Письма из Канавии. Рассказы - Лана Гайсина

Два старших брата Альгирдас и Альгимантас работали в колхозе, возили сено на ферму. Работали много, платили мало. За один рабочий день получали 1 рубль 80 копеек, а за стол садилось 12 человек.

А тут еще случилась беда – заболел Альгимантас чахоткой. Целый год не работал, пил барсучий жир. В доме, где мы жили, было сыро и душно, поэтому спал он наверху сарая в сене. Зароется в сено, а утром мы его находили по пару, который поднимался из сена. Так и выжил и выздоровел полностью.

Отец, Арвидас, Казимирас, а иногда и я с сестрой Онуте по договору с пекарней заготавливали дрова. Основным инструментом была пила «Дружба-2». Пусть непосвященные не подумают, что это бензопила. Ручная пила с двумя ручками, поэтому ее в шутку так и называли, что пилили всегда вдвоем. Наша одежда не спасала от холодов, поработав, мы бежали в пекарню согреться. Рабочие пекарни, видя какими голодными глазами мы смотрим на хлеб, угощали нас горячей выпечкой. Так мы потихоньку и выживали. Многие годы спустя мама говорила: «Перед смертью нигде так не хочу побывать, как в Александровке. Какие люди там были!»

Администрация колхоза, узнав, что мы несовершеннолетние, потребовала освободить нас от работы в пекарне и работать в колхозе. В конце концов, оба старших брата отказались работать в колхозе. За нарушение рабочего порядка оба получили по 15 суток ареста. После ареста они опять не вышли на работу. На общем собрании нашу семью исключили из колхоза.

Какую-то человечность администрация проявила и нам выделили небольшой в 16 кв. м заброшенный бревенчатый дом. На полу всем хватило места спать, да вот беда, на нас напали клопы, в этом доме 4 года никто не жил и они были очень голодные.

После выхода из колхоза, отец заключил договор с другими работодателями. Начали работать в лесу, заготавливать дрова. Работа была тяжелая, надо было валить кедры, обрезать сучья и распиливать на метровые бревна. До вырубки 5 км. Каждый день по 10 км пешком. Вернувшись домой, после ужина шли в вечернюю школу, за непосещение нас ждал штраф. Может благодаря этим жестким условиям, у нас в семье почти все братья потом получили высшее образование. Нет худа без добра, вспоминая годы ссылки, отец как-то сказал: «Хорошо, что выслали, а так в навозе и копались бы всю жизнь». Большой оптимист был наш отец. К тому времени жизнь наша изменилась к лучшему. Старшие братья на лесопилке зарабатывали по 300 рублей. Мы уже не голодали. И к климату попривыкли, а морозы там были 40—45 градусов ниже нуля. Зимы были очень снежные, по такому снегу на обычных лыжах трудно было передвигаться, поэтому местные жители пользовались широкими обитыми оленьими шкурами лыжами.

У нас появилась возможность отстроить новый дом. Старшие братья Альгис и Альгимантас поехали вверх по Оби заготавливать лес на строительство. Поваленные деревья связывали в плоты, одни бревна вдоль, другие поперек. Весной река поднимала эти плоты и несла вниз по реке. В Александровке эти плоты пригоняли к берегу. Вышли из заключения два старших брата Альбинас и Антанас и приехали к нам в Александровку. Имея строительный материал и свою рабочую силу, мы выстроили дом и коровник. Правда, дом мы окончательно не успели достроить, как в октябре 1956 года пришел приказ освободить нас от комендантского надзора.

Мы свободны! Жаль, что началась зима, и мы не все успели уехать – выехали четыре старших брата. Эта последняя зима была самой трудной и долгой. Потом, весной продали дом, корову и наша семья поплыла обратно по реке, домой в Литву.

Обратная дорога была совсем другой, мы чувствовали себя свободными людьми, гуляли по палубе, любовались суровой красотой Сибирской природы. На многие километры тянулась тайга. Можно пройти тысячу километров и не выйти на край леса, может поэтому никто и не помышлял о побеге. В Александровке, если кто заблудится в лесу, Рыбная фабрика на целый час включала гудок, чтобы потерявшийся мог найти дорогу. Прибыв на станцию, пересели на поезд уже не товарный, а нормальный, пассажирский. В Москве снова была пересадка – на поезд идущий в Литву. Уже строили планы, представляли, как поменялись соседи, оставленный дом в Литве казался уже таким близким и желанным. Когда ехали по территории Литвы, радио заговорило по-литовски, только мы не могли до конца понять, понимали только отдельные слова, хотя дома все время говорили по-литовски.

