Письма из Канавии. Рассказы - Лана Гайсина

Не верю в то, что физическая красота спасёт Мир, более того, часто убеждаюсь в обратном, но в спасительную силу пения Сретенских монахов я поверила на всю жизнь.

Байки старой мочютэ

Случилось это тогда, когда сорок радуг повисли над землёй, и солнышко от красоты такой смущенно спряталось за тучку или нет… тогда, когда луна, блудливо шныряя меж туч, уставилась удивлённым оком в озеро у ближайшего леса; потянувшийся с юга ветерок разбил её отражение на множество мелких осколков и сорок (а может чуть меньше) разных историй мелькнули в памяти у мочютэ, как сорок лунных осколков…

Давно уже похоронила мочютэ своего Йонукаса, а как встанет перед глазами в расшитой рубашке в жилетке опоясанной тканным узорчатым поясом, так и стоит как живой, всегда молодой только чуточку пьяный. Что греха таить, как в костёл идти, на рожанчю его не добудишься, кое-как на мищёс поспевали.

Как-то гремит кастрюлями мочютэ у печи, а в сенях грохот, кто-то на ведро наткнулся. Йонукас пьяный шарит в темноте, дверь пытается открыть. Накричала она на мужа, тот ей в ответ:

– Ты посмотри, кого я привёл в гости!

– Да кого же ты, пьяница, можешь привести?

И заходит в избу с Йонукасом сам ксёндз собственной персоной. Запричитала тут мочютэ: «Езус-Мария… Езус-Мария!» – Коснулась губами протянутую руку ксёндза: «Вешпоти, Вешпоти, прости меня, клебонай!»

Бросилась собирать на стол, вытащила из ларя припрятанный скеланжес, достала из погреба огурцы и сыр. За столом завёл ксендз речи благостные о том, что душу чистую, праведную всякая болезнь избежит.

Ноги у мочютэ в ту осень сильно болели, спросила она ксёндза: «Что же надо делать, чтобы артрозом не болеть?» Стал ксендз подробно перечислять: «Не прелюбодействовать, алкоголем не злоупотреблять и самое главное – почаще молиться…» Тут мочютэ не выдержала и спросила: «А почему в газетах пишут, что ксёндзы артрозом чаще всех страдают?» Ксёндз только побелел, шмякнул на тарелку недоеденный кусочек скеланжеса, подобрав сутану, выскочил из избы.

Долго потом безгрешная мочютэ маялась – отпущения грехов не давал ей ксёндз.

Да разве мочютэ против заповедей христианских, сам бес изобрёл это проклятое зелье, что голову дурманит и разум отнимает. Третьего дня с внучкой пошли зерно рассыпанное на дороге собирать. Четырнадцать мужиков навстречу попались и хоть бы один был трезвый…

Последний шёл Зигмас, он-то мочютэ и сказал: «Посмотри, там твои индюки за водкой в магазин пошли!» Смотрит мочютэ и впрямь вышагивают, огромные белые «птички» в тридцать кило каждая! Втроём! И как тут не поверишь, если в этом магазине кроме водки и спичек ничего другого не продают! Тут и думать, и гадать не надо, когда вся деревня вдребодан пьяная. Аккурат десятого числа «пашалпу» выдают. А ведь еще в старину говорили: «Не давай рыбу, дай удочки!» Чудят там в Европе, а мы за голову хватаемся, если она еще у кого-то на плечах осталась…

Говорил знакомый немец, уписывая мочютины помидоры: «Вот как вступите в Евросоюз, так тоже будете есть „картонные“ помидоры!» Повезла дочь в далёкую Московию подруге своей палендвицу и сыр, так они с дочкой сыр съели, а палендвицу мужу отдали, сказав при этом: «Он всё ест!» А ведь когда-то литовская палендвица деликатесом слыла. Да, видно не помогают европейские указы, мясо то прожевать нельзя… сама видела, как сосед навешал в свинарнике погремушки, не стало от этого мясо лучше, а свиньям веселей. Только народ потешается… в очередной раз.

Смех смехом, а мне сегодня хоть плачь навзрыд. Встала я утром и обомлела. Вчера еще всё зеленело, а утром намело – сугробы до пояса. Смотрю, у курятника две головы из сугроба торчат: одна белая, другая черная. Подхожу: Одиллия и Одетта! Две курочки мои, отношения, между прочим, не классические – подружки. Сердце у меня ёкнуло. Захожу в курятник и вижу: петух в дальнем углу недвижный лежит, от пеструшки одни перья остались, а у «купчихи» алые сережки давно уже побелели. Хорёк порезвился на славу! Упала я там же в сугроб и заплакала. Подошел ко мне сосед и утешает: «Что вы плачете, у вас же в доме туалет тёплый!»

И впрямь на всю деревню, на шестьдесят дворов, только у нас в доме канализация…

А мне кур жалко, так жалко, что дальше и говорить невмочь…

Мочютэ – бабуля (лит.)

