Фаворский свет - Федор Метлицкий

– У вас ещё сохранилась искренность и честность народа, способного к свободному творчеству.

В зале бурные аплодисменты. Он мощно заиграл молодым голосом.

– Но о беспомощности властей говорят эти документы форума, их тупой сленг. Насколько ещё живы предрассудки людей, выращенных в прокрустовом ложе тоталитаризма! Пётр Первый требовал от каждого говорить своим языком, чтобы дурь его видна была. Застывшая логика мысли в ваших докладах, может быть, будет любопытна через тысячу лет, когда их откопают как артефакты окаменелостей истории.

В рядах редкие хлопки.

Замминистра, в президиуме, не смутившись, глянул на выступающего.

– Зато сленг либеральной оппозиции призывает к хаосу. О вас вообще не вспомнят, потому что вы всё разрушите.

– Пора перестать ставить на эту власть, – продолжал Олег. – Это надо внести в резолюцию: опора только на самоорганизацию!

Замминистра улыбнулся.

– Так и запишем в резолюцию: от власти нам ничего не нужно, обойдёмся без неё.

Олег, не смущаясь, произнёс страстную речь о будущих переменах после того, как его партия выиграет выборы. Не сомневайтесь, уже сейчас прогнозы показывают превосходящую поддержку населения.

У него было преимущество перед остальными ораторами: верил так, что мог говорить без бумажки и бесконечно, даже если разбудят. И чувствовалось, что пойдёт на всё, даже если арестуют, желательно не больше, чем на пятнадцать суток. И выйдя, заросший и с нездоровой кожей лица, будет проповедовать с петлёй на шее. В нём горел огонь Данко.

Замминистра пощёлкал по микрофону, чтобы остановить оратора.

– Вы приехали издалека, не знаете наших достижений.

– Понаехали тут, да? – гоготнул Олег, сходя с трибуны.

А у трибуны уже оказалась моя Беатриче. Она не удосужилась переодеться – была в лёгком сарафане со спадающими с загорелых плеч бретельками. Повела по залу очами.

– Я не хотела выступать, это стихийно. Что за ерундовина происходит? – И удивленно глянула в президиум. – Вы как будто стараетесь спрятать настоящую жизнь под формальными словами. А ведь как это просто! Возьмите и снимите цепи ваших постановлений, опутавших людей. Дайте нам свободу! Неужели так трудно, а? Я прошу вас, будьте мужчинами.

Она просительно посмотрела в зал, там смеялись и хлопали в ладоши. В президиуме потные «випы» в костюмах и галстуках не поняли, в залежи их привычек такое не входило: откуда взялась эта провинциальная дура без руля и без ветрил? Замминистра нервно придвинул микрофон.

– Почему вне программы? Тебя же уволили! Иди домой.

– Вот-вот. Я знаю изнутри всю вашу лавочку. Возьмите хотя бы экологию. Как вы исхитрились привести к разрушению и деградации водную систему, луга, дубравы, плодородные почвы?

Зал услышал узнаваемое, одобрительно зашумел.

– Будьте корректны! – перешёл на «вы» замминистра, и обратился к залу. – Это же из-за отсутствия осадков долгое время. Засушливое и маловодное лето, уменьшилась площадь и глубина водоёмов, погибла рыба, от засух – пожары, засохли озёра. Суровые зимы, промерзания водоёмов, отчего были массовые заморы рыбы. Крайне низкий паводок – рыба шла только в основные ерики. Конечно, и нерациональный расход воды. На этих трудностях легко раскачивать лодку.

– Да, виновата погода! А сами потакаете браконьерам. Мы видели, при гостях, на другом берегу браконьеров, которые ловили неводом рыбу, открыто и нагло. Кому они дают откаты?

Замминистра бросил на неё такой взгляд, словно для неё всё было предрешено.

– Ничего не можем поделать, нет закона о браконьерстве. Это к федералам.

Боязливый защитник лесов шепнул мне:

– Это не первый раз. Они всё время ссорятся.

Олег с места крикнул, на людях его голос становился зычным:

– Дело не в мелочах. Мы видим, что у вас всё прогнило, в руководство надо набрать новых, молодых и независимых.

– У нас и так молодым везде дорога! – ободрился замминистра и победоносно огляделся. – Каждый местный скажет. И я не старый.

В президиуме и в зале поднялся гневный шум.

– Кто их пригласил?

Когда улёгся шум, заседание вошло в обычное русло. Дали слово мне.

