Сталин. Детство и отрочество - Георгий Леонидзе

КРОВАВАЯ ЗЕМЛЯ

Как-то, с матерью играя,Перед тем, как задремать,Сын приник к ее коленям:— Расскажи мне сказку, мать!

Что поют в полях свирелиИли листья тополей?Почему пятнисты маки,Красны лапки голубей?

Расскажи, как смелый мальчикСтал могучим, как орел,И, взобравшись в поднебесье,Дружбу с солнцем он завел?..

Мама молвит: — Слушай сказку!Хлеб в полях не уродился, Летом засуха былаИ быка Никору вскореНа мученья обрекла.

Воздух пламеннее торни,В небе тучи ни одной;И не падала росинка,Чтоб поить колосья в зной.

А на треснувшие комьяСлезы лились из очей.Небо гневалось на землю,Как родитель на детей.

Сад умолкнул соловьиныйИ от засухи увял;Не слыхать в полях «Урмули»,За трапезой — запевал!

А меж скал ютился в кельеЧеловек полуседой,Справедливый, одинокий,Незлобивый и простой.

Люди келью облепили,Словно пчелы — сладкий сот:— Подари несчастным радость,Дай совет, спаси народ!

Туча с моря тянет влагу,В море льются воды рек.Хлеб сгорел, деревья вянут,Погибает человек.

Видишь, на твоей одеждеНаших горьких слез следы.О, наставник и спаситель,Как избегнуть нам беды?

Тот подумал и ответил:— Голод всяких бед страшней.Отправляйтесь, мойте землю:Кровь засохшая на ней.

Люди долго мыли землюНа заброшенных полях;И остался только каменьВ утомившихся руках.

— Лучше нам подняться в горы,Где безгрешна целина! —И народ к горам метнулся,Как гремящая волна.

Не нашли земли без крови,Не найдя, легли без сил.Коршун пал на куропатку,Кровь невинную пролил.

Барс в горах повергнул тура,Обломавшего рога;Сильный слабого осилил,Как могучий дэв — врага…

Вышли к бору, — все напрасно!Где ни ступят — кровь с землей.Видно, зверя били в чащеОперенною стрелой.

Всюду кровь красней кизила,Багровела кровью мгла;Даже венчик медоносныйКровь пролитая прожгла.

Люди ужасом объяты —В мире чистой нет земли!Но с надеждой непогасшейТо к морям, то к рекам шли.

— Может, там земля святаяБез кровинки где-нибудь?Но везде беда все та же,Угнетающая грудь.

Достают песок горстями —Те же алые следы!В ил тяжелый засосалоУбиенных у воды.

В грудь себя, стеная, били:— Всюду с кровью смешан хлеб.Знать, земля упилась кровьюПо велению судеб!

— Мать, зачем же кровь везде?Нищета зачем везде?

— Слабых сильный обижает.Куропатку коршун бьет,Человек дичину ищет,Человека хищник жрет!

Вдовы, нищие, сиротыИсходили слезный путь;Всюду князь подвластных мучит,Не дает передохнуть!

Мир просторен и обилен,Шаль его не обоймет!Человека вместе с зверемВалит с ног извечный гнет.

Потому-то кровь везде,Голод и нужда везде!

ТО БЫЛО ВРЕМЯ…

О, век последний, многотрудный,Сам воздух плесневел и стыл!Но мрак взрывали непробудныйГрома неукротимых сил.

Как ясен Маркса возмущенныйПризыв к восстанью в дни беды!А над землею пробужденнойВздымалось пламя, руша льды.

Он ураганам путь прорезал,Чтоб вековым тиранам пасть,А век жестокий митральезамСердца восставших бросил в пасть.

Но битв ли убоится юный?!Он может мстить и в дни невзгод.Знамена уберег коммуныВ страданьях крепнущий народ.

— Мы этот путь начнем сначалаИ не воротимся назад!И клятва новая звучалаВ дыму разбитых баррикад.

И мощь строптивцев не скудела, —Подобной воли не согнуть!И в мыслях Маркса намечалсяИстории великий путь.

А там уж призывает Ленин:— К победе мы должны прийти!Мой брат погибший, ты ошибся,Иные мы найдем пути!

— Народ! Для нового сраженьяНайдешь вождя, найдешь и стяг.Увидишь ты уничтоженьеРазбитых виселиц и плах!

Кончался век, когда в РоссииВо мгле лишь льды узрели б вы.Но люди шли во имя весенК дворцу монарха у Невы.

Из громозвучного Дарьяла,Пронзая немоту и мрак,Властительно гремело слово:— Мужайтесь, братья, для атак!

И там, где бил врага и камень,Где боль сердца народов жгла,Сменялись стоны грозным кличем,А тишь — призывами орла.

