Времена детства, или Дом под горой - Николай Шмагин

Николай Шмагин

Времена детства, или Дом под горой

Свет прошлого, особенно детства и юности, озаряет всю нашу дальнейшую жизнь.

«АЛАТЫРЬ, латырь, в русских средневековых легендах и фольклоре камень, «всем камням отец», пуп земли, наделяемый сакральными и целебными свойствами.

Легенды об Алатыре восходят к представлениям о янтаре, как апотропее (средневековое название Балтийского моря – Алатырское море).

В стихе о Голубиной книге и русских заговорах Алатырь («бел-горюч камень») ассоциируется с алтарём, расположенным в центре мира, посреди океана, на острове Буяне (Руяне); на нём стоит мировое древо, или трон, святители, сидит девица, исцеляющая раны; из-под него растекаются по всему миру целебные реки».

«Россия погибнет тогда, когда погаснут свечи, когда будут утеряны связи…»

Первая глава

Зимушка-зима

(Ванькины сны)

День первый

Вдоль забора, за которым слышался глухой ритмичный шум, крался мальчик лет шести в матросском костюме с якорями, стараясь поймать порхающую перед ним бабочку. Улучив момент, он бросился в траву и накрыл её руками, но бабочка мелькнула перед его носом и улетела.

Проводив её разочарованным взглядом, мальчик встал и, привлечённый шумом, с любопытством приник к щели, не видя, как от появившейся на дороге стайки гусей к нему подкрадывался здоровенный гусак…

За забором внутри деревянного строения железная машина яростно распилила толстое бревно на доски и принялась за следующее.

Внезапно ожил висевший на столбе громкоговоритель:

«Едут новосёлы по земле целинной, песня молодая далеко летит…»

…В это время гусь сердито тяпнул мальчика за мягкое место, и тот с криком отпрянул от забора, растерянно уставившись на обидчика.

Придя в себя, мальчик схватил палку, и бросился на нахальную птицу. Струсив, гусь пустился наутёк по дороге, ведущей в гору. Спугнув гусиную стайку, с криками разбежавшуюся в разные стороны, мальчик нёсся следом и, догнав-таки врага, шмякнул его палкой по спине.

Гусь растерянно заметался и кинулся ему под ноги. Споткнувшись о забияку, мальчик неожиданно для обоих очутился верхом на гусе, словно всадник на коне. Махая крыльями, незадачливый гусь с отчаянным криком рванулся вниз и вдруг полетел, задевая лапами землю.

Крепко вцепившись в него, мальчик летел и восторженно смеялся.

– Вы только гляньте! – закричала полная, бойкого вида женщина, остолбенев от изумления. Около дома возникла толпа любопытных.

Мальчик промчался на гусе мимо них и скрылся за углом.

– Люди добрые, – охнула на всю улицу женщина, – это ж мой гусь, – и она бросилась пересчитывать стайку растерянно гогочущих птиц.

– Пропал теперь, – подначил кто-то, – заморенный гусь не жилец.

Растопырив крылья, гусь улепётывал от наездника из последних сил, а он победоносно смотрел ему вслед, затем пренебрежительно глянул на восхищённого карапуза, почтительно замершего неподалёку.

– Я видел, как ты летел, – карапуз задохнулся от избытка чувств.

– Ерунда, я не такое могу, – небрежно отмахнулся мальчик, направляясь к шоссе, по которому мчались машины. – А ты смелый?

– Не знаю, – карапуз застенчиво захихикал.

– Эх ты, – потерял к нему интерес мальчик, – из труса героя не получится. Смотри!.. – и, выждав, когда очередная машина была уже совсем близко, вихрем пронёсся через шоссе ей наперерез.

Взвизгнув тормозами, грузовик резко остановился у обочины.

– Под колёса захотел, чертёнок? – заорал шофер из кабины, но насмерть перепуганные сорванцы уже бежали прочь, навстречу обомлевшей от ужаса женщине, ставшей очевидцем страшной картины.

– Ванечка, ты жив? – кинулась она к мальчику, который при виде её перепугался ещё больше и рванул, было, в сторону, но женщина схватила его в охапку и, убедившись, что он цел и невредим, заплакала:

– Ты же обещал во дворе играть, опять за своё? Хоть работу бросай, – и она потащила упирающегося сына всё к тому же дому…

– Ваш сынок-то на гусе моём с горы летал, – встретила их у подъезда раздосадованная женщина. – Теперь бедняга едва дышит, – кивнула она на гуся, понуро стоящего у сарая. – Помирает, сердешный.

Мать растерянно смотрела на неё.

– Разве может маленький мальчик на гусе летать? Никак не может! Николай, – обрадовалась она, увидев подходившего мужа.

