Холод южных морей - Юрий Шестера

— Есть лечь на курс норд-ост! — радостно повторил приказ капитана вахтенный лейтенант Демидов.

— А мы, Иван Иванович, пойдем, пожалуй, с Андреем Петровичем отсыпаться, — “прозрачно” намекнул старшему офицеру Фаддей Фаддеевич на необходимость тому остаться на мостике.

— А как же мадера, Фаддей? — шепнул Андрей Петрович, спустившись с ним по трапу.

— Это само собой, Андрюша! — расслабленно рассмеялся тот с сознанием человека, честно выполнившего свою нелегкую работу и имеющего теперь полное право отдохнуть в обществе своего верного друга.

Шлюпы по-прежнему шли на северо-восток в малоисследованные районы Тихого океана. При этом Беллинсгаузен выбирал их курс таким образом, чтобы не повторить пути, которыми проходили известные мореплаватели. На салингах всех трех мачт находились наблюдатели, денно и нощно тщательно осматривающие горизонт во всех направлениях в ожидании появления неведомых доселе берегов. Их не надо было подгонять. Ведь они прекрасно знали, что тому, кто первым из них увидит долгожданную землю, обещано солидное вознаграждение. Однако день шел за днем, но никаких земель и даже признаков их нахождения не наблюдалось.

— Прошли уже более тысячи миль и не обнаружили ни одного даже самого захудалого островка, — жаловался Фаддей Фаддеевич во время одной из бесед с Андреем Петровичем в адмиральской каюте.

— Чудак ты, Фаддей, ей-богу, чудак! — улыбался тот, понимая нетерпение друга. — Вспомни-ка, сколько островов мы встретили за время плавания с Крузенштерном от мыса Горн до Нукагивы? Ни одного! А ведь прошли тогда не менее восьми тысяч миль…

— Так мы же тогда шли уже проторенным путем, а сейчас-то идем нехоженым, — укоризненно возразил Фаддей Фаддеевич.

— Следуя твоей логике, если бы тот путь был не известен, то острова, как грибы в урожайный сезон, должны были бы появляться чуть ли не через каждые сто миль, — скептически усмехнулся Андрей Петрович.

— Тоже мне логик! Как всегда, наплюешь в душу и радуешься…

— Терпение, мой друг, терпение. Ведь общеизвестно, что острова в Тихом океане, за редким исключением, группируются в архипелагах. Вот нащупаем такой архипелаг, а затем и будем щелкать острова, как те грибы.

— Твоими устами да мед бы пить, вещун! — буркнул раздосадованный капитан.

— Будем пить мед, обязательно будем, Фаддей! Поверь мне, — обнял друга Андрей Петрович. — Всему свое время. Потому-то этот океан и зовется Великим.

— Дай-то Бог, Андрюша, дай бог. Я как-то и не против, — рассмеялся оттаявший от мрачных дум Фаддей Фаддеевич.

И только почти через три недели после выхода из пролива Кука Беллинсгаузен повернул шлюпы на широту острова Опаро[32], открытого английским мореплавателем Ванкувером в 1791 году и названного им так, потому что островитяне часто произносили это слово.

Когда рано утром в шестнадцати милях показался остров, ветер стал заходить к востоку и не позволял приблизиться к нему. Беллинсгаузен все-таки пытался, лавируя, подойти к нему поближе, когда сигнальщики доложили, что от берега в сторону шлюпа плывут лодки с островитянами. Лодки с балансирами, как отметил Андрей Петрович, были похожи на те, которыми пользовались аборигены острова Нукагива.

Довольно быстро приблизившись, они остановились, и туземцы громко и с жаром говорили что-то, обращаясь к морякам. Беллинсгаузен показал им некоторые вещицы, маня к себе, и те тотчас решились подняться на шлюп. Фаддей Фаддеевич с важнейшими из них здоровался прикосновением носа и сделал им разные подарки.

Островитяне были в основном среднего роста, а некоторые и довольно высокие, по большей части стройны, с крепким телосложением и кудрявыми волосами. В движениях ловки и проворны. Цвет лица и тела темно-красный, черты лица приятные и не обезображены татуировкой, как это принято у многих аборигенов островов Тихого океана. Особенно обращали на себя внимание их быстро сверкающие черные глаза.

Среди них выделялся стройный юноша лет семнадцати от роду со светло-русыми волосами и голубыми глазами и цветом лица и тела, подобного жителям северной части Европы. У моряков не было никакого сомнения, что родился он от туземки и путешествующего европейца. По просьбе Андрея Петровича художник Михайлов нарисовал весьма похожий портрет этого островитянина и некоторых других.

Спустя некоторое время приехал на такой же лодке островитянин высокого роста, стройный, но плотного телосложения. Наружность его и уважение к нему прочих туземцев указывали на то, что это их вождь. Капитан пригласил его в каюту, на что тот вначале не соглашался, но затем с робостью вошел и всему удивлялся. А получив в подарок топор, зеркальце и несколько аршин выбойки, остался очень довольным.

Однако жители острова Опаро обнаружили великую склонность к воровству и старались украсть все, что им попадалось под руку. Поэтому старший офицер выставил часовых с заряженными ружьями для присмотра за ними. И не зря. Один из островитян, бывших в кают-компании, схватил спинку от стула и бросился с ней с борта прямо в воду. Когда же часовой, увидев это, прицелился в него из ружья, тот испугался и тотчас возвратил украденное.

— А ведь им хорошо знакомо огнестрельное оружие, — с удовлетворением заключил Фаддей Фаддеевич. — Видать, уже успели испытать на себе его действие за свои воровские замашки.

— То-то их вождь так боялся спуститься в каюту, — подтвердил его догадку Андрей Петрович.

— У Ивана Ивановича особый нюх на воров! — хохотнул капитан, по-дружески похлопывая старшего офицера по плечу. — Оттого-то и понаставил вокруг вооруженную охрану.

— Такая уж у меня должность, Фаддей Фаддеевич, — пояснил тот, польщенный вниманием капитана к его мерам предосторожности. — Как говорится, береженого и Бог бережет!

И как бы в подтверждение их слов островитяне дружно попрыгали за борт, когда с подходившего «Мирного» выпалили из пушки, чтобы привлечь внимание к поднятому на нем сигналу телеграфа.

Ветер стих, и к утру смогли подойти к острову уже на четыре с половиной мили. Когда же шлюпы оказались против залива, островитяне опять наведались в гости примерно на двадцати лодках. И хотя накануне Беллинсгаузен просил их привезти рыбы, свиней и кур, показывая им на этих животных, бывших на шлюпе, туземцы не исполнили его просьбы и привезли только небольшое количество раков и таро[33].

— Вот скупердяи! — возмутился капитан. — Хотят все получить за так, а то и просто своровать.

Тем не менее одарил их разными безделицами: сережками, зеркальцами, огнивами, ножами и прочим. Получив подарки, гости не сходили со шлюпа по ступенькам трапа, а бросались прямо в воду и потом уже влезали на свои лодки. А так как шлюпы находились близко друг от друга, то они переезжали с одного на другой, протягивая руки то Беллинсгаузену, то Лазареву и знаками объясняли им, что еще ничего, мол, не получили.