устоять перед соблазном и спрятал дюжину платков себе за пазуху.

Дома он открывает упаковку — и видит, что торговец часть платков подменил хлопчатобумажными!

— Ах, ганев (вообще, мошенник, но здесь с оттенком восхищения)! — восклицает он уважительно.

Раввин едет со своим кучером-евреем по дороге. В безлюдном месте кучер останавливает экипаж, спрыгивает, осторожно озирается — и, подняв со свежескошенного луга охапку сена, собирается положить его в экипаж.

— На тебя смотрят! — предостерегающе говорит раввин.

Кучер бросает сено, вскакивает на козлы и, хлестнув лошадей, мчится прочь. Спустя какое-то время он спрашивает:

— А кто на меня смотрел?

На что раввин отвечает:

— Бог.

— Тьфу ты! — в сердцах восклицает кучер. — А я-то испугался, думал, мужик какой-нибудь!

Давным-давно, еще до того, как Карл Маркс разработал теорию прибавочной стоимости, эльзасские скототорговцы, которые свои барыши получали, по сути дела, мошенническими приемами, были все поголовно законченными марксистами. Потому что, знакомясь, они не спрашивали друг друга, "Чем вы торгуете", а "Чем вы ганвет (мошенничаете, промышляете)?".

К раввину, известному своим корыстолюбием, приходят двое и просят рассудить их спор. Один из них украдкой показывает раввину монету.

— Я вижу, — говорит ему раввин, — что вы правы…

Второй, который был еще умнее, чем первый, сует монету раввину в руку.

— …Но я чувствую, — продолжает раввин, обернувшись ко второму, — что правы все-таки вы.

Германия в наполеоновские времена. Еврей уличен в контрабанде. К нему приходят полицейские, чтобы его арестовать. Они застают его в постели и спрашивают:

— Здесь живет еврей Нухим?

— Так точно, но он отсюда съехал!

— Счастье еще, что есть эта сволочная полиция! — говорит один вор другому. — Иначе все занимались бы воровством и нам бы деться некуда было от конкурентов!

Когда мошенник покупает перочинный нож, он испытывает его три раза. Сначала пытается в воздухе рассечь им пушинку. Если не получается, кладет нож и берет другой. Если получается, делает вторую пробу: пытается высечь лезвием искры из камня. Если не получается, кладет нож и берет другой. Если получается, делает третью пробу: пытается незаметно сунуть нож за пазуху. Если не получается, кладет нож и начинает все сначала…

Еврея обвиняют в том, что он украл штаны. Защитнику удалось добиться в суде оправдательного приговора.

Суд и публика покидают зал заседаний, только еврей остается сидеть на месте.

— Вы же оправданы, — говорит защитник, — идите домой!

— Давайте лучше подождем, пока все разойдутся. На мне же украденные штаны!

Приезжий, владельцу гостиницы:

— Я в вашем городе уже целых две недели — и за все это время встретил только одного порядочного человека!

Владелец, удивленный и заинтригованный:

— Одного порядочного человека? Ума не приложу, кто бы это мог быть!

Разговор в поезде:

— Вы из Пинска? Ужасный город. Там нет ни одного порядочного человека.

— Что за глупости! Да я вам, не сходя с места, могу назвать целую дюжину.

— Ну, давайте!

— Вот, например… Или, может быть… Или, к примеру… Скажите, а вам обязательно нужно, чтобы он был из Пинска?

Торговец рыбой — еврею, который собирается уходить, ничего не купив:

— Слушайте, господин еврей, так дело не пойдет! Или вы лапсердак надеваете подлиннее, или рыбу воруете покороче.

— Ребе, — жалуется еврей, — меня преследуют неудачи. Только за последний год я потерял десять тысяч рублей. Причем две из них были мои собственные!

— Как это получилось, что Гольдберг взял тебя в компаньоны? У тебя же денег ни гроша!

— Ну да — у него деньги, у меня опыт.

— Скоро у тебя будут деньги, а у него — опыт.

Два еврея с некоторым опозданием приходят на похороны партнера по бизнесу. Издали они слышат слова раввина:

— Он был честный и порядочный человек!

— Пошли отсюда, — говорит один еврей другому. — Мы не на те похороны попали.

На деловых переговорах Коган торжественно клянется:

— Если то, что я сказал, неправда, пусть меня прямо на этом месте разразит удар! — и отскакивает в сторону.

Еврей, обращаясь к тестю:

— Вы так здорово сумели пробить себе дорогу в жизни! Что мне надо сделать, чтобы стать таким же богатым?

— Я тебе прямо скажу: честный живет дольше.

— Папа, что такое честность?

— Сейчас объясню. Если ты найдешь двадцать сантимов, нет смысла нести их в полицию, ты можешь оставить их себе. Если найдешь тысячу франков, неси их в полицию. Тогда тебя будут считать честным, а если ты слывешь честным, это уже капитал. Но если ты найдешь на улице целый капитал, то тебе уже нет никакой необходимости, чтобы тебя считали честным.

Богатый еврей в полицейском комиссариате:

— Какой-то негодяй выдал себя за моего агента и собрал в провинции сто тысяч франков. Это больше, чем получили все мои агенты. Вы должны немедленно его найти!

— Мы его обязательно выследим и арестуем.

— Зачем арестовывать? Я хочу взять его на службу!

— И эту аферу вы организовали совсем один? — спрашивает судья.

— Один. Я всегда работаю в одиночку. Если возьмешь помощников, никогда нет уверенности, что тебе попадутся порядочные люди.

Янкель стоит перед судьей. Он украл ночью с поля целый мешок репы. Но признать свою вину он не хочет:

— Ничего я не крал. Была темная, ненастная ночь, ветер просто валил меня с ног. Пришлось уцепиться за ботву — вот я и выдернул репу из земли.

— Поверим, — говорит судья. — А как репа оказалась в мешке?

Янкель:

— Это интересный вопрос!

Меерсон совершил кражу со взломом.

— Одного не понимаю, — говорит судья. — В той квартире повсюду лежали, прямо на виду, всякие ценные вещи. Отчего же вы взяли какое-то барахло, которое ничего не стоит?

— Ваша честь, — страдальчески произносит Меерсон, — я этого больше не выдержу. Мало того что жена меня из-за этого пилит — так теперь и вы начинаете!

В Одессе жил карманный вор, ловкость которого стала легендой. Однако если его называли — вполне уважительно — ганев, он обижался.

— Вы же так горды своим мастерством! — недоумевали люди. — Почему вы против, чтобы вас называли "ганев"?

— Ах, — печально говорил "маэстро", — сегодня титул "ганев" может присвоить себе любой жулик, который сует свои руки в чужие карманы. В том, чтобы так называться, сегодня нет никакой чести.

Варшавский еврей увидел в витрине парижского ювелира дамские часики, украшенные бриллиантами. Он попросил показать их ему и спросил:

— Сколько стоит?

— Пять тысяч франков.

— Вы сошли с ума? Я дам тысячу.

— Проваливайте отсюда!

— Вы думаете, я слепой? За ворованные часы тысячи более чем достаточно.

— Ворованные? Да вы как смеете!

— А вы посмотрите сами: вот тут, сзади, ясно написано: "Geneve". (Geneve — Женева по-французски. На идише geneve — краденое.)