– Не верите? Все соседи видели! – возмутилась женщина.

– Если подохнет, заплатим, – успокоил Николай хозяйку гуся.

– Пап, он сам захотел, чтобы я летел на нём, – оживился, было, сын.

– Дома поговорим, – невольно усмехнулся отец, входя в подъезд, вслед за своим семейством…

– Как насчёт садика, узнавал? – мама вынула из ридикюля ключи.

Он безнадежно махнул рукой, с сочувствием посмотрел на сына.

– Опять дорогу перебегал, – расстроенная мама открыла дверь.

– Всё! Поедет к деду с бабкой, – решил отец, входя в длинный коридор коммунальной квартиры. – Поживёт там, а к школе заберём обратно…

Мать мыла посуду после ужина, отец расположился с газетой на диване. Ванька был наказан одиночеством за дневные подвиги.

Намаявшись в своём углу, он подходит к отцу и, увидев, что тот уже не сердится, вскакивает к нему на колени, и они опрокидываются на диван. Ванька усаживается на его согнутые в коленях ноги, обхватывает их руками и взмывает вверх…

Потом пикирует прямо на отца, опять взмывает, представляя себя нашим, советским лётчиком-истребителем, атакующим фашистов: жжж…тра-та-та…

– Фу, устал, – отец снимает Ваньку с ног.

Началась борьба. Сопя и пыхтя, отец с сыном возятся на ковровой дорожке на полу. Отец очень сильный, толстый и большой, волосатый, применяет приём: захват головы подмышку.

В ответ сын, напрягая последние силы, применяет приём самбо, выкручивая папину руку за спину. Ещё немного, и папа повержен на живот.

Крепко стискивая своими ручонками папину тяжёлую руку, Ванька торжествующе сидел у него на спине, взъерошенный, с горящими ушами.

– Сдаюсь, – хрипит папа красным лицом.

– А ну, пора спать, вояки. Совсем отца замучил, – подходит мама.

– Пап, мы завтра будем бороться? – с надеждой вопрошает Ванька.

– А как же, конечно будем, спи, давай…

Проезжающая по шоссе машина высветила окна в комнате; свет пополз по потолку, стене, исчез. Урчание удаляющейся машины растворилось в наступившей ночной тиши, которую нарушало лишь поскрипывание родительской кровати да их сдавленный шёпот: уж не борются ли они там за шкафом без него, Ваньки?..

День второй. Влюблённый художник

Утро. Мама ушла на работу. Папа заканчивал портрет очередного члена политбюро. Ванька, сидя на скамеечке рядом, тоже мазюкал красками, водя кисточкой по картону, установленному на стуле отцом. Он писал свой автопортрет, иногда поглядывая на себя в зеркало.

Раздался стук в дверь и в комнату вошёл папин коллега по работе. Он мельком глянул на работу отца и остановился возле Ваньки, удивлённо рассматривая творение юного художника.

– Талант, несомненный талант, – наконец произнёс он, глядя на Ваньку сверху. Ванька засмущался, не прерывая занятия.

Отец с коллегой о чём-то поговорили и засобирались на работу.

– Сынуль, остаёшься за старшего, скоро мама придёт. Пока, – и они исчезли за дверью. Ванька тут же встал и подошёл к портретам отца, вглядываясь в них и считая себя заправским художником.

«Как же это папа проглядел, глаза не прописаны, как следует, тени не очень глубокие на лицах», – подумалось ему, и он с жаром принялся за работу. Наконец, удовлетворённый и усталый, он полюбовался исправленными произведениями искусства. Они были совершенны.

Ванька вышел в коридор и увидел девочку в школьном платье с фартуком, огромные банты украшали её косички, в руках – настоящий школьный портфель. Соседи улыбнулись друг другу.

– Ваня, приглашаю тебя к нам в гости, – она взяла его за руку, и Ванька очутился в соседской квартире. Навстречу уже спешила мама девочки.

– Танечка из школы вернулась, здравствуй Ваня. Садитесь обедать…

Таня с Ваней сидели за столом и учили уроки: Таня писала в тетради, выполняя домашнее задание, а Ваня рисовал зайцев, кошек, чертей, потом стал рисовать Таню за уроками.

Таня закончила уроки и заглянула в тетрадь соседа:

– Похоже, и косички с бантами получились. Ты художник, как отец.

– Это ерунда, я и не так могу нарисовать, – зарделся польщённый художник и полез под стол: усевшись, потянул к себе девочку, затем в непонятном волнении стал гладить её колени. Таня встала из-за стола.

– Ваня, тебе пора домой, – строго сказала она кавалеру.

Оскорблённый в своих лучших чувствах, Ванька удалился.