Беглый - Азк

не Голливуд. Пижаму положу на скамейку. Не перепутай с тряпкой.»

И ушла. Шаги мягкие, запах — чуть с хвоей и хозяйственным мылом. И спина — как у богини снабжения.

* * *

Комментарий от «Друга» (где-то в глубине разума):

— «Психоэмоциональный резонанс нестабилен. Фокусировка нарушена. Уровень дофамина растёт.»

— «Спасибо, Кэп. Это грудь виновата.»

— «Подтверждаю. Симптоматика соответствует норме. Дальнейшее взаимодействие с субъектом может вызывать… непродуктивные отклонения.»

— «Друг, ты просто завидуешь. Впредь делай это молча.»

* * *

Я вышел из душа чистенький, побритый, с причёской в стиле «по уставу плюс чуть-чуть от души». Пижама накрахмалена, тапки не скрипят — идиллия.

В животе урчит: тело требовало углеводов, белка, жира и, желательно, двойную порцию всего.

Судьба вела в столовую.

Здание госпитальной столовой было низкое, с облупленной вывеской и запахом еды, который въелся даже в оконные рамы. Внутри — длинные столы, обитые клеёнкой, и очередь, шевелящаяся под приказы дежурной:

— «Не лезь без тарелки, ефрейтор, ты ж не в наряде по кухне!»

— «Быстрее, бойцы, не на шведском курорте!»

Я подошёл. И тут началось.

— «Ой, ефрейтор Борисенок!» — воскликнула молоденькая повариха с веснушками и ямочками на щеках, — «Борщеца тебе — как деду в деревне! Погуще, чтоб ложка стояла!»

Она навалила в миску борща так, что тот стал скорее вторым блюдом.

Другая, пониже ростом, но с глазами, как две заваренные черешни, добавила пюре:

— «А пюрешку тебе пушистую, как облачко над Полоцком.»

Третья — с маникюром, которого бы и в цирке не показали — с блёстками и сердечками — налила мясной подливки столько, что пюре сжалось от страха.

— «О, а подливку-то — двойную! Нам не жалко для наших героев. Всё равно скоро на дембель, да?»

Я моргнул.

— «Чего?..»

— «Ну ты ж через месяц — вольная птица! Мы уж знаем.» — с заговорщицким подмигом сказала веснушчатая.

В голове у меня щёлкнул «Друг».

— «Ты им военник слил?»

— 'Я? Никогда. Люди, очень любопытные существа. Сестричка-хозяйка смотрела твой билет минут десять. Наверное, обсуждали в курилке."

* * *

Я прошёл мимо буфета, где сидели бабки в халатах и беззвучно жевали ватрушки, и сел за свободный стол, где уже уплетали кто котлету, кто компот.

— «Здорово, мужики.»

Один, с физиономией, как у добродушного поросёнка и плечами шире двери:

— «А, это ты — тот самый киборг (до „Терминатора“ еще года три, но могли читать книгу Мартина Кайдина, либо вычитать очень похожее слово у Стругацких: „Кибер“:))) ) на дембеле!»

— «Киборг?»

— «Так ты вчера в спортгородке так гонял, что у нас тут два фельдшера ставки делали. А девки тебя уже в списки женихов записали. Улыбаются, борщ варят, а вечером ещё будут шептаться — "Борисенок… Константин… с глазами, как у киноактёра и жопой бегуна».

Весь стол захихикал. Я чуть не захлебнулся компотом.

Другой — парень с тёмными бровями и хриплым голосом:

— «Ты им главное не говори, что ты внеземной. А то перестанут двойную подливку наливать.»

— «Серьёзно, вы думаете, это из-за дембеля?»

— «Брат, ты ж у нас с дисциплинаркой, с ВУСом радиста-разведчика и прыжками. А это тут, как у самца павлина — хвост. Только у тебя — из военника.»

Я рассмеялся. Было тепло. И сытно. Тело чувствовало себя почти счастливым, мозг — почти дома, а душа… душа, кажется, впервые за всё это время перестала дрожать.

* * *

Послеобеденный покой обрушился, как камнепад в горах. Я завалился на койку, растянулся, будто меня размотали на солнце, и отдался заслуженной дрёме. Тело довольное. Желудок урчит — но уже ласково, как котёнок. А вот гормональная система начала втихаря бузить.

«Друг… У меня тут, гм… нештатная ситуация. Гормональная.»

— «Выделение тестостерона активизируется при достаточном уровне питания, отдыха и безопасности. Всё по учебнику. Организм считает, что пора размножаться.»

— «Да он не просто считает — он требует. Если я сейчас не скину давление в системе, я не знаю, что выкину. Иди, говори, что делать.»

— «Физическая активность, желательно с интенсивной нагрузкой. Мышечный отклик подавляет возбуждение. Или альтернатива…»

— «Нет! Альтернатива — не сегодня. У нас тут советский госпиталь, а не кабаре в галактике Орион!»

Я вскочил, отряхнул пижаму, надел тапки и пошёл искать человека, который, возможно, спасёт окружающий мир от моего гормонального коллапса.

Инна Ивановна. Сестра-хозяйка. Воплощение советской строгости, аккуратности и тайной роскоши в белом халате. Она стояла у окна, перебирая простыни — как будто решала, какая сегодня достойна тела солдата.

— «Инна Ивановна!»

Она обернулась, её взгляд — как у санитарного инспектора и немного — как у женщины, которую трудно удивить.

— «Ты чего, ефрейтор? Опять в душ хочешь? Или уже в прачку?»

Я сглотнул.

— «Инна Ивановна… Мне срочно надо в каптерку. Пожать железо. Потягать. Подышать пылью социализма. Иначе…»

Она сощурилась, поправила очки.

— «Иначе?»

Я вздохнул.

— «Иначе плоть возьмёт верх. Над разумом. А я сейчас на грани. Серьёзно. Это медицинская необходимость.»

Она рассмеялась — впервые за всё время. Такой смех, будто пыль с улыбки стерли, и под ней оказалась девушка с характером.

— «Ты хочешь сказать, что тебя прижало, и только штанга тебя спасёт?»

Я кивнул, глядя честно, открыто, по-комсомольски. Она поставила стопку простыней на тумбу и сказала:

— «Ладно. Убедил. Только так — двадцать минут, потом душ, потом обратно в койку. И чтоб гантели не сваливал — они у нас из тех времён, когда ещё сам Фрунзе качался!»

Я обрадовался, шагнул было к выходу — но она добавила, уже почти шепотом:

— «А если совсем крышу сорвёт — зови. Я знаю пару способов, как выровнять твоё внутреннее давление без штанги. Но это уже по особой договорённости.»

Я замер, глотнул воздух.

— «Эм… вы сейчас… шутите?»

Инна Ивановна прошла мимо, слегка коснувшись плеча и оставив за собой запах лаванды и какой-то дикой уверенности.

— «Иди уже, спортсмен. Пока не поздно.»

Каптерка встретила меня холодным железом и обветшалым деревянным полом. Я схватил гантели и начал приседать — не только телом, но и волей. Каждое повторение выбивало из меня жар, мысли, мечты о белом халате.

«Друг…»

— «Да?»

— «Плоть взята под контроль. Но я чувствую, что не надолго.»

Глава 4

Я вымотался — до звона в ушах, до мурашек в позвоночнике. Тело гудело, как отглаженный