Логово белого червя - Брэм Стокер

Кармилла проявляла ко мне еще большую преданность, а ее странные приступы восторженного обожания стали чаще. Чем больше слабели мои силы и дух, тем более пылкими становились ее обращенные на меня взгляды, которые всегда шокировали меня подобно кратким вспышкам безумия. Сама того не подозревая, я оказалась на весьма развившейся стадии самой странной из болезней, от которой когда-либо страдал любой из смертных. Ее ранние симптомы обладали неотразимой притягательностью, более чем компенсировавшей для меня ее разрушительный эффект. Эта притягательность постепенно возрастала, пока не достигла определенной степени, за которой к ней стало примешиваться постоянно нарастающее ощущение ужаса, которое, как вы еще узнаете из моего повествования, лишило красок и извратило всю мою привычную жизнь.

Первые пережитые мною изменения были вполне приемлемыми, и лишь после поворотной точки начался спуск в ад.

Во сне меня начали посещать некие слабые и странные ощущения. Преобладающим стала та приятная и особенная холодная дрожь, которую испытываешь во время купания, двигаясь против течения. Вскоре она стала сопровождаться снами, которые казались мне бесконечными и настолько смутными, что я не могла вспомнить ни их обстановку, ни участников, ни их действия. Но все они оставляли ужасное впечатление и доводили до полного изнеможения, словно я переживала долгие периоды опасности и до предела напрягала свой разум. После пробуждения мне вспоминалось, будто я находилась в помещении, где царил почти полный мрак, или разговаривала с невидимыми собеседниками, особенно с одним — то был четкий женский голос, очень низкий, медленно произносящий слова словно из отдаления и неизменно вызывающий у меня чувство неописуемого одиночества и страх. Иногда возникало ощущение, будто меня нежно поглаживают по щеке и шее. Иногда меня словно целовали теплые губы, с каждым разом все дольше и дольше и, с приближением к шее, все нежнее, но тут эти ласки прекращались. Сердце мое начинало биться чаще, дыхание становилось все более взволнованным и глубоким, пока из-за нарастающего удушья не прерывалось всхлипом и конвульсиями, во время которых чувства покидали меня и я теряла сознание.

Миновало уже три недели с начала этого непонятного состояния. Испытанные за последнюю неделю страдания сказались на моей внешности. Я стала бледной, зрачки мои расширились, под глазами появились тени, а постоянная вялость начала сказываться и в поведении.

Отец стал часто спрашивать, не заболела ли я, но я с упрямством, которое ныне кажется мне необъяснимым, упорно заверяла его в том, что совершенно здорова.

В каком-то смысле это было правдой. Я не испытывала боли и не могла пожаловаться на какое-либо расстройство телесных функций. Недуг мой можно было назвать вымышленным, основанным на нервах, и я, несмотря на все ужасные страдания, с каким-то извращенным упрямством таила их в себе.

Меня не могла поразить та ужасная болезнь, которую крестьяне называли «мор», потому что я болела уже три недели, а жертвы мора редко протягивали более трех дней, пока смерть не обрывала их мучения.

Кармилла тоже жаловалась на сны и лихорадочность, но далеко не в той тревожной степени, как у меня. Я же дошла до чрезвычайно опасной стадии. Если бы я была способна оценить свое состояние, то на коленях молила бы о совете и помощи. Однако коварный наркотик сковал мою волю и притупил все мои чувства.

Теперь же я расскажу о сне, который немедленно привел к странному открытию.

Однажды ночью вместо голоса, который я уже привыкла слышать из темноты, я услышала другой — негромкий, нежный и одновременно ужасный, — который произнес:

— Твоя мать предупреждает — берегись убийцы.

Одновременно неожиданно вспыхнул свет, я увидела стоящую возле кровати Кармиллу в белой ночной рубашке, на которой от воротника до подола алело огромное пятно крови.

Я проснулась с пронзительным криком; меня охватила навязчивая идея о том, что Кармилла убита. Помню, как я спрыгнула с кровати, а следующее мое воспоминание — я уже стою в прихожей и взываю о помощи.

Из своих комнат выбежали встревоженные мадам и мадемуазель. В прихожей всегда горела лампа, и, увидев меня, они вскоре узнали причину охватившего меня ужаса.

Я настояла на том, чтобы мы пошли и постучали в дверь комнаты Кармиллы. На стук никто не ответил, и вскоре мы уже не стучали, а колотили в дверь, выкрикивая ее имя, но напрасно.

Мы все перепугались, потому что дверь была заперта. Охваченные паникой, мы вернулись в мою комнату и позвонили, вызывая слуг. Если бы комната отца находилась в этом крыле дома, то мы сразу бы призвали на помощь и его. Но увы! Он никак не смог бы нас услышать, а чтобы добраться до его двери, требовалась экскурсия, на которую ни у кого из нас не хватило храбрости. Однако на лестнице послышался топот ног поднимающихся наверх слуг; я тем временем накинула халат и сунула ноги в шлепанцы, а мои компаньонки уже были одеты примерно так же. Опознав голоса слуг мы вышли и вновь, но столь же безуспешно, принялись звать Кармиллу, после чего я приказала мужчинам выломать замок на ее двери. Они повиновались, и мы, подняв над головой лампы, встали на пороге и заглянули в ее комнату.

Мы опять громко позвали ее, но и на сей раз не услышали ответа, после чего обошли комнату. Там все оказалось непотревоженным и находилось именно в том состоянии, как было перед моим уходом, когда я пожелала ей спокойной ночи. Но Кармилла исчезла.

Глава 9. Поиски

Увидев комнату в полном порядке, если не считать следов нашего насильственного вторжения, мы стали понемногу остывать, и вскоре успокоились настолько, что отпустили слуг. Мадемуазель пришло в голову, что Кармиллу мог разбудить грохот и шум у двери, и она со страха выскочила из постели и спряталась где-нибудь в шкафу или за гардиной, откуда, разумеется, не могла выйти, пока в комнате находился мажордом или другие слуги-мужчины. И мы возобновили поиски, вновь выкрикивая ее имя.

Все оказалось напрасным. Наши тревога и возбуждение нарастали. Мы осмотрели окна, но они были закрыты. Я принялась взывать к Кармилле и умолять ее, если она спряталась, прекратить столь жестокую шутку и перестать нас мучить. Бесполезно. К тому времени я уже убедилась, что ее нет ни в самой спальне, ни в гардеробной, дверь в которую была заперта с нашей стороны, и попасть в нее она не могла. Я недоумевала, совершенно озадаченная. Неужели Кармилла отыскала один из потайных ходов, которые, как поведал мне старый эконом, имеются в шлоссе, хотя точное их местонахождение позабыто? Я не сомневалась, что вскоре все станет ясным, пусть даже мы сейчас и теряемся в догадках.