Пленница - Ольга Вечная

class="p1">Утыкаюсь лицом в подушку. Никогда не думала, что папа способен говорить с женщиной в таком тоне.

Поэтому, когда он заходит ко мне, я не спешу делиться своими проблемами. Включаю ночник и присаживаюсь в кровати.

В тусклом свете мой бравый отец кажется измотанным. У меня даже мелькает подозрение, не болен ли он? Всегда уверенный в себе, находчивый, обеспечивающий всех вокруг.

— Замучили они тебя все? — спрашиваю вполголоса.

Папа улыбается и опускается на край матраса. Треплет меня по голове, ровно так же, как дядя Вардан ранее.

— Моя звездочка. Как хорошо, что ты у меня есть.

— Пап, ну ты чего? Куда ж я денусь, нахлебница?

Он смеется.

— Все бы такими нахлебницами были. — Потом глубоко вздыхает: — Твоя мать всегда меня понимала. И ты такой же выросла.

Никто в мире не представляет, насколько это приятно. Меня будто помещают в натопленную баню, и я на миг задыхаюсь, схватив ртом горячего воздуха. Я так сейчас счастлива, что не нахожу в себе ресурса сгладить папины слова и напомнить, что Нина и Пава — чудесные девочки.

Про свою мамочку я знаю много. Она умерла, когда мне был год, но осталась куча ее фотографий. А еще куча фотографий со мной крошечной, которые сделала мама. В них столько любви, что ее до сих пор хватает.

— Пап, все образуется, вот увидишь, — начинаю поддерживать.

— Полагаю, надо ввести тебя в курс дела, — говорит отец деловито.

— Хорошо. Что случилось?

— Ничего такого, что могло бы нам навредить. Это первое, что ты должна знать.

— Зачем приезжали Алтай и Исса? — помогаю я ему разговориться.

— Откуда домашняя девочка знает такие страшные слова? — усмехается папа, касаясь кончика моего носа. — Бизнес, моя дорогая, не может всегда идти в гору, бывают и взлеты, и падения. Так вот, сейчас мы немного споткнулись.

— О какой камень?

— Помнишь ту землю на третьей береговой линии, куда ты вложила часть приданого?

— Конечно.

Папа купил огромный кусок земли и размежевал на участки. Теперь строит дома и продает. В один из них он, с моего разрешения, вложил деньги от продажи бабушкиной квартиры.

— Меня кинул поставщик. Взял деньги и скрылся, так бывает. Не буду вдаваться в подробности, но, чтобы продолжить строительство, мне пришлось занять крупную сумму. Настало время ее отдавать.

— Вот так домашние девочки и узнают страшные слова, — отшучиваюсь я, хотя ситуация, конечно, не смешная. — Ты занял у Алтая? И расписку, разумеется, составил Исса. Как я поняла, он недурной юрист.

— Они оба недурные юристы, понахватались, только непонятно где. Весь город им теперь что-то должен. Сволочи.

— Что будет, если не отдавать долг?

— Придется отдать. Иначе они заберут землю себе. Вместе с уже построенными домами. Вместе со всем.

Я ошарашенно моргаю. В папины дома вложились все мои тетушки, родители, брат Елизаветы и еще куча народу. Вот почему мачеха в бешенстве.

— Так что, получается, мы еще и людей подставим?

Папа сказал, что я одна его понимаю, и мне необходимо закрепиться в этой особенной роли, но... Я ведь тоже вложила туда свои деньги! Целую квартиру! Выходит, она отойдет Алтаю? Просто так, ни за что?! Меня переполняет неприязнь к этому человеку.

Сумма приличная, но дело не только в этом. Мои ладони срываются на дрожь. Эти деньги — память, и, глупо потеряв их, я как будто предам бабушку.

— Такого мы не допустим, — обнадеживает отец. — Но для этого мне нужно будет ненадолго уехать. А ты поживешь пока у мэра. У него, кстати, сын готов жениться, симпатичный молодой человек, работает в банке.

— Папа, это-то здесь при чем?.. Я вообще не планирую замуж так рано.

— Ну а вдруг? Присмотрись к парню. И будь паинькой, Рада. Многие люди вложили в дома все, до копейки, они на нас надеются.

После сложного разговора сплю я тревожно, снятся кошмары, а утром просыпаюсь от грохота. Накидываю на плечи халат и сбегаю на первый этаж.

Глава 4

Поначалу непонятно, что происходит. Сцена, которая разворачивается на моих глазах, поистине чудовищна.

И да, само чудовище тоже здесь — стоит у столешницы. Как и вчера, одет Алтай безупречно, но менее формально — рубашка и брюки. Волосы собраны, шрам на прежнем месте. А вот брови... Брови чуть выше, чем положено, что говорит о том, что бандит немало удивлен.

И удивила его наша Елизавета.

Которая по-настоящему борется с отцом, рвется ему глаза выцарапать. Папа выкручивает ей руки. На полу стекло от разбитой посуды, две сковородки.

Сперва я думаю, что шум был из-за бандитского налета, и пытаюсь как-то связать драку с нарисованной в голове картинкой, но спустя мгновение осознаю, что вряд ли Алтай расфигачил целый сервиз. Он, кажется, сам не знает, что и делать.

— Ой! — восклицаю я, понятия не имея, за что хвататься и как себя вести.

Папа отвлекается на мгновение, Елизавета тут же изворачивается и кусает его за нос. Он вскрикивает от боли.

— Вот зараза!

Я машу руками, не представляя, как подступиться и разнять. В полном шоке перевожу глаза на Алтая, и тот совершенно невинно пожимает плечами.

Подаю ему знак: сделай что-нибудь. Он быстро качает головой, дескать, ни за что на свете.

Это было бы забавно, если бы не наш вчерашний разговор с отцом, и я, конечно, сдерживаю улыбку.

Алтай всегда был ко мне добр, насколько это только возможно, но нельзя забывать, чем именно он занимается. К нему приходят люди, находящиеся в затруднительной ситуации. Нередко — на грани. Никто в здравом уме с такими процентами не возьмет в долг деньги под залог недвижимости. Алтай наживается на бедах, он сам дьявол на земле, собирающий души. От такого человека интуитивно хочется держать подальше.

— Доброе утро, — говорю я сухо, собирая волосы в хвост. Жаль, завязать нечем. — Что... случилось?

Входная дверь распахивается, к нам присоединяется дядя Вардан.

— У отца своего спроси, что случилось! — орет Елизавета. — Старый козел! Ненавижу тебя! Ты мне всю жизнь сломал! И девочкам моим!

— Лиза, Лизонька... — причитает папа, держась за нос.

Драма набирает обороты. Я растерянно хлопаю ресницами, решаю вмешаться:

— Елизавета, пойдемте, мужчинам нужно поговорить без нас. Так же нельзя...

Но мачеха отталкивает меня и снова бросается