И вот мы в Литве. Как красива родная земля! Около домов всегда чисто, растут цветы. Когда услышали родную речь, слезы навернулись на глаза. Сойдя с поезда, сразу поехали к себе в деревню, домой. Надеялись все застать, как оставили. Память сохранила все до мелочей. И вот мы стоим перед нашим домом, точнее перед тем что от него осталось… Стоим как в сне. Только по камням в траве можно определить, где раньше был наш дом. Где те тропинки, по которым бегали босые наши ноги, где тот столб, на котором отец отмечал наш рост? Где ласточкины гнезда? Куда все делось?!

Ничего не осталось, только яблони сторожили нашу землю до возвращения. Не знаю, кому все это надо было уничтожить. Но разве можно из сердца и памяти стереть дни, проведенные здесь в детстве. Память живет в нас, а мы в ней, и никто не волен отнять ее у нас.

Поехали к родным. Семья из 14 человек – долго не погостишь. Прописывать такую большую семью никто не хотел. Не найдя пристанища на Родине, решили уехать в Казахстан, в Караганду. По рассказам братьев, на шахте нужны были строители. Так по доброй воле мы стали изгнанниками. Встретили литовцев, выпущенных из лагерей, но без права возвращения домой. Организовали кружок народного танца. О еде уже не нужно было думать – отец и пятеро старших братьев работали на шахте. Их так и называли – бригада Пирагасов. Конечно, тосковали по Родине, по родному языку, по разоренному нашему дому и брошенным яблоням.

Я со своей семьей окончательно вернулась в Литву в 1961 году. В 1964 году и родители возвратились с младшими детьми в Литву. Нас уже не называли врагами народа. Более того, в 1977 году «Мосфильм» снял документальный фильм о нашей семье. Где в Литве сыщешь такую семью, где выросло 12 детей, из них двое стали профессорами: д.ф.м.н Пирагас Казимир и д. ф. м.н Пирагас Кестас, один доцент Казанского университета – к.ф.м. н Пирагас Витас.

Пирагасы шутят: есть даже один академик. Как-то на защите диссертации одного из братьев, в первом ряду сидел отец, а внешность он имел импозантную: аккуратная белая бородка, весь седой, ну, ни дать, ни взять – чистый академик. Кто-то из гостей спросил: «Кто это?» И кто-то из братьев шутя, ответил: «Академик». Так это прозвище к отцу и прилипло.

Антанас, Арвидас, Альгимантас закончили строительный институт, Йонас – радиотехнический. Пранас, закончив Казанский университет, стал радиофизиком.

Из воспоминаний жены Пранаса.

Пришлось нам однажды ехать вместе с Пранасом в командировку в Великие Луки. Перед поездкой Пранас потерял паспорт, а ехать нужно было срочно, так меня вместо паспорта отправили – на документах расписываться. Ехали через Москву. До отправления в Великие Луки оставалось несколько часов, и мы решили посмотреть фильм. Зашли в кинотеатр, а билетерша не пускает, говорит после журнала. Мы смотрим на экран и видим: на всю ширину широкоформатного экрана сидит Пранас и рассказывает, как его в детстве лупил отец. Лупил, говорит, если поймает, да вот поймать десять стервецов сразу не так просто было.

Мы, как увидели Пранаса на экране, говорим билетерше: «Да, вот же – он! Его показывают!». Билетерша остолбенела и впустила нас.

А братья были озорные, чего только не вытворяли. Как-то раз в Караганде, в снежную зиму, а снега намело высотой с двухэтажный дом, братья вырыли глубоко под тропинкой туннель. Прохожие идут, идут, вдруг проваливаются и исчезают. Смеху было, конечно, как и, впрочем, слез, когда отец изловил сорванцов.

Семье Пирагасов есть, чем гордиться, дети во многом обязаны неистощимому оптимизму и трудолюбию своих родителей, которых к великой скорби уже давно нет в живых. Время собирает свою жестокую и неумолимую дань – из десяти братьев осталось восемь. Даже на пороге смерти чувство юмора не изменяет Пирагасам. Кто-то из братьев скорбно пошутил, когда на стройке погиб Альгимантас, что его смерть была незапланированной, в отличие от смерти Альбинаса, который умер после продолжительной болезни. Жестокая высылка в Сибирь не стала трагедией для Пирагасов, они все живые вернулись из ссылки, а сколько других семей осталось навечно лежать в братских могилах Сибирской земли.

В Раифской пустыне (в одном из казанских монастырей) монахи сожгли живьем семерых представителей Рабочего Совета. Прах их покоится в братской могиле недалеко от Раифского монастыря, где лежат и погибшие от рук красноармейцев монахи. И слова примирения на могиле: