Еврейское остроумие - Зальция Ландман

Раздосадованный Хохберг вызывает Катценштейна и спрашивает его:

— Господин Катценштейн, в газетах пишут, что ваш ресторан вы сделали кошерным. Это правда?

— Разумеется, правда, господин президент. Я как правоверный еврей не стану держать трефное заведение.

— Но среди наших клиентов есть христиане! Что вы будете делать, если кто-нибудь из них закажет ветчину?

— Не вижу никаких проблем. Если кто-нибудь закажет ветчину, я отрежу ему кусок копченой кошерной телячьей грудинки. И все в один голос будут твердить, что такой вкусной ветчины они еще в жизни не ели.

В старые патриархальные времена некий франкфуртский коммерсант ежедневно предоставлял своим служащим возможность позавтракать за его счет. Однажды (дело было в пятницу) на завтрак была говяжья колбаса; недавно принятый на службу швейцар отказался ее есть, сказав, что он католик и по пятницам не может есть мясо.

Когда ученик, который разносил завтрак, рассказал о случившемся патрону, тот пришел в ярость:

— Как, этот субъект отказывается от моего завтрака? Да я его сейчас же вышвырну, чтоб и духу его здесь не было!

— А что он сделал плохого? — скромно заметил ученик. — У нас, евреев, тоже есть запреты — не едим же мы свинину…

— Ах ты, молокосос! — вспылил патрон. — Ты что, хочешь сказать, что наши священные обычаи подобны какой-то идиотской чуши?

Родители маленького Сами перебрались в Нью-Йорк из Польши, они любят еврейскую кухню. Сами родился уже в Нью-Йорке и признает только американскую еду. То, что он не хочет хотя бы попробовать восхитительные домашние креплах, разбивает мамаше сердце. Она ведет Сами к психоаналитику, и тот говорит ей:

— Вы должны один раз приготовить креплах у мальчика на глазах — тогда он почувствует вкус к нему!

Мать берет Сами с собой на кухню. Она очень тонко раскатывает тесто, потом начинает готовить начинку: поджаривает в гусином жире мелко нарезанный лук. Сами втягивает носом аромат и облизывается. Мать кладет на сковороду с луком мелко нарубленный фарш, добавляет приправы. Фарш шкворчит, Сами глотает слюну. Мать вырезает из теста небольшие кружочки и на каждый кладет ложечку начинки. У Сами глаза чуть не вылезают на лоб. Мать соединяет края кружков, защипывает их и с триумфальным видом бросает в кипящую воду. Сами, совершенно зачарованный, смотрит в кастрюлю и вдруг вскрикивает:

— Тьфу ты! Да это же креплах!

В кафе и в пивной

За столиком играют в карты. Один из игроков не знает, с какой карты ему пойти. В нерешительности он оборачивается к болельщику-еврею, который стоит у него за спиной. Тот тычет себя пальцем в грудь. Игрок ходит с червей — и проигрывает.

— Что за дурацкие советы вы мне даете! — сердито говорит он болельщику.

— А что, — отвечает тот, — разве меня зовут Герц (сердце — червы)? Меня зовут Каро (ромб — бубны)!

В купе офицер и два еврея играют в скат. Одному из евреев очень нужно, чтобы второй пошел с пик (пики — по немецки grün, зелень). Чтобы незаметно подать ему знак, он спрашивает, как бы между прочим:

— Кстати, когда у нас Суккос? (В этот осенний праздник евреи совершают трапезу в шалашах с крышей из зеленых веток.)

Однако офицер знает кое-что о евреях — во всяком случае, больше, чем полагают его партнеры.

— В этом году, — говорит он, — Суккос начинается восьмого октября, а если вы сейчас пойдете с пик, то получите в ухо!

Теплицер, белый как мел, выходит, шатаясь, из кафе.

— Что с вами? — спрашивает его знакомый.

— Вы только представьте, — вздыхает Теплицер, — сидит рядом со мной Йошке Кац, сидит — и вдруг падает замертво: его хватил удар. А ведь легко могло бы попасть в меня!

Ицик Диамант, играя в карты, вдруг падает и умирает. Все в растерянности. Кто сообщит трагическую весть жене Ицика? Наконец доброволец нашелся: он готов пойти к Ицику домой и тактично рассказать, что случилось. Он стучит в дверь, ему открывает жена.

— Добрый день, мадам Диамант. Я иду из кафе, где так часто бывает ваш супруг.

— Ох уж мне этот бездельник! Конечно, он сидит там и играет в карты?

