А любовь всегда бывает первой - Николай Шмагин

Затем дед берет колун, и чурбаки быстро превращаются в поленья, которые бабушка сноровисто укладывает в поленницу у сарая…

Сарай зиял распахнутой настежь дверью, внутри было пусто и темно.

Когда-то в углу, возле поленницы, находился крепко сбитый дедом загон-клеть, в котором их боров Борька набирал вес на свою беду. Но тогда еще ни он, ни Ванька, даже не догадывались о его страшной, неотвратимой участи превратиться в свинину.

Из сеней дома вышла бабушка, и засеменила внуку на помощь:

– Настоящий мужик ты стал, Ваня. Не успела я щи в печь поставить, думаю, дай пойду, подсоблю внучку, глядь, опоздала уже, – радовалась бабушка, заботливо подбирая отлетевшие в сторону поленья.

– Вот бы дед порадовался, какой мнук у него вырос. Не дожил, болезный, не сподобился увидеть. Сгрызла его саркома проклятая, раньше времени, – к бабушкиной радости примешалась грусть и тоска, отчего лицо ее совсем сморщилось, и глаза утонули в слезах.

– Будет тебе расстраиваться, ведь сколько лет прошло, – Иван с жалостью посмотрел на сгорбившуюся бабушку.

– С годами тоска не проходит, внучек. Еще больше гложет, да вот господь не принимает к себе, душу мою грешную, на покаяние. Уж как я прошу его, нет.

– Вот и живи нам на радость. Да не надрывайся ты, я сам поленья уложу. Отдыхай больше.

– На том свете отдохну, внучек.

Вот так, в разговорах, внук с бабушкой быстро перетащили дрова в сарай, и поленница у стенки вновь подросла, радуя глаз рачительных хозяев. Теперь можно и передохнуть.

– Пошли в дом, обедать пора. Щи, поди упрели, со свининкой. Как раньше, бывало, при Иван Яковличе. Мать твоя мясца принесла надысь, балует старуху-мать, не забывает, – бормотала бабушка по пути от сарая к сеням, одобрительно оглядывая расчищенный внуком двор.

– Сейчас приду, бабань. С Васькой поговорить надо, – увидев возвращающегося из школы друга детства, обрадовался Иван.

– Ну-ну, покалякайте. Тока не долго, обед простынет.

Бабушка скрылась в сенях, обметая валенки веником от налипшего снега, а Иван встретился с Василием возле его крыльца. У них не было привычки обмениваться рукопожатиями при встрече и расставании, как это делали все мужики вокруг, их объединяло и сближало нечто большее – родство душ.

Поэтому они обрадовались друг другу про себя, молча, не показывая виду.

– Надо тоже дровишек подколоть, – Василий одобрительно посмотрел в сторону поленницы дров, виднеющейся из сарая друга, и предложил:

– Заглянем ко мне? Родители на работе, я один. У меня для тебя подарок припасен, сюрприз.

Но Ивана не надо было уговаривать; сколько раз они встречались у этого самого крыльца, и потом долго мечтали о будущем в уютной комнате друга, зачитывались книгами в захлеб…

Знакомый телескоп на подоконнике, письменный стол, как всегда, завален книгами, учебниками. Милый сердцу ералаш.

– Как там наш класс поживает? – «безразличным» голосом поинтересовался Иван, усевшись за стол друга и листая его любимый учебник физики.

– Многие работать ушли, как ты. Некоторые учиться уехали… – Василий замялся, вспомнив неудачный опыт друга, и Иван улыбнулся:

– Никому не говорил, тебе скажу. Все думают, что я не поступил в училище, и поэтому вернулся. А я и не поступал. Хотел, конечно, и работы мои понравились, но у меня цыгане деньги украли. Жить не на что, домой ехать стыдно. Скажут, вот лопух. Пошел работать, подсобником на пилораму, затем с дружком на Север махнул, в Архангельск. Хотели матросами на трал флот устроиться. Не взяли. Потом у нас один приятель чемоданы спер, и поехали мы обратно. Товарняками. Едва до дому добрался, чуть не замерз до смерти. Вот и все.

Конец ознакомительного фрагмента.