Сезон огненных дождей - Олег Шовкуненко

Спортивная форма оказалась на два размера больше, чем носил Марк, и слегка попахивала потом. Но выбирать не приходилось, придется изображать этакого немытого, небритого рэпера. Зато с кроссовками был полный порядок. Громила уродился с маленькими ногами. Сорок третий размер, точь-в-точь как у Грабовского.

Одетый по последней спортивной моде американской армии корсиканец выскочил в коридор. Свои космические ботинки вместе с пустым рюкзаком он запихнул в вентиляционную трубу. Вряд ли владелец спортивной формы станет поднимать шум из-за пропажи. Скорее всего, втихаря поспрашивает у коллег и, не добившись вразумительного ответа, затаит злобу на всех них. Так что с этой стороны проблем ждать не приходилось, с этой стороны все шито-крыто. Насчет пропавшего пилотского комбинезона корсиканец также не особо волновался. Униформа теперь была безликой. Разведчик ведь предусмотрительно содрал с нее все идентифицирующие нашивки. Поди догадайся, что за придурок решил простирнуть в казенной машине свои личные вещи.

Двигался «головорез» легкой трусцой. Ему следовало спешить, и облик заядлого физкультурника, который не знает покоя с самого утра, как нельзя лучше этому способствовал. О том, что наступило утро, Марк понял по открывающимся кафе и первым сонным посетителям, потянувшемся туда за чашкой традиционного утреннего кофе. Кофе! Боже, как обалденно пахнет кофе! Желудок Грабовского съежился, превращаясь в черную дыру. Он не ел почти сутки, а уж что такое кофе, «головорезам» пришлось забыть давным-давно. Как будто повинуясь магическому заклинанию, ноги сами свернули к одному из заведений общественного питания.

Это было не совсем кафе, скорее бар. Причем, судя по наспех вытертым столам и обилию окурков на полу, заведение работало круглосуточно. Это как раз то, что нужно! У Грабовского не было денег, и он надеялся воспользоваться уловкой, которую когда-то поведал ему… Кто же поведал? Кто-то из солдат. Марк напряг память, и улыбающаяся раскрасневшаяся от хохота рожа Яна Микульского мигом всплыла перед его мысленным взором.

Рецепт хитрого поляка оказался донельзя прост. Находишь в баре какого-нибудь подвыпившего лоха, навязываешь ему свою горячую сердечную дружбу, и в конце он из братских побуждений оплачивает весь банкет. С выпивкой вроде как все понятно, но вот где найти простака, который пожелает оплатить завтрак? Несмотря на сложность этой задачи, Грабовский все же переступил порог модуля номер двести тридцать семь, на котором тускло светилась красная надпись «Калигула».

Почему именно «Калигула», понять было сложно. То ли основатель заведения склонялся перед гением великого Юлия Цезаря, то ли восхищался распутной жизнью патрициев в одноименном кинофильме Тинто Брасса. Судя по смелому наряду и выпадавшему из глубокого выреза бюсту толстой барменши, верным казался второй вариант.

– Чего заказывать будешь, спортсмен? – поинтересовалась пышнотелая красотка.

– Кофе. Просто черный кофе. И сделай, пожалуйста, маленькую чашку, а не эту вашу любимую извечную безразмерную бадью.

– Итальяшка, что ли? – Барменша сразу усекла как легкий акцент, так и пристрастия клиента.

– Француз.

Грабовский не стал лгать, у этой дамочки слух был дай боже. Ей не за стойкой стоять, ей в спецслужбе работать. От этой мысли разведчик сразу напрягся. А вдруг так оно и есть? Одно другому не помеха.

– О! – женщина широко открыла глаза. – Нечасто мне доводилось встречаться с французами. – По ставшему слегка игривым тону стало понятно, что легенды о страстных мужчинах с берегов Сены и Луары по-прежнему в ходу.

– Две недели назад перевели на С-4, так что теперь будем видеться часто.

Одним выстрелом разведчик метил в двух зайцев. Во-первых, объяснил свое появление в этих краях, во-вторых, оставил пышной даме надежду. На что надежду? Да на многое. На то, что она обзавелась новым клиентом, на то, что с горячим южанином будет приятно пофлиртовать, а со временем флирт может перерасти во что-то более любопытное. Да мало ли еще на что!

– Ты чего в спортивном костюме? – Барменша поставила на стойку перед Грабовским чашечку дымящегося кофе.

– Бегаю. Привык, знаешь ли. – Марк втянул горьковатый аромат и закрыл глаза от удовольствия.

– Нашел место, – фыркнула женщина. – На нашем уровне серьезные учреждения. К примеру, тот же штаб летунов.

