Веревка из песка - Анатолий Яковлевич Степанов

Тихо приоткрылась и закрылась дверь. Ольга Горелова покинула зал.

ФИЛИПП. Страха? Почему страха?

На этой реплике вышел и присматривавший за Ольгой Сырцов.

Он догнал ее уже на улице, пошел рядом. Ольга глянула на него мокрыми глазами, слезно высморкалась в платочек и сказала жалобно:

— Дурак! Дурак! Сумасшедший дурак! Господи, какой он дурак!

— Он — это, слава богу, уже не я, — миролюбиво заметил Сырцов. — Димка, что ли?

— А кто же еще?! И все видели, что он говорил эти слова мне, все!

— Я думаю, каждая вторая в зале приняла слова о знатных дамах на свой счет. Но, в общем-то, немного виноват перед вами я, Оля. Я пока ничего не рассказал Димке о вашей роли во всей этой истории.

— Но почему? Вы же обещали!

— На то есть причины.

Ольга уже малость успокоилась. Съязвила даже:

— Хотели, чтобы, глядя на меня, наш артист свой гневный монолог о продвинутых метелках зарядил на полную катушку?

Он за локоток развернул ее к себе, заглянул в глаза.

— Оклемалась, надо полагать, раз на молодежную феню перешла.

— Зачем вы это сделали?

— Узнав обо всем, Димка стал бы непредсказуем. А нашему делу могли сильно помешать ваши пылкие, а потому неосторожные встречи.

— Вы так уверены, что эти встречи состоялись бы?

— Абсолютно. Я же знаю Димку.

— Но не знаете меня.

— Узнаю помаленьку. Так вот, я даю тебе слово, что сразу после спектакля все расскажу Диме.

— Не суетитесь, Эркюль Пуаро. Наш договор остается в силе.

— Вот и ладушки, — расцвел Сырцов. — Тогда пошли спектакль досматривать?

— Не пойду, — решительно заявила Ольга. — Пусть сытые телки любуются на Буридана и распускают вожделенные слюни без меня.

* * *

Тем же вечером в кабине знакомого кафе встретились трое: Сырцов, Дмитрий и его брат Федор. Служебно выпивали и серьезно беседовали. Сырцов откинулся на спинку стула и с удовлетворением отметил:

— Тамбов — это замечательно.

— Чего там замечательного? — удивился Федор. — Город как город.

— Замечательно, что ты его хорошо знаешь. А еще замечательней, что, по моим сведениям, у команды, с которой мы теперь играем, концов в этом городе нету. Так что косить под тамбовского, Федя, тебе можно без опаски. Наезжай на азера на полную блатную железку. Чем наглее, тем лучше. — И Диме: — Ты с ним хоть малость феню репетировал?

— Репетировал, репетировал, — успокоил его Дима. — Да и репетировать особо не надо было: Федька молодняком в Ярославле в приблатненных ходил.

— Ай-ай-ай, Федя! — шутливо укорил Сырцов. Шутить изволили и не заметили, как рядом с их кабиной остановилась Ольга. Она стояла, рассматривала их и молчала. И только когда они заметили ее, спросила:

— Вы Федор? Здравствуйте, — и протянула ему руку. Федор встал, схватил ее руку, примерился было поцеловать, но застеснялся, просто потряс.

— Здравствуйте, здравствуйте! Вы Ольга, да?

— Ольга, — подтвердила она, села на четвертый стул и, холодно Диме: — Здравствуй.

Понятливый Федя, с одного взгляда просекший нелады, быстренько отыскал тему, на которую можно говорить до бесконечности:

— Знаете, Ольга, я вокруг вашей «хонды», как медведь вокруг бочки с медом, ходил! Вот — байк так байк! Давно он у вас?

— Второй год, — кратко ответила Ольга. Разговор не желал развиваться.

Тогда Сырцов строго предложил:

— Федя, отойдем к стойке, у меня к тебе пара секретных вопросов имеется. Заодно и по стаканчику пропустим, нам, немолодым, можно, — и направился к Арсенчику, Федор — за ним. Уселись на высокие табуретки.

— Какие вопросы-то? — спросил Федор.

— Вопрос первый. Ты не видишь разве, что там любовь?

— Ну, — тупо подтвердил Федор.

— Вопрос второй. А какого худенького нам им мешать?

— И то верно, — обрадовался Федор. — Граммчиков по сто за их счастье, а?

— Арсен! — позвал Сырцов. Арсен — тут как тут. — Желаем выпить за счастье!

— За чье, Георгий Петрович? — включился в игру Арсен.

— За чье, за чье! Обязательно за чье! За всеобщее, мой аварский друг!

Они принимали уже по второй, когда к уху Сырцова склонился Дима.

— Я Ольгу провожу, Жора.

— Валяй, — согласился Сырцов. — Но чтобы к завтрашнему вечеру — в полной форме.

— Обижаешь, шеф, — Дима был весел и раскрепощен. — И тебе, братик, в общагу пора, в койку. Ты же полночи за рулем.

— Младшенький, а какой строгий! — делано испугался Федор.

— Пойдем, пойдем, мы тебя до метро проводим, — командовал Дима.

Они втроем вышли в дождь. Федор сморщил нос, на который упала крупная капля с крыши, и солидно сообщил:

— Начинать в дождь — хорошая примета. К удаче.

— Типун тебе на язык! — рявкнул суеверный, как все актеры, младший брат. — Один дорогу к общаге отыщешь?

— Нам, тамбовским, это как до лампады! — бойко ответил уже входивший в роль Федор.

— Тогда с Богом! — благословил его Дима. Федор поднял воротник соответствующего оранжевого пиджака и, перед тем как завернуть за угол, обернулся, чтобы улыбнуться молодым.

Ольга и Дима, не желая уступать дождю, медленно шли переулками. Она двумя руками взяла его под руку и виском прижалась к мощному плечу.

— Дождь, как тогда… — почти шепотом вспомнила она.

— Тогда — это когда? — с подозрением спросил он.

— Когда я в первый раз увидела, как ты скульптуру играл.

— Далась вам эта скульптура! То Захар, то ты… — И вдруг он спохватился: — В первый? Ты что, еще раз меня в этом разрисованном скафандре видела?

— И раз, и два. Тайно, — призналась она и тихо рассмеялась.

— Может, еще разок сходишь? Там теперь манекен. Захар говорит: вылитый я.

— А зачем мне манекен? Мне нужен ты.

Они замедлили шаги и нежно поцеловались. Уже подходили к ее подъезду. Встали под козырек. Дима спросил:

— Начальство дома?

— Олды-то? А где им быть? — она погладила его по щеке и добавила: — И байк в дальней конюшне. Ничего у нас сегодня не получится, Дима.

— Да и нельзя нам… — постарался утешить себя и ее Дима. Она поднялась на две подъездные ступеньки так, чтобы быть лицом к лицу, ухватила его за уши и наотмашь поцеловала. За уши чуть отодвинула его голову — видеть глаза — и решила яростно:

— Можно, Дима, можно! Нам с тобой теперь все можно, — ласково, мягким толчком в грудь отодвинула его и приказала: — Все. Иди. Может, и Федора сумеешь догнать.

…Сырцов допил остатки, сполз с астенического стульчика и двинул к дальней угловой кабине. Там, почти невидимые из зала, сидели Володя и Анюта. К ним и подсел детектив Сырцов. Вздохнул жалостно и понял:

— Ох, и сырые вы, ребятишки! Но, к сожалению, у меня другого выхода нет, уж больно приметные своей характерной направленностью портреты моих платных. — И с горестной