Пленница - Ольга Вечная

На этот раз Алтай не спорит. Молча выслушивает аргументы, обещания. И в итоге уступает:

— Лады. Вали в свою Италию.

Папа так громко выдыхает, что мне за него немного стыдно становится.

— Отлично, Алтай, ты не пожалеешь. Наконец-то мы пришли к соглашению.

— Но Рада пока «отдохнет» на моей базе. — Алтай ставит чашку в мойку и поворачивается ко мне: — Собирайся.

Я резко выпрямляюсь и вопросительно смотрю на папу. Он краснеет до кончиков ушей и моментально возражает:

— Об этом не может идти и речи.

— Почему? Ты же вернешься. Будет стимул поспешить.

Глава 5

Когда мне было четырнадцать, моей бедной бабушке пришлось столкнуться лицом к лицу с моим переходным возрастом.

Никто из нас этого не планировал, мы всегда прекрасно жили, душа в душу. Я старательно училась, помогала по хозяйству, бабуля рассказывала о маме и старалась изо всех сил заменить мне обоих родителей. А тут вдруг все покатилось в адскую пропасть. Хорошую прилежную девочку словно подменили. Я бросила танцы, волейбол и музыкальную школу. Нашла группу, в которой, какой ужас, начала петь кошмарные попсовые песни.

Мы с ребятами пропадали на репетициях сутками, учеба стала побоку, я решила, что достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения и строить свою жизнь. Тем более, мамы у меня нет, а папа занят другой семьей. Нет у меня мамы! Не-ту! И не будет! Я сама по себе!

Благо, длился этот переходный возраст недолго, всего четыре месяца и закончился одним роковым днем.

Июль, Геленджик, туристы. Я наврала бабуле, что поехала с близкой подругой Таней и ее родителями на дачу — мы часто ночевали друг у дружки, и моя наивная бабушка поверила. Помогла собраться, положила с собой домашней выпечки. Ее можно понять, она уже вырастила своих детей, и на пенсии планировала ни за подростком следить, а спокойно смотреть сериалы и вязать.

Почему-то было стыдно показать друзьям булочки, я опасалась прослыть лохушкой, и выбросила их. Никогда в жизни я не прощу себе этот поступок. Бабули уже нет, с тех пор не проходит ни дня, чтобы я не вспоминала о ней и тех булочках. С какой бы радостью я их сейчас слопала все до единой! Но уже не вернуть, поздно. Я их выбросила и купила чипсы в ларьке по пути.

Ни на какую дачу, разумеется, не поехала. Таня прикрыла, и мы с группой рванули на побережье. Нашему гитаристу недавно исполнилось восемнадцать, он взял девятку отца, и мы чувствовали себя самыми свободными, талантливыми и крутыми!

Выступали прямо на набережной, туристы образовали полукруг, слушали, кидали деньги. Вечером нас прогнали, но сумма в шапке к тому времени накопилась внушительная, и мы решили перед дорогой обратно забуриться в бар.

Закон Мерфи работал на полную — охрана нас пропустила.

Музыка резала перепонки, а мерцающее освещение — глаза. Меня поразили толпы самых разных людей, съехавшихся сюда со всей страны. Туристы были одеты непривычно ярко, вели себя смело, раскованно. В моей станице подобное не принято, я таращилась, раскрыв рот. От алкоголя, правда, отказалась, смелости не хватило. А может, внутренний стопор сработал?

Духота сушила горло, ужасно хотелось пить. Я попросила у официанта воды. Потом на столе откуда-то появился кувшин с апельсиновым соком. Я выпила стакан и практически сразу ощутила слабость.

Спустя примерно минуту, через обволакивающую пелену я увидела Алтая — того самого страшного парня, с которым вел дела мой отец. Я запомнила его жуткий шрам на лице, по нему-то и узнала мгновенно.

Он все расскажет папе. Эта мысль стала шокирующей, я решила немедленно покинуть заведение, но ноги не послушались.

Потом стало страшно. Папа учил, что такие, как Алтай — чудовища. Мне вовсе не хотелось находиться с ним в одном баре. На самом деле, мне очень-очень сильно стало не по себе, я перестала чувствовать себя взрослой. Захотелось домой! К своей родной любимой бабуле, которую так подло обманула, сбежав. По субботам мы обычно смотрели ее любимый сериал по первому каналу.

Становилось хуже. За наш столик присели незнакомые взрослые мужчины, и мои друзья, испугавшись, попросили счет. Я хотела пойти с ними, но не могла. Клонило в сон, все силы уходили на то, чтобы держать глаза приоткрытыми.

Мои друзья... так называемся друзья, попятились к выходу. А я осталась.

Вскоре соленый морской воздух ударил в лицо. Чей-то грубый смех заставил поежиться. А потом провал. Я помню, кто-то дрался. Я сидела на корточках, вязла ногами в песке и закрывала лицо руками, слышала шум моря и дрожала. Дальше бесконечная дорога. Незнакомая машина легко шла по трассе. Шум движка баюкал. Потом он спросил:

- Пришла в себя?

- Почему так плохо?

Он обернулся, и я увидела злополучный шрам, потом глаза. Не злые, обеспокоенные.

Алтай протянул бутылку воды. Я так сильно хотела пить, что не подумала о мерах безопасности, и осушила ее залпом, после чего отключилась снова. Он что-то спрашивал, я слышала отдельные слова, но не могла сложить их в предложение. Мне было очень страшно и очень стыдно.

Бабушка сказала, что он принес меня на руках. На этом мой переходный возраст закончился.

Мы встретились с ним на следующий день, я пошла на рынок за овощами, решила испечь бабулин любимый пирог с капустой и тем самым попросить прощения. Его черная бандитская бэха стояла неподалеку, поравнялась со мной, ехала медленно. Я безропотно села на пассажирское сиденье.

- Привет, - прошептала.

- Как ты?

Покачала ладонью в воздухе. А потом всхлипнула.

- Меня вчера не должно было быть в Гелендже, - произнес он. - В смысле — совсем. В том числе для твоего бати.

- Я никому не скажу. Боже. Ты мог подумать, что эту историю я захочу кому-то рассказать?!

- Твоему отцу.

- Особенно ему!

Он помолчал. Потом хмыкнул и спросил:

- Они тебе что-то сделали?

Мороз прокатился ко коже. Я вся покрылась мурашками, сжалась, и он сделал кондиционер потише.

- В смысле сделали?.. - беззвучно прошептала. Картинки начали всплывать перед глазами, но бледные, туманные. - Я не помню лиц.

- Я помню, - ответил он. - Не местные пацаны. Я найду их сегодня. Хочу претензии предъявить. - Он как-то криво усмехнулся, а я перестала дышать. - Я отвлекся на минуту, а ваш стол оказался уже пустым. Они успели?

- Что?

Он снова хмыкнул. Было очевидно, что