Ветры странствий. Публицистические очерки - Евгений Панов

Словно почувствовав наши сомнения, монах предложил «предстать пред ликом Будды». Надо было встать в определенное место метрах в трех от статуи, закрыть глаза, расслабиться и постараться ни о чем не думать – по удачному выражению парапсихолога Валерия Авдеева, «остановить словомешалку ума». Первой, по праву женщины, к тому же ученой, к эксперименту приступила Маргарита Андреевна. С минуту она стояла неподвижно, потом стала с закрытыми глазами раскачиваться вперед-назад, превратившись в большой живой маятник, все увеличивающий и увеличивающий размах колебаний. «Сейчас упадет», – испугался я, однако Маргарита сумела затормозиться около вертикали. Было заметно, что далось ей это не без труда. Открыв сонные глаза, она непослушными губами сказала, что «стала куда-то улетать», но решила остаться. Куда «улетать», она не поняла, то, что превращалась в маятник, не знала…

То же самое произошло со мной. Удивительно, но я тоже совершенно не ощущал, что качаюсь на прямых ногах взад-вперед и вот-вот упаду. Как и Маргарита, борясь с мгновенно навалившимся трансом, я вырывался и затягивающей пугающей бездны. И вырвался, повернул назад с порога неведомого.

Может быть, Сандаловый Будда готов был приоткрыть перед нами краешек своих миров, но мы опасливо отказались от дара.

Встреча

День встречи с Великим Ламой начался для нас не в Иволгтнском дацане, а в 70 километрах от Улан-Удэ, в местах, где он то ли родился, то ли возник сразу пятилетним. В любом случае он жил здесь в маленьком домишке, пас скот и однажды, по преданию, появился верхом на коне с человеческим черепом, надетым на кол, что было истолковано ламами как предзнаменование необычной судьбы. После возвращения Итигэлова в 2002 году в этих местах построено нечто вроде мемориала. На небольшом огороженном штакетником участке теснятся субурдан, колодец и деревянный домик. Ступа знаменита тем, что визиализируется не в образе абстрактного будды, а в образе Итигэлова, вода из колодца обладает целебными свойствами, а домик похож на тот, в котором либо явился на свет, либо просто жил маленький Даши-Доржо.

Хурал начался в 9 часов утра и плавно перетек в спортивный праздник «Эрын Гурван Наадом», на русском, «Три игры мужей» – с непременной борьбой, лазаньям по шестам за призами и прочими утехами бурятов. Сентябрьское солнце нещадно пекло, в воздухе висела пыль, но праздник это не портило. Неприхотливый народ поглощал неимоверное количество позов (бурятский аналог пельменей, мант или хинкалов), запивал их ведрами чая, разглядывал и даже изредка покупал сувениры, шумно подбадривал борцов, стоял в очереди в наскоро сколоченный туалет, молил о милости небес у субурдана и запасался кубометрами целебной воды… Часам к четырем пополудни мужи закончили игры и стали разъезжаться. Нужно было немного отдохнуть и спешить в Иволгинский дацан – занимать очередь на свидание с Итигэловым.

Допуск к телу открывался в 9 вечера, но уже в 8 часов небо над дацаном звенело и вибрировало от торжественных буддийских песнопений, а у входа в дуган, где установили саркофаг с телом, волновалась темная тяжелая толпа. К девяти вечера хвост очереди далеко выполз в степь за ограду дацана… Покровительство Янжимы Васильевой помогло нам с Маргаритой Андреевной пробиться в дуган сквозь тройной кордон монахов. В полутемном, с высоким потолком, пышно разукрашенном храме сияло затмевающее всю прочую позолоту пятно – золотой халат Итигэлова. Он сидел в своем стеклянном ящике на возвышении напротив двери, у «алтарной» стены дугана. К нему уже тянулась очередь – очередь допущенных без очереди.

Пристроившись последним, я срочно стал перетряхивать ум и душу в поисках заветного или хотя бы по-настоящему искреннего желания. У Великого Ламы полагалось что-то обязательно попросить, и я никак не собирался упускать такой случай, но попросить что-то действительно насущно необходимое. Отыскать его в себе оказалось невероятно трудно… особенно в ползущей очереди, особенно если сзади непрерывно кашляют в кулак и шмыгают мокрым носом… Очередь неумолимо тащила меня к Итигэлову, а я так и не смог ничего выбрать. Пусть Великий Лама сам определит, что мне нужно, ведь он должен видеть меня насквозь, решил я и предстал перед ним с абсолютно пустой головой. Может быть, именно так и следовало?.. Приподнявшись на носках, я положил к ногам Итигэлова подношение – белый шелковый шарф, предусмотрительно врученный Янжимой, и прикоснулся к ткани, закрывающей ноги. На ту минуту, что я стоял перед Ламой, я превратился в зрение и только в зрение. Смотрел во все глаза, но… но словно не увидел его лица. Оно каким-то странным образом ускользало от восприятия. Его будто не было. Весь облаченный в отливающий золотом халат Итигэлов был, а взятого отдельно лица – не было…

