Холод южных морей - Юрий Шестера

— Замечательно звучит, Фаддей Фаддеевич! — просиял лейтенант, уже готовый простить капитана за его окрик к глубокоуважаемому им Андрею Петровичу.

Когда же Фаддей Фаддеевич глянул на друга, тот молча отвел глаза в сторону. «Предстоит тяжелый разговор…» — понял он, и у него засосало под ложечкой.

Поднявшемуся на шлюп капитану старший офицер, внимательно наблюдавший за всем, что происходило у берега острова, доложил, что, когда ялик ушел далеко от берега, там появилась лодка из двух корпусов, соединенных между собой, с островитянами, которые, похоже, что-то искали в воде, а затем довольно быстро вернулись обратно.

— Сейчас они находятся в большом недоумении, не обнаружив следов ожогов на теле баклана, которого подстрелил с большого расстояния Андрей Петрович и которого они то ли искали, то ли ловили у берега. И еще долго будут ломать головы над тем, чем же это бледнолицые пришельцы смогли поразить птицу на столь большом расстоянии, — усмехнулся Фаддей Фаддеевич и стал рассказывать ему и подошедшим офицерам о событиях, произошедших у берега, с грустью наблюдая, как его друг сразу же, не задерживаясь на палубе, ушел в свою каюту.

— Разреши, Андрюша, нарушить твое одиночество? — промолвил Фаддей Фаддеевич, входя в каюту.

— Что же это такое вдруг с тобой приключилось? — подозрительно спросил тот, аккуратно откладывая в сторону гусиное перо и протирая его специально предназначенной для этого тряпочкой от остатков чернил на его косо срезанном конце. — Раньше ты просто вваливался в каюту, пренебрегая какими-либо знаками уважения к ее хозяину. Никак совесть проснулась в исполнительном чиновнике?

— Причем тут чиновник?! — обиделся Фаддей Фаддеевич. — Ты же не хуже меня знаешь содержание инструкций как морского министра, так и государя императора по обращению с местным населением открываемых нами земель.

— Знаю, конечно. Но любая инструкция — не догма, а руководство к действию. Общий подход, так сказать, пожелание и не более того. Ты же прекрасно понимаешь, что окончательное решение принимается на месте в зависимости от сложившейся обстановки. И уже сам, кстати, дважды действовал вопреки рекомендациям, меняя курс вначале на Порт-Жаксон в Новой Голландии вместо Аукландских островов, а затем на пролив Кука вместо обхода Новой Зеландии с севера, — глянул он на потупившегося друга и жестко продолжил:

— Конечно, надо стараться мирным путем разрешать возникающие с туземцами конфликты. И тут нет вопросов. Но когда дело доходит до прямых оскорблений представителей народа, который мы здесь представляем, когда им откровенно плюют в душу, то необходимо любыми мерами пресекать их проявление, вплоть до крайних. Это же аксиома. И любой руководитель, не принимающий этих мер, является или слюнтяем, или тупоголовым исполнителем, но в любом случае не достоин уважения, — жестко обосновывал Андрей Петрович свою позицию.

Фаддей Фаддеевич молча слушал друга, опустив голову и не глядя ему в глаза. Он понимал, что тот прав, обвиняя его не только в бездействии, но и в пресечении каких-либо попыток его подчиненных наказать обнаглевших туземцев. Однако не знал, как ему выйти из создавшегося щекотливого положения, в которое попал по своей же вине. Оставалось надеяться только на светлый ум друга и его опытность в этих делах.

— Вскоре нам снова предстоит идти в высокие южные широты, требующие самоотдачи от каждого члена команды, — продолжал Андрей Петрович. — Но они остались без авторитетного командира, которым ты был для них до сих пор. Конечно, и матросы, и офицеры будут беспрекословно выполнять твои приказы, как это сделал и я на ялике, но духа товарищества, объединяющего людей, делающих одно общее дело, уже не будет. И это, к сожалению, станет большим препятствием в успешном выполнении нашей миссии.

— Давай, добивай, бей лежачего!.. — потухшим голосом произнес Фаддей Фаддеевич. — Но что же все-таки делать, Андрюша?!

Андрей Петрович с сожалением смотрел на друга, которого всегда, за редкими исключениями, привык видеть уверенным в себе, знающим, что и как надо делать. Он понимал, что надо выручать Фаддея, попавшего в дурацкое положение по свой собственной глупости, но в ушах все еще звучал его грубый окрик, унижающий его человеческое достоинство в присутствии людей, уважающих его, Андрея Петровича, и как человека, и как авторитетного ученого.

— Честно говоря, не знаю, Фаддей. Знаю только одно — сейчас и в кают-компании, и в кубрике горячо обсуждают инцидент, возникший у берега острова, и, как мне кажется, большинство осуждают твое бездействие. Это факт, от которого не уйти. Ты, таким образом, потерял свою роль морального лидера.

Фаддей Фаддеевич встал и подошел к окну, словно ища в нем ответа на свой вопрос, так и оставшийся без ответа.

— Я вижу только одну возможность восстановить твой непререкаемый авторитет, — в раздумье произнес Андрей Петрович, глядя невидящим взглядом в пространство перед собой.

— Какую? — резко повернулся к нему капитан.

— Признать свою ошибку. Но для этого требуется мужество. Я знаю, что это очень трудно для тебя, почти невозможно. Но это необходимо сделать. И не перед всей командой, что совершенно ни к чему, а перед офицерами в кают-компании. Этого будет вполне достаточно, так как матросский «телеграф» моментально разнесет эту сногсшибательную весть по шлюпу.

Андрей Петрович почти физически чувствовал, как Фаддей Фаддеевич мучительно взвешивал и предложенный вариант, и свои внутренние возможности по его выполнению.

— И публично извиниться перед тобой, — наконец добавил он сдавленным голосом, — ибо сейчас ты стал их моральным лидером.

И с набежавшими на глаза слезами быстро вышел из каюты.

Перед ужином после прихода старшего офицера в кают-компанию, когда всем опоздавшим по неписаным флотским законам категорически возбранялся вход в нее, и все уже по-хозяйски расселись по своим местам, неожиданно открылась входная дверь. Капитан-лейтенант недовольно обернулся и прямо-таки обомлел, увидев входящего капитана.

— Господа офицеры! — подал он команду, по которой все вскочили, приняв положение «смирно».

«К чему бы это? — тревожно соображал старший офицер. — Да к тому же еще и один, без Андрея Петровича, как было всегда».

Капитан 2-го ранга обвел долгим взглядом присутствующих, как бы оценивая по выражению глаз, устремленных на него, их настроение.

— Господа офицеры! — теперь подал команду уже он, разрешающую всем садиться. — Иван Иванович, вы не будете возражать, если я займу ваше место во главе стола?