Под мириадами угасающих звёзд - Дмитрий Сайфер

позах, их тела были скрюченными, словно они погибли в мучениях, но в их глазах было что-то живое. Эти глаза были устремлены на него, наполненные немым укором и немым ожиданием. Их рты шевелились, они что-то говорили, но звуки не доходили до его сознания. Казалось, что они требуют чего-то, что-то хотят узнать, но вопросы их были непонятны, словно на другом языке, языке, который он никогда не слышал и не мог понять.

Гилл знал, что они хотят от него ответа, но не понимал, какого именно. Иногда ему казалось, что он слышит что-то в этих голосах, что-то большее, чем просто требование. Они были исполнены боли, горечи и отчаяния. Это было не просто требование ответа, это был крик о помощи, мольба о спасении. Но Гилл не мог им помочь, не мог избавить их от мучений, как не мог избавить себя от этого вечного кошмара. Он не мог услышать их слов, не мог понять их требований. Всё, что он мог, — это созерцать звёзды. Эти звёзды были единственным, что приносило ему утешение.

Время в этом городе текло иначе. Иногда казалось, что он сидит на этой площади всего несколько минут, а иногда — что прошли часы, дни или даже годы. Он не мог определить, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз был здесь, но знал, что это не имеет значения. Этот город был вне времени, вне пространства, вне реальности.

Мертвецы продолжали смотреть на него, их взгляды были полны ожидания, но Гилл знал, что не сможет дать им то, чего они хотят. Иногда он пытался заговорить с ними, спросить, что им нужно, но каждый раз слова застревали в горле, не находя выхода. Слова, которые он пытался сказать, казались ему бессмысленными и пустыми. Всё, что он мог сделать, — это смотреть на звёзды и надеяться, что однажды, в каком-то далёком будущем, он сможет понять, что они говорят.

Потом рядом с ним появилась она. Это было как внезапный порыв ветра в безмолвии мёртвого города, как проблеск света среди бесконечной тьмы. Гилл сначала не заметил её, так глубоко был погружен в созерцание звёзд, но внезапное ощущение тепла и присутствия рядом заставило его оторвать взгляд от небес. Перед ним стояла женщина, появление которой было столь же странным и загадочным, как и сам этот город.

Её пурпурное одеяние мягко колыхалось в невидимом ветре, словно само было соткано из теней и света, переливаясь всеми оттенками сумерек. Материя, из которой было сделано это платье, казалась живой, оно обнимало её фигуру, подчеркивая каждый изгиб, но не открывая ничего лишнего. Пурпур, цвет, который обычно ассоциируется с королевской властью и загадочностью, тут был глубок и насыщен, как будто впитал в себя все цвета ночи и тайн, окружавших это место.

Её волосы были тёмными, как сама бездна космоса, в которой плыл этот город. Они ниспадали на её обнажённые плечи мягкими, шелковистыми волнами, создавая ощущение, будто они были продолжением ночного неба, будто звёзды могли прятаться в этих густых прядях. Они падали легко, обрамляя её лицо, которое было столь прекрасным и загадочным, что казалось вне времени и пространства, словно она была создана из тех же материй, что и этот странный город, но при этом несла в себе что-то божественное, недоступное пониманию простого смертного.

Её глаза были, пожалуй, самым притягательным, что было в её облике. Они были глубокими, словно бездонные озёра, и их цвет — рубиновый — казался нереальным, но при этом завораживающим. В этих глазах была заключена целая вселенная, в них можно было утонуть, потеряться, забыть о всём на свете. Но в то же время эти глаза были полны печали, глубокой, неизмеримой печали, словно они видели слишком много, знали слишком много и хранили в себе все тайны мироздания. Однако сквозь эту печаль пробивалась любовь, настоящая, всепоглощающая, как будто эта женщина знала его всю его жизнь, как будто он был для неё кем-то очень близким и дорогим.

Гилл чувствовал, как её взгляд проникает в самую глубь его существа, обнажая все его страхи и сомнения, но при этом не осуждая, а, наоборот, принимая их, как часть его самого. В её взгляде не было осуждения или укора, только тёплая, искренняя любовь, смешанная с грустью и пониманием. Это был взгляд, который можно встретить только у того, кто видел и пережил гораздо больше, чем может вынести человеческая душа.

Он не знал, была ли она реальна, или же была лишь плодом его воображения, созданным его измученным разумом в попытке найти хоть какой-то смысл в этом бесконечном ночном кошмаре. Но в этот момент ему было всё равно. Её присутствие дарило ему чувство спокойствия, которого он не ощущал с тех пор, как впервые попал в этот город. Она была как луч света в тьме, и он знал, что, пока она рядом, он не один.

Между ними царила странная, но комфортная тишина. Эта тишина была другой, нежели та, что окружала их раньше. В ней было тепло, понимание и нежность. Казалось, что слова были не нужны, что они могли понять друг друга без слов, что все ответы уже были здесь, между ними, и только следовало дождаться момента, когда они откроются.

Гилл не мог оторвать взгляд от её лица. Оно притягивало его, манило, заставляло забыть обо всём, что было вокруг. Город, мертвецы, звёзды — всё это отступило на второй план, и осталось только она, эта женщина, чьё появление изменило всё. Он чувствовал, что её взгляд, её присутствие наполняют его какой-то новой силой, новым пониманием. Он знал, что эта встреча не случайна, что она важна, что она может изменить всё, но пока не мог понять, как именно.

Внезапно она протянула руку, и её пальцы, тонкие и изящные, но при этом сильные, коснулись его щеки. Этот жест был настолько неожиданным и одновременно естественным, что он замер, не зная, как реагировать. Её прикосновение было тёплым, живым, оно наполнило его чувством покоя и умиротворения. В этом прикосновении было всё: и нежность, и любовь, и понимание, и обещание, что он не один, что она с ним, что она будет с ним до конца.

Гилл закрыл глаза, позволяя себе на мгновение забыть обо всём, кроме этого прикосновения, этой женщины, которая появилась так внезапно, но стала для него важнее всего.

— Ты не можешь прятаться здесь вечно, — её голос был олицетворением нежности и заботы, обволакивающим, словно тёплое покрывало