В поисках прошлогоднего снега - Светлана Мосова

получить не успела: какой-то расторопный испанец снял ее прямо с подиума, прикрыл наготу и утащил в Испанию. Она вырывалась: а шуба?!!

– Какая шуба, дорогая, зачем тебе в Испании шуба – там жарко!..

И это была правда: в Испании было жарко даже в собственной наготе. Но к услугам сеньоры де Гальего были два бассейна, тенистые пальмы и целый океан под боком (роскошным боком!). И теперь сеньора, расположившись в уютном кресле под сенью орхидей, охотно позировала заезжим московским художникам и рассказывала им одну и ту же захватывающую историю – про шубу. А других историй она по младости лет не нажила. И вообще ничего не нажила. Кроме шубы. Которую так и не получила. И чем дальше, тем больше эта шуба обрастала подробностями, переживаниями, слезами Ярославны и бесчисленными узорами снежинок, так щедро выпадающими на бедные и богатые шубы москвичек в январе…

Художники терпеливо выслушивали эту историю по десятому кругу, между собой называя ее Акакием Акакиевичем, но гостеприимство и щедрые гонорары обязывали. Сеньор же Хосе де Гальего, купивший жене уже не одно песцовое манто, надорвался слушать эту историю и ему не раз уже хотелось, поддав ногой, отправить сеньору за этой шубой восвояси.

Потом остывал, конечно.

А время шло. Приезжали другие гости, вторые, третьи – и всех их ждал гостеприимный дом сеньоры де Гальего, роскошный отдых близ океана, бассейны, пальмы и, конечно, этот бесконечный рассказ об утраченной шубе, которому все тактично внимали, понимая, что это не просто шуба – а шуба, за которой стояла Москва, дивные морозы, молодость, жизнь…

Черничное варенье

Когда от одной женщины ушел муж (огретый любовью к другой женщине), она взяла детей, три корзины и поехала в лес. И там собирала чернику – собирала, собирала, собирала. Без остановки.

А потом варила варенье. Варила, варила, варила. День и ночь. Не имея мочи остановиться.

…С тех пор кошмар человеческого страдания мне видится именно таким: море ягод, и эта женщина варит варенье…

Через четыре дня муж вернулся. И варенье сгодилось.

И они его ели, ели, ели, ели…

Принцесса Фе

Помнится, кто-то заметил однажды: а с чего это, собственно, у Фелиции такой гонор?! Кто ей сказал, кто обманул, что она принцесса?! Принцесса Ди!..

Но кто-то уточнил: принцесса Фе!

Так и приклеилось. Намертво. И не только потому, что это был первый слог ее имени, но и потому, что прозвище шло ей необычайно: эт-та надменность, это брезгливое выражение лица!.. Словно Фелиция выражала человечеству свое «фе»: оно было у Фелиции на плохом счету.

Принцесса Фе была зла и мечтательна. Всю жизнь она гонялась за жар-птицей, хотя под боком всегда был муж Синицын, но Фелиция мечтала о журавле. А Синицын… ну, что Синицын…

Как-то раз по телевизору шел мультик про золотую рыбку – «Старик не осмелился перечить, не дерзнул поперек слово молвить…».

– Ну и дурак! – с вызовом сказала Фелиция.

– Почему дурак? – обиделся Синицын. – Просто интеллигентный человек.

Синицын был инженер, и этим все сказано. Просто интеллигентный человек. Не пошикуешь. А Фелиция была офтальмологом, глядела людям в глаза и повидала за жизнь очень много глазных яблок.

…Журавль прилетел за Фелицией из северных скандинавских стран – долговязый, длинноногий, с синими глазными яблоками – не Журавль, а синяя птица счастья. Одно яблоко в полете Журавль повредил и упал к Фелиции прямо в кресло, это была удача, и Фелиция поймала ее за хвост (за яблоко). Прощай, Синицын! И Фелиция разжала руки: Синицын вывалился из гнезда и упал на землю плашмя. Нет, выжил, но осиротел. И плача смотрел в небо, где летели Журавль и принцесса Фе.

Журавль был аландец. Владелец острова. Остров! Сказка. Ну чем не принцесса?

Остров, правда, был величиной с гулькин нос, с дачный участок, но и грамм золота – тоже ведь золото.

И благодарная за остров принцесса Фе приготовила Журавлю настоящие русские щи – с мясом, приправами, как полагается.

Журавль был тронут до слез, склевал с аппетитом. Вытер клюв, галантно поцеловал принцессе руку и… попросил этого больше никогда не делать: дорого.

Фелиция обалдела – и больше никогда этого не делала (а оно ей надо?!).

В свою очередь, Журавль подарил принцессе кольцо – с мушкой в янтарной смоле, а это, как известно, особый шик. Но вид этого замурованного страдания, этой заживо погребенной твари привел Фелицию в ужас – и она наотрез отказалась носить подарок.

Журавль обиделся – и больше никогда ничего ей не дарил (а оно ему надо?!).

Ах, Аландские острова!..

А что острова-то?! Одна каменюка и будка на ней. И таких каменюк вокруг – как гороху!.. И на каждой сидит аландец. Со своею будкой. И о чем-то думает. Вещь в себе.

В общем, долго ли, коротко, но принцессу Фе стали манить дали – города, страны, кругосветные путешествия!..

– Очень дорого, – отвечал Журавль.

Журавль тоже не желал тягать золотую рыбку. Он ел пластмассовые сосиски, запивал синтетическим молоком, перебирал снасти и был вполне счастлив. А время-то шло. Еще немного, думала Фелиция, и про нее тоже можно будет рассказывать сказку: жил старик со своею старухой у самого синего моря…

И Фелиция стала выражать Журавлю свое «фе», но Журавль был невозмутим, как море в ясную погоду, и Фелиция перешла к скандалам и попрекам, чувствуя, что она катастрофически приближается к образу сварливой старухи – ну просто вплотную. И к плохому концу: к разбитому корыту. Потому что мы все по опыту знаем: алые паруса – это в перспективе разбитые корыта.

А алые паруса, кстати, проплывали мимо, принимая Фелицию за прекрасное видение, за мираж.

Но Фелиция была не мираж, Фелиция была живая, настоящая, но замурованная среди камней, как та муха в янтаре. Кто спасет принцессу?

Пушки с пристани палят – кораблю пристать велят.

И с очередным кораблем Фелиция покинула остров: прощай, Журавль. Сам виноват. Скупердяй несчастный.

…А в Швеции принцессе Фе весьма приглянулись замки. Остров Готланд и остров Гетеборг тоже запали в душу, а вот шведского мужа Фелиция плохо запомнила – очень скоро его заменил житель славного города Осло, ну так получилось.

Москва – москвич, Ленинград – ленинградец, а как будет зваться житель города Осло? И Фелиция ответила: не Копенгаген. И все смеялись.

…А жители Копенгагена уважали порядок и чтили закон – в общем, вели прескучную жизнь порядочных людей. И Фелиции даже казалось порой, что она уже Там, среди праведников. А туда ли она залетела? Со своими грехами?