Близнецы из Пиолана - Сандрин Детомб

я тут же прекращу допрос и отправлю тебя домой. Безвозвратно. Договорились?

– Будь по-твоему.

Виктор не сразу заметил Жана, вошедшего в комнату для допросов, – глаза его все еще застилали слезы, – но, осознав присутствие друга, выпрямился, расправил плечи и начал забрасывать его вопросами:

– Что дословно она тебе сказала, Жанно? Какие чувства испытывала? Гнев? Печаль? Солен говорила ей что-нибудь еще? Например, о том, страдала ли она?

Жан успокаивающим жестом приподнял руки, но Виктор продолжал требовать ответов. Наконец бывшему жандарму удалось его перебить:

– Это было все, что она сказала, Виктор. И поверь, я всеми силами пытался узнать еще хоть что-то.

– Но это какая-то бессмыслица! – почти простонал Виктор.

– Вот ты и скажи мне, в чем тогда смысл?

– С какой стати?!

– Объясни мне, почему Надя заговорила именно со мной? Почему я был единственным, кому удалось услышать от нее хоть что-то?

– Откуда мне знать?

Жану не терпелось задать один-единственный вопрос, который жег ему губы:

– Виктор, что ты сделал Солен такого, за что она могла бы тебя простить?

Несколько секунд Виктор смотрел ему прямо в глаза, но затем не выдержал и отвел взгляд.

– Это не то, что ты думаешь, Жан. Клянусь тебе!

5

Слова Виктора прозвучали как гром среди ясного неба. Фабрегас уже собирался что-то сказать, но Жан его опередил – он одним прыжком оказался возле Виктора и, схватив его за воротник, принялся трясти изо всех сил.

– Что ты ей сделал, скотина?

Виктор даже не пытался освободиться. Казалось, он не будет сопротивляться, даже если Жан ударит его – и это вполне могло бы произойти, если бы не вмешался Фабрегас.

Жан, опомнившись, снова сел и, хотя не без труда, вернул самообладание. Сжав зубы и стиснув кулаки, он сверлил взглядом Лессажа, ожидая объяснений.

Виктор, сидевший по другую сторону стола, полностью утратил самообладание. Взгляд его метался по комнате, словно в поисках поддержки, – хотя он не мог не сознавать, что сейчас только чудо Божье могло бы его спасти.

Капитан Фабрегас, воспользовавшись этим кратким затишьем, продолжил допрос:

– Будьте любезны ответить на вопрос, месье Лессаж. Что вы сделали вашей дочери?

Все, что смог сказать Виктор, – повторить дрожащим голосом уже произнесенную фразу:

– Это не то, что вы думаете. Клянусь вам.

– Мы пока ничего об этом не думаем, – сказал Фабрегас сухим, но лишенным агрессивности тоном. – Просто скажите нам, что произошло.

Виктор оперся локтями о стол и обхватил голову руками. Фабрегас с некоторым удивлением наблюдал, как задержанный в буквальном смысле рвет на себе волосы. Когда Виктор наконец поднял голову, его лицо было все в слезах.

– Это было за неделю до того, как мои малыши…

Он не смог закончить фразу – его плечи вновь затряслись от рыданий. Через какое-то время, выпив несколько глотков воды, он продолжал:

– Люс попросила меня побыть с детьми в тот вечер. Она собиралась пойти на какую-то лекцию или что-то в этом роде, не помню точно. Я даже обрадовался, что проведу весь вечер с ними – давно такого не было…

Понемногу Виктор разговорился.

Он рассказал, как дети смеялись над ним из-за его кулинарных промахов – приготовленные им макароны так сильно разварились, что все слиплись, а когда он стал поливать их кетчупом, то так сильно встряхнул бутылку, что выплеснулась сразу половина… Потом они играли в «Семь семеек»[13], и близнецы, как всегда, жульничали… Рафаэль помогал сестре, тайком передавая ей карточки под столом, а Виктор делал вид, что ничего не замечает… А потом все пошло наперекосяк. Перед сном дети захотели принять ванну вместе, как делали это каждый вечер, но Виктор под предлогом того, что сегодня он единолично распоряжается по дому, решил установить новые правила, раз и навсегда. Он сказал, что они уже большие и им пора принимать ванну раздельно. Близнецы бурно протестовали целых полчаса и наконец крайне нехотя смирились. Они все еще что-то недовольно бормотали, когда Виктор отправил их спать.

– Потом я решил к ним зайти, чтобы поцеловать их на ночь. Мне не хотелось, чтобы они заснули обиженными на меня. Мы провели такой хороший вечер… Было бы жаль, если бы он запомнился им только этой ссорой.

– И?.. – нетерпеливо произнес Жан, предчувствуя, что так долго ожидаемый ответ вот-вот прозвучит.

– А дальше между нами произошло недоразумение, – вздохнул Виктор. – Огромное недоразумение…

– Не тяни кота за хвост!

– У них была двухъярусная кровать. Рафаэль спал наверху. Я сначала поднялся наверх по ступенькам лестницы, чтобы поцеловать его. Но он повернулся ко мне спиной, и я не стал настаивать. Я спустился вниз, к Солен, но она сделала то же самое, что и ее брат. О, поверьте, этим двоим даже не надо было видеть друг друга, чтобы поступать совершенно одинаково!.. И тогда я сорвался. Я попытался взять себя в руки, но не смог – я резко схватил ее за плечо и развернул к себе. И… Жан, поверь, я совершенно не ожидал того, что произошло потом. Солен закричала, принялась меня колотить, и…

– Вы ударили ее в ответ? – спросил Фабрегас.

– Нет-нет, что вы! – запротестовал Виктор. – Я бы никогда не смог ударить мою девочку! Нет, она… она принялась меня оскорблять, она выкрикивала ужасные вещи – что я нарочно ее схватил, что я хотел потрогать ее за грудь…

– Вы действительно этого хотели? – невозмутимо спросил Фабрегас.

– Да вы с ума сошли! За кого вы меня принимаете? Ей было одиннадцать лет! Всего одиннадцать лет, слышите? Да у нее и груди-то еще не было, у бедняжки…

– Тогда почему она так говорила?

– Если б я знал!.. Тридцать лет я задаю себе этот вопрос! Рафаэль, услышав это, бросился ей на помощь – спрыгнул с кровати и начал бить меня кулаками…

– А вы? Вы били его?

– Нет, – ответил Виктор тихо, – то есть не совсем.

– Что значит «не совсем»?

– Я его просто оттолкнул. Может быть, слишком сильно. Он упал и заплакал. Тогда Солен заорала на меня как бешеная, и я вышел из комнаты… Вот и все.

– Все? – переспросил Фабрегас.

– Говорю вам, больше ничего не было! На следующий день оба вели себя как обычно. Они даже ни о чем не рассказали матери, и я, кретин, тоже этого не сделал! Я должен был извиниться или хотя бы попытаться с ними поговорить – но я ничего не сделал! Я надеялся, что все это забудется со временем. Откуда мне было знать, что всего через неделю они пропадут?

Жан и Фабрегас смерили Виктора скептическим взглядом и, не говоря