Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин

между Самсоновым и Ренненкампфом, то либо австро-венгерский агент капитан Шептицкий (прикомандирован к Забайкальской казачьей дивизии), либо француз Шемион (прикомандирован к Сибирской казачьей дивизии, чин неизвестен)[44]. Гофман в годы Русско-японской войны состоял военным агентом при штабе японской армии и оказаться очевидцем чего бы то ни было на Мукденском вокзале после сражения попросту не мог.

Последние сомнения в этом развеивают его воспоминания: «Я слышал со слов свидетелей о резком столкновении между обоими командирами после Ляоянского сражения на Мукденском вокзале. Вспоминаю, что еще во время сражения под Танненбергом мы говорили с генералом Людендорфом о конфликте между обоими неприятельскими генералами»[45]. Гофман оказался честнее многих не вполне добросовестно апеллирующих к нему писателей и историков. Более того, несмотря на приверженность самого мемуариста версии о скандале после оставления Янтайских копей[46], изображенная им ситуация выглядит наиболее правдоподобной из всех вышеприведенных. Ее удачно сформулировал маститый военный историк Г. Б. Лиддел Гарт: «…Гофман многое узнал о русской армии; узнал он среди прочего и историю того, как два генерала — Ренненкампф и Самсонов — крупно поссорились на платформе железной дороги в Мукдене, причем дело чуть не дошло до оскорблений действием»[47]. О пощечине, а тем более потасовке, битье нагайкой и требованиях сатисфакции им даже не упоминается.

Могла ли подобная ситуация иметь место? Категорически отвергать этого не следует. Ссора генералов грозила вспыхнуть, например, после боя на реке Шахэ. В нем отряд Самсонова и дивизия Ренненкампфа сражались на одном участке фронта в составе Восточного отряда генерал-лейтенанта Г. К. Штакельберга[48]. Действия этих частей подчас оказывались несогласованными и отнюдь не только по вине Ренненкампфа. Он прикрывал левый фланг конницы Самсонова, вышедшей к Сяньшанцзы 9 (22) октября 1904 года, а утром того же дня попытался продвинуться далее до деревни Бенсиху при поддержке отряда генерал-майора Г. П. Любавина. Однако из-за неуверенных действий последнего от своего замысла отказался и Ренненкампф.

11 (24) октября последний еще раз попытался наступать на укрепленные позиции японцев и вновь был вынужден отойти — на сей раз по причине бездействия не кого иного, как Самсонова. На исходе дня тот и вовсе отступил, лишив Ренненкампфа возможности организовать еще одну, уже ночную атаку. И именно тогда начальник Забайкальской казачьей дивизии в свою очередь отказался поддержать Самсонова, запланировавшего атаку, но так и не решившегося на нее. Но и это было следствием не самодурства Ренненкампфа, а приказа Штакельберга приостановить наступление всего Восточного отряда.

Тактическая инициатива была упущена — 12 (25) октября в наступление перешли японские войска. Еще накануне перед Самсоновым и Ренненкампфом стояла прежняя задача — продвижение с выходом в тыл армии генерала Куроки. Однако на следующий день тот подтянул на свой правый фланг артиллерию, и под ее огнем русские части начали отступление с позиций. В этой крайне непростой ситуации, сложившейся в том числе и по их вине, вероятность возникновения ссоры между генералами была высока, как никогда прежде. Однако по свидетельству очевидца описываемых событий барона П. Н. Врангеля, ничего подобного не случилось: «…Подъехав к батарее, генерал Ренненкампф спешивается и, отойдя в сторону с генералом Самсоновым, с ним долго о чем-то совещается»[49]. Хотя согласно версии писателя А. А. Бушкова драка не просто была, а в ней Ренненкампф избил Самсонова: «… Самсонов как раз держался скверно: в Шахейском сражении попросту бежал с поля боя со своим отрядом — без сопротивления отошел перед японцами, обнажив фланги и тылы русских войск, понесших из-за этого тяжелые потери. Командовавший этими войсками Ренненкампф позже, встретив Самсонова на вокзале, отхлестал его перчаткой по физиономии…»[50].

Как бы то ни было, фиктивность «свидетельств» Гофмана становится очевидной. Возможно, в своих сочинениях он делал акцент на ссоре Самсонова и Ренненкампфа со вполне обыденной целью: для придания post factum большей значимости своей роли в организации разгрома одной русской армии и вытеснения другой из пределов Восточной Пруссии в 1914 году. Странно, что опытный прусский генштабист ставил на одну ступень кропотливую оперативную работу и слухи десятилетней давности, однако он мог беспрепятственно козырять тем, что уведомил о них командование 8-й армии.

Как читатели могли убедиться, этот образчик саморекламы Гофмана обрел немало сторонников в отечественной и зарубежной литературе. Одним из первых проникшихся к ней доверием советских авторов стал комбриг А. К. Коленковский[51]. Практически одновременно с ним виднейший военный историк русского зарубежья А. А. Керсновский, напротив, негодовал: «С легкой руки пресловутого генерала Гофмана заграничную печать обошли нелепые басни о какой-то личной вражде, существовавшей якобы еще с Японской войны между Ренненкампфом и Самсоновым, и что, мол, по этой причине первый не подал помощи второму. Нелепость этих утверждений настолько очевидна, что их нечего и опровергать»[52]. В современной литературе версию о «мукденской пощечине» однозначно отверг писатель В. Е. Шамбаров[53], отнюдь не отличающийся научной скрупулезностью автор.

Причины и обстоятельства ее неудачного для Русской императорской армии исхода давно названы и обсуждены специалистами. Значение этой битвы в рамках дальнейшего развития событий остается предметом дискуссий. Согласно мнению британского дипломата Брюса Локкарта Танненберг и вовсе приблизил крах Российской империи[54]. Однако совершенно некорректно связывать его с некоей мифической ссорой двоих генералов еще в годы Русско-японской войны, как это ничтоже сумняшеся сделал тот же Дуршмид. Сознательная или невольная солидарность с ним некоторых отечественных историков не может не удивлять. На этом фоне показательно скептическое отношение собственно немецкой историографии к версии о конфликте Самсонова и Ренненкампфа. Ведь, как резонно замечал британский историк Джон Уилер-Беннетт, если битва при Танненберге была проиграна русскими войсками на железнодорожной станции в Мукдене десятью годами ранее, то германское командование не может считать победу в ней своей заслугой[55].

Для тех же, кому версии о «пощечине» и «предательстве» по-прежнему кажутся убедительными, приведу иной, подлинный пример ссоры двоих — правда, не генералов, а полковников Русской императорской армии в начале Первой мировой войны. Исполняющий обязанности начальника штаба 2-й кавалерийской дивизии полковник В. Н. Гатовский и брат сербского короля Петра I, князь Арсений Карагеоргиевич, командующий 2-й бригадой того же соединения, повздорили 28 октября (10 ноября) 1914 года буквально из-за квартирного вопроса. Князь был рассержен тем, что Гатовский занял лучшую комнату, тогда как его собственная «провоняла лекарствами». Дело дошло до рукоприкладства, Гатовский ответил на удар оплеухой по лицу. День сменился, и Карагеоргиевич принес извинения и. о. начштаба. Прошло более полугода, и 6 (19) июля 1915-го ссора вспыхнула