Игра на вылет - Darina West

кому-то из ребят пришлось искать столик, увидеть Андерсена, который стоит посередине столовой с невозмутимым видом, спокойно держит поднос, но при этом методично выискивает глазами место, потому что их столик занят.

Представив это, я не смогла сдержаться и засмеялась.

Дженна тут же перевела на меня взгляд.

— Рада, что они действуют на тебя таким образом, — хмыкнула она. — Уверена, если ты в таком настроении возьмёшь у них интервью, они будут поражены и, может быть, кто-то даже с тобой чем-то поделится.

Майкл, который уже успел прикончить свою колу, лениво поднялся, закручивая пустую бутылку, и протянул:

— Всё круто, но нам пора. Пара в другом корпусе.

Мы, не сговариваясь, собрали вещи и двинулись ко входу, а пока шли, я наклонилась ближе к Дженне и тихо спросила:

— Неужели совсем не расстроена, что в столовой не было Кевина?

Дженна даже не моргнула, просто молча ущипнула меня за бок.

Я подскочила, хитро ей улыбаясь, и посмотрела на неё взглядом, который говорил: «Меня не проведёшь».

Потому что каким бы провальным ни было её свидание, но, чёрт возьми, оно ей понравилось.

Глава 4. Ники

Пары пролетели быстро, но, если быть честной, были такие занятия, которые можно было спокойно включить в список пыток. Знаете, когда профессор с выражением вселенской скорби читает лекцию так, будто его заставляют это делать под дулом пистолета? Да, вот именно такие пары обычно растягиваются на вечность. Но большинство всё-таки были другими — живая дискуссия, споры, кидание аргументов, попытки задавить кого-то интеллектом (спойлер: это редко работает, но выглядит эпично).

После занятий я полетела в офис университетской газеты, потому что надо было сдать статью, которую я, наконец, дописала. Офис находился в самом неудобном корпусе, потому что, видимо, кто-то когда-то решил, что журналистика — это факультет для особо выносливых.

Пока шла, смотрела по сторонам и наслаждалась кампусом, студентами и погодой. В голове мелькнула мысль — чёрт возьми, я реально учусь в Америке!

И да, если сейчас кто-то скажет: «А дома не сиделось? Что в этой Америке особенного?», я просто отвечу: а фиг его знает, но ещё в десятом классе поняла, что хочу именно сюда.

А если быть ещё точнее — это всё заслуга одного человека.

Людмила Георгиевна. Наш классный руководитель.

Женщина, которая первой сказала нам: «Мир — это не просто ваша школа и ваш двор. Он огромный, и если вы не будете тянуться, то он пройдёт мимо вас».

Она тащила нас на олимпиады, в поездки, на конкурсы, в музеи и даже за границу на экскурсии. И если кому-то казалось, что можно просто тихо отсидеться в уголке — то нет, Людмила Георгиевна в этом вопросе не знала жалости.

Она первая объяснила нам, что люди не делятся на крутых и неудачников, что если в классе появится буллинг — то разбираться с этим будем всем составом, что неважно, в каких кроссовках ты ходишь и какой модели у тебя телефон — важно, что ты из себя представляешь.

И это работало.

Мы держались друг за друга, когда в других классах шли войны за популярность. Когда вокруг шла жестокая подростковая селекция — мы дружили.

В девятом классе она подозвала меня и сказала:

— Вероника, ты пишешь лучше всех. Не хочешь вести школьную газету?

Я даже не задумывалась. С этого всё и началось.

Олимпиады, статьи, английский, первые публикации, первые мечты о чём-то большем.

На выпускном мы рыдали, потому что понимали — жизнь разделилась на «до» и «после».

Но что самое крутое? Мы до сих пор общаемся. Половина нашего класса, как и я, уехала. Кто-то учится в Германии, кто-то в Польше, кто-то даже в Турции, кто-то переехал в Москву, Питер... Но раз в несколько месяцев мы устраиваем созвоны по зуму, которые превращаются в какой-то сумасшедший марафон.

Сначала мы месяц собираемся, потом два часа все подключаются, потом у кого-нибудь вылетает интернет, потом он снова заходит, а дальше до самого утра несётся такой поток разговоров, что, если бы нас записали, это была бы лучшая комедия года.

Что касается Америки... Конечно, и безусловно, моё бурное воображение и впечатлительность сыграли со мной злую шутку. Когда стали популярны американские сериалы и фильмы про университетскую жизнь, мне казалось, что вот там действительно круто! Новые школы, у каждого свой шкафчик, интересные преподаватели — а не те, которые просто читают вслух книжку.

Поэтому своим родителям я сказала, куда я хочу и что я хочу. О-о, это был шок в шоке квадратном. Папа вздыхал и говорил, что это дорого, мама почти плакала и повторяла за папой, что это дорого... Но я, как баран, упёрлась. Мой дедушка махнул рукой и сказал:

— Шило у тебя, Вероника, в одном месте! И не имётся тебе?

Я лишь поцеловала его залысину и сказала, что я так хочу.

Когда моя подруга Анька и друг Олег услышали новость, они смеялись минут десять. Олег, к слову, ржал до слёз.

Но началась подготовка. Я усиленно учила язык, с помощью программ и приложений общалась с американцами и тренировалась. Гуглила все возможные способы поступления, изучала предложения.

Родители были правы — это дорого. Очень дорого.

Одно только годовое обучение стоило больше 45 тысяч долларов, и спасибо, что хотя бы с проживанием. Но были программы — и именно с этого я начала.

В последнем классе я участвовала в международных конкурсах, работала над баллами, и когда пришла пора высылать документы и эссе с моим большим послужным списком — я тряслась.

В тот день, в тот момент, когда пришли результаты, я сидела возле компьютера с родителями, с дедушкой (к слову, он торжественно в тот день передал мне сбережения, которые, по его словам, он копил на мою свадьбу), с Аней, Олегом и…

Не поступила.

Немного поплакала. Но был один плюс, который я сказала родителям — за этот год мы сможем отложить чуть больше. Я устроилась на работу, продолжала учиться, собирала новый пакет документов. Это был мой шанс, и я не могла упустить его снова.

Наступил второй год. Новый набор заявок. Новое эссе.

И… фиаско.

Опять нет.

Я помню, как сидела на кухне, тупо глядя в экран, пока мама гладила меня по спине, а папа молчал, не зная, что сказать. Мой энтузиазм был на нуле, но мой мудрый дедушка потрепал меня по голове и сказал:

— Алексеевы без боя не сдаются!

Он прав!