Рожанчюс – молитва славящая деву Марию и Господа ((лит.)

Мищёс – молитва (лит.)

Вешпоти – Господи (лит.)

Пашалпа – пособие по беработице (лит.)

Клебонай – обращение к ксёндзу (лит.)

Скеланжес – копчёное мясо в мочевом пузыре (лит.)

Палендвица – копчёная мясная вырезка (лит.)

Почти Рождественская история

Никогда еще для Лоретты ноша не была такой тяжелой, никогда те триста метров, которые ей предстояло пройти, не были такими невыносимо долгими. Лоретта шла как в беспамятстве, спотыкаясь и качаясь из стороны в сторону: «Только бы не упасть, только бы никто из знакомых не попался навстречу!»

Снег тяжелыми хлопьями быстро заметал её следы, воровато шныряла между туч луна, освещая пустынные улицы – люди готовились к Рождеству.

Вот, наконец, и роддом. Лоретта подошла к двери, оставив пакет у двери, не оборачиваясь, пошла, почти побежала обратно к дому.

Не знала Лоретта, что эта дверь давно уже заперта на зиму и больше месяца никто не пользуется этим входом. Страх словно ослепил её, не увидела она, что на чистом снежном покрове крыльца нет ни единого следа.

Все бы дальше произошло, как это бывает в таких случаях. Нашли бы утром замерзшее тельце новорождённой малютки в большой продуктовой сумке, возбудили бы уголовное дело по факту её смерти, но одна маленькая случайность оборвала эту цепь предопределённых несчастий.

Дежурная медсестра подошла к запертой двери, пытаясь через запотевшие стёкла рассмотреть, дорогу к роддому. На приём к врачу должна была придти её знакомая. Дорога была пустынной и она уже собиралась отойти от двери, как взгляд её упал на крыльцо и на странный пакет у двери. Быстренько одевшись, она выскочила через другой вход и, обогнув здание, подошла к крыльцу. Да, предчувствие её не обмануло. Подкидыш! Прижав сумку к груди, медсестра побежала в здание. Ребёнок был жив, это была девочка, свежая кровь на пуповине говорила, что младенец совсем недавно родился, возможно, в этот же день. Тотчас же сбежался весь персонал, поглазеть на «ангелочка», девочка живо двигала ножками и ручками, морщила лобик и, наконец, зашлась в крике. Её тут же пристроили к «молочной» мамаше, у которой дня три тому назад родился сын.

Ангелю-ангелочка, так назвали девочку в больнице, полюбили все и с грустью ожидали момента расставания, под всякими предлогами оттягивая его. Девочку должны были отдать в детский дом. В полицию были переданы все сведения о подкидыше, единственной уликой в этом деле была квитанция из магазина, найденная в сумке. По дате и времени, указанным на квитанции, определили предположительно мать девочки: невысокую, большеглазую молодую женщину в просторной тунике, которую видеокамера запечатлела за несколько дней до родов.

Лоретта от роддома летела как на крыльях. Скорей забыть, вычеркнуть из памяти случившееся. Зайдя в свой подъезд, она поднялась на верхний этаж, чтобы забрать оставленные вещи. Здесь на площадке, среди заколоченных квартир ей пришлось рожать.

Когда у неё начали отходить воды, Лоретта взяла приготовленные покрывало, пелёнки и поднялась на пятый этаж. Никто не должен был знать и самое главное – об этом не должна была знать мать, лежащая уже третий месяц в больнице после сердечного приступа. Когда начались схватки, Лоретта сдавленно стонала; ни на минуту не теряя контроля, подумала: как хорошо, что схватки начались днём, когда многие на работе или в школе. Да и кто поднимется на последний этаж, если здесь никто не живёт, а если кто-то и появится, она найдёт в себе силы закутаться в покрывало, пусть думают, что очередной бомж нашёл здесь себе пристанище.

Схватки учащались, даже сильная зубная боль была ничто по сравнению с тем, что терзало и выгибало дугой её тело. Обливаясь потом, Лоретта стискивала зубы, чтобы не закричать, теряя последние силы, успела подумать: а как же брат… один? Очнулась она от детского плача. Маленькое, беспомощное создание лежало у её ног. Девочка… Только не разжалобиться и ни в коем случае не давать грудь. Лоретта достала из сумки приготовленную бутылочку со смесью, ребёнок неохотно взял губами соску, а потом, распробовав, зачмокал…

Лоретта тряхнув головой, отогнала воспоминания. Всё, всё …забыть! Детство, юность и все глупости, связанные с ними, оставить в прошлом, убить в себе женщину, дочь и мать! Отныне она – автомат в состоянии turn off или on в зависимости от платежеспособности клиента. Выдрать все эмоции, выскрести душу, высушить слёзы и забыть…