Тем временем в храм начали пускать паломников. Очередь пошла веселее, двое лам, стоявших на страже возле саркофага, не успевали убирать шарфы—подношения, а расставленные по дугану объемистые прозрачные кубы быстро наполнялись купюрами… Мы выбрались на воздух. В ночи перед храмом все так же тяжело, как море, колыхалась тысячеголовая толпа, и казалось, что весь дацан, словно древний ковчег, плывет по звездному пути под торжественные звуки песнопений.

…В гостиницу мы вернулись заполночь, а в 7 утра нужно было снова отправляться в дацан – настоящий хурал еще не начинался. Ночью мне стало худо: трещала голова, саднило горло. Видимо, соседство с кашлявшим мне в спину простуженным паломником не прошло даром… В машине, то и дело застревавшей в пробках (казалось, к Итигэлову спешил весь Улан-Удэ), я с трудом представлял, как высижу трехчасовую службу, но при виде золотого халата Великого Ламы недомогание быстро ушло и больше не возвращалось. «Это он меня вылечил», – сообразил я и снова превратился в глаза и уши.

На праздничной литургии, кроме высших духовных лиц, присутствовали и какие-то светские персоны, судя по почтению, с которым их встречали, весьма и весьма важные. Они приходили и уходили, на место ушедших являлись новые. Многие вручали ламе-распорядителю толстые пачки денег, тот по чинам раздавал бумажки иерархам, которые брали их, не отрываясь от сложного и красивого ритуального действа… Положено сие или нет в буддизме, не знаю и не берусь судить. Чужой монастырь – чужой устав.

Великий Лама Итигэлов со своего возвышения снисходительно взирал на суету в его честь – так смотрят взрослые на ужасно серьезные, «всамделишные» ребячьи игры. На его лице, а издалека оно воспринималась гораздо отчетливей, чем вблизи, временами появлялась вольтеровская усмешка. Так мне казалось с того места, где я сидел. Не исключаю – только казалось. Мне казалось, что наклон тела Итигэлова на протяжении трех часов службы не раз изменился, что фигура в целом, голова, лицо выглядели для наблюдателя по-разному… Может быть, это была просто игра света и теней. Хотя в том, что у человека, сидящего в позе лотоса, позвоночник отклоняется от вертикали на сантиметр в ту или иную сторону, не было, наверно, ничего необычного.

Дорожные знаки

Через день мы улетели в Москву. Теперь нужно было держать ответ перед Олегом Валерьевичем за потраченные деньги и предъявлять результаты.

Увы, собственно научные результаты экспедиции оказались очень скудными. Того, что намерила шумомером Маргарита Андреевна, вернее, того, что ей разрешили измерить, явно не хватало для превращения выдвинутых до поездки гипотетических предположений в доказательную теорию. Кроме того, Кулакова испортила отношения с Янжимой Васильевой, когда попыталась надавить на Янжиму, дабы получить непосредственный доступ к телу, но разрешения не получила и только закрыла себе перспективу.

Научно-философские или, может быть, мировоззренческие или, возможно, футурологические итоги выглядели куда весомее. Собственно, они были у всех на виду, но, чтобы разглядеть их, требовалось немного изменить угол зрения.

Уже в первый день на бурятской земле – кстати, со слов той же Васильевой и ее сотрудников – стало понятно, что феномен превратился в нечто гораздо большее, чем артефакт буддизма благодаря чудесам, сотворенным вернувшимся Итигэловым.

Чудо первое: о том, что лама извлечен из могилы, не предполагалось оповещать весь мир, но информация широко распространилась и продолжает распространяться по планете. Глава буддистов России Аюшеев уподобил тело Итигэлова небольшому солнцу, испускающему лучи, или реактору, отправляющему потоки нейтронов, которые, несмотря ни на какие преграды, достигают нужного человека.

Чудо второе: о том, что среди паломников случаются исцеления, что в судьбах людей происходят обнадеживающие сдвиги («положительная коррекция кармы»), не только не трубили на весь белый свет, но всячески приглушали информацию. Но число паломников множится и множится. Отчего? Оттого, по словам Аюшеева, что люди, услышав про феномен, удивляются и начинают размышлять, а размышляя, созревают, обнаруживая в себе тягу к запредельному, которой раньше не было, и устремляются на встречу с ним, а встреча изменяет привычную жизнь и навсегда остается в памяти.