Я рассчитал хитро – говорил их же суконным языком, иначе не поймут и посчитают болтуном. Но суть была в том, чтобы приблизить к настоящей реальности, к поэзии то, что говорил прозой. В моей уверенности, что взаимная ненависть власти и оппозиции не даёт ничего. Поразить врага можно не концепциями, но конкретным бизнес-планом всеобщего объединения честно работающих – от властных структур до малых предприятий – в единую корпорацию «на горизонтальном уровне», куда могут войти все организации и предприятия, вплоть до научных и образовательных, даже малые, которые сейчас никому не нужны.

– Там все, кто вольётся, восполнят недостающие звенья. Это и есть необходимость друг другу, настоящее партнёрство и братство. Насколько легче было бы власти доходить до самого низа, который она видит лишь статистически! Это не утопия, а практическое слияние бизнеса с нравственностью.

Оказывается, я проповедовал тот самый «залив душ», о котором говорил одуванчик-философ. Или казался босым Ганди с его непротивлением злу насилием.

Никто не осмеивал, ведь я рассказывал о собственном опыте создания такой «эвристической» структуры – моей организации. Но слушали вяло – моя речь была без «жареных фактов», беззубой, как поэзия, не задевала самолюбий элиты, ничьих интересов.

В перерыве мы с Олегом вышли за ограду Белого дома.

Перед глазами – уходящие ввысь белые высотные столбы-здания правительства среди огромной площади парка, подчёркивающей их горделивое одиночество. Здания и улицы расположены так, что создают неуютный ветер. По длинному проспекту здания бизнеса, филиалы столичных сетевых магазинов с яркой рекламой и удивительными слоганами. Странное совмещение когда-то степного пространства с деловитым прямоугольным планированием современного рационального разума.

Где-то здесь живёт она, и я собирался найти её по справочной.

Прошлись в толпе по улице, глядя в большие окна магазинов – на секции с разноцветными тряпками, уникальными товарами народных промыслов, бутылками с надписью «Шумящий родник» из знаменитого природного источника. Там, внутри звучала тихая музыка, душа отдыхала в изобилии товаров и продуманной логистике типовых торговых залов самообслуживания.

– А городок дошёл до нужной кондиции, – рассуждал я, гуляя в полной отключке от прежней жизни. – Наконец, перестал быть уютным. Сплошное мельтешение, тараканьи бега.

Олег, шагая по-хозяйски, продолжал в моём тоне.

– В урбанистической цивилизации человечество перестало быть здоровым, женщины перестают рожать.

– Нужен иной тип отношений. В поселениях, где можно сохранить полноценную личность. Агрохолдинги, рекреационные зоны.

– Да, – остановился он. – Как у толстовцев, распространивших свои поселения по миру. Они оказались тоталитарными сектами.

Я понял, что он меня разыгрывает.

– Я о цельности человека в мироздании. Это тебе не толстовцы.

– Ещё один Руссо – о возврате к природе. Утопия! Создана прометеевская, фаустовская цивилизация, с этого пути не свернуть. А что до оазисов, то они есть – рядом с природой.

– Например, Рублёвка?

– И она тоже.

Часто моё обычное состояние при женщинах – это аура влюблённости, и тогда они тоже открываются чем-то лучшим в себе. А когда ауры нет, не вижу, что так возносило, не понимаю, кто я. Тогда кто-нибудь спрашивал голосом Иосифа Виссарионовича: «Почему у тебя глаза бегают?»

Но сейчас я чувствовал себя влюблённым. Мы со Светланой и подругой сбежали с очередной скучной лекции на воздух. С ними гораздо приятнее, чем с Олегом.

– Баба с возу – кобыле легче, – решительно говорила Светлана.

Проходили сквозь строй демонстрантов, встречающих нас у ограды Белого дома, и они приветствовали мою Беатриче, к моему удивлению. Я увидел её по другому.

Перед женщинами во мне открывается клапан юмора. Я становлюсь энергичен и остроумен, скрывая свою стеснённость из-за тёмных желаний. Они тоже не совсем естественны.

– Взяла в библиотеке «Божественную комедию», – удивлялась самой себе Светлана. – Задал ты мне задачу – прочитала только предисловие. Не могу осилить. Теперь понимаю, кто такая Беатриче. Честь для меня. Она руководила из рая. А я и не хочу карабкаться туда. Какая из меня Беатриче!

– Я же разглядел её в тебе, – лгал я.

Зашли в аптеку, чтобы купить тёмные очки – я разбил свои на реке, и глаза слепило от невозможного здешнего солнца. Я бестолково примеривал всё богатство очков на витринах – из разных стран, словно это был очковый край. Наконец, выбрал наугад. Девицы подхватили очки и кинулись в кассу. Предчувствуя, я подошел. Моя Беатриче широким жестом бросила деньги в окошечко.

Я стоял со своими деньгами, ощущая только досаду.