Берлинское кольцо - Эдуард Арбенов

Искать ответа в номере бесполезно. Осторожный, собранный, взвешивающий каждый свой шаг Хаит не допустит промаха. В этом Берг убеждается еще раз, здесь в гостинице.

Прошло всего лишь двадцать минут. Уйти просто так, ничего, абсолютно ничего не добыв, глупо. Досада уже вселилась в Берга и гложет его. Сердит! Он прохаживается по комнате осторожной, мягкой походкой, шаги тонут в ворсе коврика, прохаживается и думает. Мысль возвращается к первоначальному, самому простому и элементарному, от которого обычно рождается сложное и запутанное. Берг рассуждает: если человек действует, а Хаит действует, то этому процессу сопутствует множество побочных элементов движения. Вначале они кажутся случайными, даже далекими от главного. Но они объясняют, ставят какие-то вехи. Вехи ведут к различным узлам и загадкам. Загадки, решенные, конечно, открывают более ясный и точный путь к главному…

Прохаживаясь мимо столика, Берг раз и другой глянул на журналы. Журналы с фотографиями солдат на обложках. Вот они идут в атаку… Вот они поджигают какой-то дом… Вот ловят…

Кого ловят? Берг остановился, взял в руки журнал, всмотрелся в обложку. По вспаханному полю в сторону рощи бежит парашютист. Лицо его искажено усталостью — смертельно трудно бежать с ранцем за плечами. Что в ранце, неважно, но он тяжел, лишь большой груз так сгибает человека. Парашютист, судя по облику, англичанин, хотя и одет в форму немецкого офицера. Фуражки на нем нет, уронил — она чистенькая, красивая лежит на земле, — и волосы светлыми прядями мечутся по ветру, застилают глаза. «Охота на «быков» — подписано внизу страницы. Булль — бык! — прозвище, которым наградили своих западных противников немцы. Под фотографией оно звучит нелепо, неуклюже. Несчастный, усталый, сухой, как жердь, парашютист так не похож на быка! Сейчас его можно было бы назвать зайцем, спасающимся от волков.

На следующей странице под крупным заголовком «Не верь глазам своим!» запечатлены сценки из сельской жизни: круглолицый, улыбающийся француз угощает немецких офицеров вином; миловидная девица сидит в обнимку с ефрейтором под тенью буков; одинокий старик рыхлит тяпкой землю под кустом винограда; рыбак выносит на берег корзину с рыбой, рядом с ним мальчонка в рваных закатанных до колен штанах… Текст внизу пояснял: «Франция наводнена шпионами. Все эти «мирные» люди — лазутчики врага, агенты английской и американской разведок. Их уже нет, но кто может поручиться, что другие, стоящие с вами рядом, угощающие вином, подставляющие губы для поцелуя, развлекающие песенкой, — не такие же шпионы. Немецкий солдат, будь бдителен, ты на чужой земле!»

Обычные журнальные иллюстрации того времени. На них уже не обращали внимания. Но Берг обратил. Обратил потому, что страница кем-то до него изучалась, причем весьма старательно. Вот след сигареты. Человек держал ее в правой руке и одновременно перелистывал журнал. На этой странице взгляд и рука остановились. Надолго. Человек рассматривал фотографии, читал текст. Его что-то взволновало: рука невольно склонилась и горящей стороной сигареты коснулась листа. С самого края. Вот опаленная бумага. Еще, еще… Человек не сразу заметил это, лишь запах горелого заставил оторваться от текста. Не только оторваться — ладонью он попытался стереть след. Размазал по краю пепел… Потом снова читал и снова прожег лист, но уже в другом месте — в самом низу страницы.

Что же он читал? Что так увлекло его?.. Ага, юг Франции. Там идет борьба с партизанами и вражеской агентурой. Примечательная фраза: «Коммуникации и места расквартирования немецких частей наводнены агентурой противника. За последнее время в департаменте Гар обезврежено около тридцати лазутчиков…» Департамент Гар?! Все тот же юг Франции, близость к Марселю, Тулону и Сету — средиземноморским портам, где немцы ждут высадки десантов. Все тот же Ним — с немецким, а теперь смешанным гарнизоном. К нему тянутся агенты. И этот торговец, предлагающий вино офицерам, наверное, из Нима или его окрестностей. Все очень типичное для юга — и одежда, и обстановка…

Итак, Ним. Туда едет полковник Арипов. Там предполагаются «военные действия», ход которых определяет здесь Баймирза Хаит. Именно для этого ему понадобился журнал с иллюстрациями: так сказать, знакомство с будущим театром военных действии, с противником, запечатленном на фотографиях.