И Карталиния будилаПодземным гулом даль и ширь.Своих сынов неукротимых,Друзей, закинутых в Сибирь;Так голос Юга слился с кличем,Потрясшим до основы мир.

Перо боролось рядом с пулей,Страшился гибели лишь раб.«Героев смерть — заря заката,А не конец болотных жаб!»[2]

РОДИЛСЯ…

Родился, чтоб юность вселеннойМогла в колыбели расцвесть,Чтоб всюду рабы восставали,Чтоб зрела плебейская месть.

Родился… Хоть поздно эпохаЛицо обратила к судьбеВоздвигнувших свой Гелиополь,Призвавших египтян к борьбе,Чтоб дух несмиряемых ГракховТаил возмущенье в себе…

Чтоб вллинов ясная мудростьНадежду вела сквозь века,Чтоб древний семит и германецИ в Англии род бедняка,Чтоб мастер старинного цехаИ мосх у горнила — кузнецСквозь пламя упорных восстанийК свободе пришли наконец.

С Россией восстали грузины;И тысячи новых бойцовВ Париже и Индии дальнейГромили ограды дворцов.

Но сколько великих пожарищСатрап иль монарх погасил!О, сколько заглохнувших штормов,Повстанцев, упавших без сил!

Знамен не исчислить склоненных,Казненных, смежающих взгляд,Чья кровь на столбах засыхалаЛилась у дворцовых оград.

Упавший в песок гладиаторИ те, что изведали кнут,Повстанец средь зарев и дыма,Что был под яремом согнут,Провидец в огне инквизиций,Рабочий и сеятель нив,И раб, и холоп ожидалиСпасенья, свой гнев затаив…

ОЧАГ

Скрипнет дверь. С работы долгойВ поздний час отец придет;На его лице довольномЧуть поблескивает пот.

Не легко пестом латуннымМять подошву день-деньской!Но с субботой наступаетМирный праздничный покой.

Малыша берет на руки:— Голубок любимый мой!Яблоко дает, лаская,И орехи с пастилой.

Взворошив щипцами уголь,Сядет греться у огня.Гости люльку окружают,Малыша к себе маня.

И дудуки заполняютСкромный комнатный уют:— Только есть и пить не дело,Пусть дудуки запоют.

Из пришедших старший — ГиаВ синих клубах табака…Как кирпичника СандалаПеснь протяжна и сладка!

Седовласый дед ГиоргиОт живых давно ушел:У помещика, у князяКрепостного труд тяжел.

«Крепостным АмилахвариХлеб не ссыпать в закрома,Голубой чохи не справить,Чтобы шла по ней тесьма.Не дадут ни поля мне,Ни мякины на гумне!»

Убежав от бар жестоких,В Гори дед приют обрел,Был один ему подмогойЛишь безрогий старый вол.

Пусть несладко жил Гиорги,Он не стал душою злейИ смотрел, как гладит ветерКолос зреющих полей.

С нивы сжатой не подыметИ зерна, хулы боясь:Надо ж птахам прокормиться,Ведь немало их у нас!

И жена, его опораВ жизни трудной и простой,Лишь один лечак сносила,Обездолена нуждой.

Сна и отдыха не зная,На часок смыкала взор.Полки вытирала чисто,Подметала тесный двор.

Не метнет к закату пыли,Ввечеру убрав крыльцо:Солнце попрекнет, пожалуй, —«Мне метнули сор в лицо!»

За мальца она молилась,Перед образом упав;Петушка ему растила,Ножку лентой повязав,

На подносе деревянномФрукты щедро подают.Летним ливнем освеженныйВиноград — как изумруд.

Гиа молвит: — Сон мне снился,Не забыть его вовек,Что земля заговорила,Как разумный человек:

«Гиа, вечно мнущий глину,Ты воспрянь и смелым будь!Хватит день и ночь работать,Время спину разогнуть!

Я тружусь, ращу колосья,В руку толщиной — лозу,Наряжаю виноградникТо в шелка, то в бирюзу.

Ствол, грозою опаленный,Оживляю я водой;Смелых воинов вскормилаЯ пшеницей золотой.

В ранах грудь моя от плуга,А быки копытом бьют…Дай мне отдыха немного,Города рабочих ждут.

Я, как мать, о вас забочусь,Вас кормлю из года в год.Дай мне воли и покоя,Отправляйся на завод!»

— Как мне быть? — вздыхает Гиа,Жалко торню погасить,Бросить Картли, дол и горы,Птиц поющих разлюбить…

Помолчал. Потом добавил:— Если нашим предкам верить,То до Лило ДжугашвилиПроживали в древней Гери.

От долин далеко жилиХрабрецы с горы орлиной,Где Лиахва, извиваясь,Гривой бьется о стремнины.

— Я скажу, — отец промолвил, —Мы ростки какого дуба…И присел за стол рабочий,Из обрубков сбитый грубо.

ПЕРЬЯ ОРЛА