— Так точно, сидит и играет.

— И опять, конечно, в проигрыше?

— Да, скорее всего, так.

— И наверняка проиграл последние штаны.

— Боюсь, он проиграл очень много.

— Чтоб его, мерзавца, удар хватил!

— Мадам, Бог услышал ваши слова: уже!

Варианты.

1

— Здесь живет вдова Диамант?

— Ну, я Диамант, но я не вдова!

— Хотите пари?

2

— Он опять проигрался? Чтоб его кондрашка хватила! Пусть домой не является!

— Как прикажете. Тогда мы несем тело прямо на кладбище.

За карточным столом. Кон объявляет большой шлем — и в следующий момент падает на пол: его хватил удар. Все молчат, онемев от ужаса.

Тут встает Леви, подбирает карты Кона, рассыпавшиеся по полу, и говорит:

— Все-таки интересно, с какими это картами усопший объявил большой шлем?

— У моего зятя есть большой недостаток: он не умеет играть в карты.

— Разве это недостаток?

— Еще какой! Дело в том, что он все-таки играет.

Жена, вне себя:

— Ты проиграл костюм и часы!

Муж, примирительным тоном:

— Ты даже не знаешь, какую выгодную сделку я совершил. Много ли они стоят вместе? Самое большее — восемьдесят рублей. А знаешь, какой карточный долг у меня был? Целых двести!

Блюменберг промотал в игорном доме все свое состояние. Лежа на смертном одре, окруженный сыновьями, он произносит:

— Поклянитесь, что никогда не возьмете в руки карты! И особенно будете избегать баккара.

— Обещаем, отец!

Блюменберг, после долгого молчания:

— Но уж если сядете играть, постарайтесь сорвать банк!

Леви сидит в кафе и играет с приятелем в карты. Дело идет к проигрышу; Леви сердито вскакивает и кричит:

— И чего я тут с тобой играю! Не понимаю, как это мне не стыдно играть с человеком, которому не стыдно играть в карты с кем-то, кто играет в карты с таким, как он!

Два шахматиста в кафе.

— Мориц, а на что мы играем?

— Я бы сказал: просто на честь.

— А если я выиграю, что мне с твоей честью делать?

Блох и Рот в кафе играют в карты. Блох, проиграв, говорит:

— Я забыл деньги дома, отдам завтра.

— Это нечестно, — возмущается Рот, — играть в карты без денег! Чем мне теперь расплачиваться за свой кофе?

— Леви, как это так: в картах тебе всегда везет, а на скачках ты всегда проигрываешь?

— Не могу же я подтасовывать лошадей!

Кон сидит за картами в кафе. Официант:

— Господин Кон, ваша жена просит позвать вас к телефону!

— Просит позвать? Это не моя жена.

Кон сидит за картами. Вдруг, взволнованный, приходит Грюн и говорит:

— Ты тут спокойно играешь в карты, а твоя жена в это время изменяет тебе с твоим лучшим другом!

— Поиграй за меня, — просит его Кон, — пока я не вернусь. Пойду посмотрю, что там делается.

Спустя некоторое время он возвращается, просит Грюна освободить его место и объясняет партнерам:

— Этот Грюн — осел! Там был совсем чужой человек.

Вариант.

Кон, услышав сообщение, остается сидеть за столом.

— Спешить некуда, — говорит Кон. — Насколько я его знаю, он там еще два часа пробудет.

— В этом кофе, — заявляет Кон, — есть одно преимущество, один недостаток и одна загадка. Преимущество: в нем нет цикория. Недостаток: в нем нет кофе. Загадка: почему тогда он черный?

Гершль, сидя в кафе, выпивает множество стаканов воды и сжигает огромное количество спичек. Потом он подзывает официанта и говорит:

— Посмотрите, чтобы мое место никто не занял. Я сбегаю домой, выпью чашку кофе.

Два конкурента, которые друг друга ненавидят, в переполненном кафе вынуждены сесть за один столик. Они сидят, старательно не глядя друг на друга, и тут к столику, собирая плату, подходит музыкант. Один из коммерсантов кладет в кружку несколько монет. Второй кивает в его сторону и говорит:

— Мы вместе.

Авром приходит в корчму, заказывает рюмку за рюмкой — и каждый раз осеняет себя крестным знамением.

— Ты зачем это делаешь? Ты же еврей! — говорит ему кто-то.

— Затем и делаю, — отвечает Авром, — чтобы не навредить репутации моих единоверцев. Пускай никто не говорит, что видел еврея, который посреди дня хлестал водку!