Берг не без удовольствия сложил журналы в том порядке, в каком они находились до его прихода. Посещение номера капитана Хаита оказалось не бесполезным. Теперь известен маршрут, по которому можно двигаться дальше. А это, пожалуй, главное. Хотя лучше было бы сразу, здесь, прервать движение — вынуть из баула, из кармана пиджака, из матраца или черт знает еще из чего пакет, тот самый пакет в черной клеенчатой обертке, и мысленно кивнуть военному министру — прощайте!

Но…

Берг устало улыбнулся:

— Разве так бывает!

5

— И это все? — разочарованно процедил скуластый, когда Ольшер смолк и откинулся на спинку стула, чтобы передохнуть и, может быть, оценить сказанное только что. — Не много для шефа «Тюркостштелле»…

«Я что-то утаил? — подумал Ольшер. — Что же? Если иметь в виду неприятную встречу в Заксенхаузене, когда пришлось выступить в роли разоблаченного предателя, то это же деталь, не играющая никакой роли в общей характеристике. Я мог пойти на риск в интересах дела. Притом, у меня не было другого выхода — документы уплывали из Берлина в неизвестном направлении. В неизвестном! — способны понять это самоуверенные остолопы из ЦРУ».

— Не много по представлениям нынешнего времени, — сказал Ольшер с обидой. Он имел право на эту обиду — именно он, а никто иной передал в руки западной разведки важнейший секрет управления диверсий и шпионажа. — В сорок четвертом году все казалось иначе… Впрочем, я мог что-то упустить, разрешите изложить характеристику письменно.

— Не для чего! — снова загородил себя газетой скуластый — ему уже надоело изучать эсэсовца, а возможно, и не нужно было теперь — процесс знакомства завершен. Издали он пояснил: — Характеристика зафиксирована… Рой, включи вертушку! — приказал он переводчику.

В тишину комнаты ворвался тихий визг перематываемой пленки.

Ольшер вздрогнул: «Негодяи, купили за стакан коньяка!»

— Исламбека я встретил летом 1942 года в довольно необычной обстановке… — захрипел магнитофон. Хрип оттенялся какой-то металлической жесткостью, совсем не свойственный голосу Ольшера, мягкому и вкрадчивому, но все же капитан узнал себя. — Необычность обстановки заключалась в том, что шарфюрера, он тогда был всего лишь шарфюрером, то есть фельдфебелем, это я впоследствии сделал его лейтенантом, так вот шарфюрера задержали на Бель-Альянсе или Бергманнштрассе как агента иностранной разведки…

— Стоп! — хлопнул рукой по газете скуластый.

Звук оборвался, словно его срезали на лету. Рой посмотрел на подавшего команду с недоумением — он не понял, зачем нужна остановка, и рука поэтому осталась на клавишах, ожидая нового приказа: «дальше!» Но приказа не последовало, прозвучал вопрос, обращенный к Ольшеру:

— С чего вы решили, будто Исламбек агент иностранной разведки?

— Он шел на встречу с резидентом «Сикрет интеллидженс сервис», — не совсем уверенно пояснил Ольшер. — Этого резидента убили на Бель-Альянсштрассе… Я лично читал информационный бюллетень управления имперской безопасности… И потом, дальнейшие события… Протокол совещания, похищенный из отдела… Операция в особняке Каюмхана…

— «Сикрет интеллидженс сервис», — отбросив подробности, остановился на самом главном и ценном скуластый. — Вы уверены, что он английский агент?

— Да, уверен, — подтвердил Ольшер.

Скуластый неожиданно для всех и, наверное, для самого себя, смял газету. Смял, несмотря на то, что именно сейчас она была нужна ему: Ольшер уставился на офицера серыми мушками глаз и держал его на прицеле.

— Тогда, почему он не дошел до англичан?

Подобный вопрос вставал перед Ольшером не раз. Задавал его и Корпс, когда выяснилось, что пакет в руки британской разведки не попал. Сейчас недоумение скуластого прозвучало как намек на исчезновение документа вообще.

— Но он дошел все-таки! — не сдержал себя Ольшер. Недомолвки извели его вконец. — Дошел до вас!

Скуластый расправил газету и снова поставил ее загородкой. Он не терпел, когда его сверлили взглядом. Воцарилось молчание, из которого трудно, просто невозможно было выйти без ясного, точного слова — «нет!» или «да!» Этого слова ждал Ольшер. Долго, невыносимо долго ждал. А слова не было, или его не хотели произнести. Взамен он получил совет, насмешливый, почти издевательский совет от носатого:

— Еще коньяку?

— К дьяволу коньяк! — истерично завопил капитан. — Где пакет?