– Так рано же. Еще нет никого. – Лейтенант заметил небольшие электронные часы, висевшие за спиной у толстухи. Цифры на них только-только отщелкали пять пятнадцать.

– Рано или поздно, нет никакой разницы. Не положено. Охрана увидит, получишь на орехи.

Словно услышав слова барменши, за стеклянной стеной появился патрульный полицейский робот. Он медленно полз по пустынному вестибюлю, то и дело постреливая по сторонам объективами своих кинокамер. Обнаружив машину, Марк поспешил повернуться к ней спиной. Благо, предупреждение женщины как нельзя лучше сочеталось с таким его поступком.

– Учту.

Марк благодарно кивнул, отхлебнул кофе и якобы для поддержания разговора обвел взглядом замызганное помещение. С видом знатока «головорез» заметил:

– А у вас тут уютно. И клиенты имеются, даже несмотря на столь ранний час.

Под клиентами Грабовский имел в виду долговязого штатского, который без тени эмоций на лице, чисто автоматически пережевывал освобожденный от фольги бутерброд, и небритого мужика в засаленном сером с красными вставками комбинезоне, уткнувшего лицо в сложенные на столе руки. Перед работягой стояла основательно опорожненная бутылка дешевого виски.

– Да уж, клиенты! – раздраженно фыркнула барменша. – Худой – это инженеришка-электронщик. Бутерброды всегда из дому таскает. Закажет одну-единственную чашку кофе и потом хрустит тут оберткой целый час. А Герман… – женщина указала взглядом на рабочего, – он как придет с ночного дежурства… всегда одно и то же. Упивается в стельку этой дешевкой. Я и пойло это держу только для него, больше никто такую дрянь не употребляет.

Словно почувствовав, что говорят именно о нем, рабочий зашевелился и поднял свою едва держащуюся голову. Ему было под шестьдесят. Густые седые брови, нос картошкой. Дряблая, изъеденная красными пятнами шелушащаяся кожа могла свидетельствовать о какой-то болезни, а могла быть следствием систематического воздействия вредных химических веществ. На тонких губах и тяжелом подбородке блестели капли пролитого виски.

В целом Герман производил впечатление усталого, несчастного, опустившегося человека. При взгляде на него у Грабовского как-то сразу отпало желание ломать комедию. Может, лучше извиниться, сказать, что оставил бумажник в форме, пообещать, что занесет деньги завтра, и быстренько уйти? Однако что-то удержало разведчика. Какая-то мелочь, какая-то фраза… Точно, барменша ведь сказала: «Он, как придет с ночного дежурства… всегда одно и то же». Интересно, что за дежурство такое, после которого человек упивается до бессознательного состояния? Чувствуя, что он набрел на что-то интересное, Марк бросился к старому рабочему.

– Герман, приятель, неужели это ты? – На ходу разведчик обернулся к удивленной барменше и бросил через плечо: – Лет этак пять назад мы работали вместе, еще до того, как меня зашвырнули на этот проклятущий звездолет.

В глазах женщины удивление моментально сменилось пониманием, а затем и уважением. Грабовский из странного незнакомца сразу превратился в заслуженного ветерана этого удивительного космического города. Марк сразу заметил эту перемену, и она его порадовала. Теперь бы точно так же порадовался этот пьянчуга Герман. А то вдруг, чего доброго, начнет открещиваться от своего старого друга. Правда, на сей счет у Грабовского все же была некоторая уверенность. Не может американец проглотить две трети бутылки сорокаградусного пойла и остаться в здравом уме и памяти. Русский, к примеру, Рутов, смог бы, а вот янки… чахлые они все. Гонору много, а пить не умеют.

– Иди сюда, посиди со старым другом! – Герман вдруг призывно помахал рукой. Правда, из-за нарушенной координации эти движения больше походили на жестикуляцию большой волосатой гориллы в тот самый момент, когда она скалит желтые зубы и отчаянно колотит себя в грудь.

– Иду-иду, пьянчуга ты старый! – Марк ловко маневрировал в лабиринте беспорядочно расставленных стульев. – Надо же, такая встреча!

Добравшись до столика, за которым колыхалась фигура Германа, корсиканец плюхнулся на соседний стул и по-братски обнял приятеля за плечи.

В первый миг Грабовский опешил, затем к его горлу подкатила тошнота, и лишь третьим в очереди пришел страх. От Германа пахло мертвечиной. Да, конечно, букет дополнял запах какого-то моющего или дезинфицирующего средства, что-то типа лаванды. Но только того, кто побывал на Агаве, этот синтетический цветочный аромат не обманет, не проведет. Смрад разложившейся плоти Марк теперь учует за километр, пусть он даже будет припудрен и замазан десятками других сладких и приятных запахов.