Пленница - Ольга Вечная

в бой. Она толкает стол, тот опрокидывается, разбивается ваза, разливается вода. Цветы по всей кухне. На втором этаже громко плачет Пава..

У меня у самой мурашки табуном по коже и тахикардия, потому что прекрасно понимаю: Елизавета не стала бы так себя вести на ровном месте. Обессилев, она падает на колени и закрывает лицо ладонями.

— Доволен? Ты этого хотел? — кричит отец Алтаю. — Счастлив теперь?! Пусть карма отыграется на тебе и твоих детях! Вардан, бога ради, уведи ее!

Дядя Вардан расторопно отводит Елизавету на второй этаж. Резко становится тихо.

Слова отца повисают в воздухе, и становится понятно, что зря он их сказал. Я ожидаю от Алтая хлесткой ответки, но он лишь тянется за рулоном бумажных полотенец. Отрывает кусок побольше и начинает вытирать рубашку. Она и правда наполовину мокрая, я только заметила.

— Твою мать, Филат, — произносит Алтай медленно. — Зачем ты натравил на меня свою женщину?

— Натравишь ее! Она сама прекрасно натравливается! Кофе будешь? — Вновь потерев нос, отец идет к кофемашине, но наступает на кусочек стекла. Чертыхается сквозь зубы. — Рада, милая, сделай с этим что-то. Нам нужно поговорить спокойно.

— Конечно.

Я срываюсь с места. Достаю из кладовки веник, совок, пакет, надеваю тапочки и приступаю. Сначала нужно убрать большие осколки, потом пропылесосить.

Отец тем временем варит кофе, подает Алтаю чашку. Я занимаюсь делом, стараясь не шуметь, но как будто все время чувствую на себе взгляд. И это не очень приятно.

— Так а что я сделать могу?! — ругается отец громко.

— Если ты не можешь справиться со своей женщиной, — ровно отвечает Алтай, — как с тобой вообще дела можно вести?

Папа хмыкает несколько раз подряд.

Алтай заканчивает вытирать рубашку и продолжает:

— Ты мне аренду полгода не платишь. Узнает кто-то — хана моей репутации, а я столько над ней работал. — Он будто насмехается. — Ты, наверное, решил, раз я дал тебе поблажку, то можно наплевать и на остальные условия. Так не пойдет.

— Я забыл, когда истекает срок договора. Просто забыл! А ты уже проценты накинул! Да какие!

— Десятое июня в расписке. Сегодня одиннадцатое. Я вчера приехал к тебе лично напомнить. Ты меня выпроводил.

— Я не думал, что будут проценты!

Алтай разводит руками:

— Какой-то детский сад. У тебя вообще деньги есть?

С полминуты длится молчание.

— Ясно. До обеда перешли Иссе на электронку все документы на участки. Разрешения на строительство и так далее. Стройку останавливай, я подумаю, что там будет теперь.

Елизавета что-то кричит наверху. Сквозь пелену шока я осознаю, что мы потеряли все. Вообще все.

— Алтай, деньги будут крайний срок через неделю, максимум две, — говорит отец нервно.

— Тебе их, судя по всему, взять негде.

— У меня в Италии...

Алтай прерывает отца громким смешком:

— Ты считаешь, я дам тебе выехать из страны?

Папа тут же начинает строить из себя оскорбленного, наседает, что они ведут дела всю жизнь. Что он держит свое слово и за поступки всегда отвечает. И что людей уж точно не кинет. Не такой он человек. Мое сердце колотится на разрыв. Я то и дело киваю, поддерживая отца.

В какой-то момент он извиняется и отходит ответить на звонок, я же изрядно нервничаю, сгребая осколки в кучу. Боковым зрением улавливаю движение — Алтай подходит совсем близко. Деревенею. Аж болит внутри. Смотрю я строго в пол.

Не буду на него снизу вверх. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Пусть хоть пнет сейчас — не стану унижаться.

Он, видимо, это понимает, присаживается на корточки.

— Надень перчатки, иначе поранишься. — Протягивает пару монтажных.

Этого я ожидала меньше всего на свете. Воровато поднимаю глаза. Они у нас почти на одном уровне.

— У вас с собой перчатки? Серьезно? Зачем?

Каждый вопрос отбит глухим ударом сердца о ребра. Я вдыхаю изысканный парфюм Алтая и вспоминаю, что не успела даже умыться.

— Чтобы отпечатки пальцев не оставить на месте преступления, — произносит он серьезно. При этом на губах играет улыбка.

— Ха-ха-ха, — цежу я, стараясь, чтобы голос не слишком срывался. — Да вы стендапер. — От волнения в лицо ударяет краска. Знаю, папе не понравится, что мы разговариваем. Еще знаю, что я совсем мелюзга рядом с Алтаем, но тем не менее не сдаюсь: — Позвольте напомнить, вчера вы и ваш друг прибыли сюда, и этот факт может быть подтвержден многочисленными свидетелями. У вас конфликт с моим отцом, и полиция без труда установит вашу причастность. Будьте уверены, через час вы будете задержаны. И никакие перчатки вас не спасут.

— Ого. Ты все же поступила на юрфак, как планировала? Чтобы сажать таких, как я.

Господи боже мой! Про себя я ору чайкой.

Задыхаюсь и умираю под прямым насмешливым взглядом. Сжимаю в панике зубы.

Запомнил он, надо же!

Сажать таких, как он, я пообещала Алтаю при нашей второй встрече, в свои четырнадцать. Значит, не ошиблась, узнал он меня вчера и улыбнулся, потому что стало смешно.

Не представляю, как удается держать себя в руках. В глаза Алтаю смотреть не получается, но я пялюсь на стекло и киваю:

— Да, поступила. Третий курс заканчиваю.

— Замечательно, давай тогда попробуем двинуться дальше и проследить логическую цепочку, — предлагает он. — Долг у твоего отца внушительный, проценты набежали неадекватно высокие, потому что, собственно, процентная ставка чрезмерная.

Я усердно изучаю осколки. Алтай продолжает:

— Мне нужны деньги. Получить вместо них землю, из-за которой придется судиться с толпой недовольных горожан, — перспектива крайне невыгодная. А если посмотреть кадастровую стоимость земли, то она и вовсе мизерная. Понимаешь? Впереди маячит долгий, малоприятный и хлопотный процесс. Убивать за такие копейки было бы нерационально. Вот скажи, как думаешь, твой папа сможет поднатужиться и вернуть долг?

— Думаю, да.

— Значит, стоит сделать исключение и дать ему отсрочку на неделю?

Снова киваю.

— Хорошо, спасибо за мнение.

— И вам за перчатки, — говорю я, забирая их.

Почти новые, не рваные. Здоровые, конечно, на мужскую руку. Но ладно, пойдет. Натягиваю.

— Пожалуйста, Рада, не поранься, — отвечает Алтай. И добавляет со смешком: — Надеюсь, убедил, что перчатки были куплены с другой целью?

Я быстро киваю. Украдкой слежу за тем, как он возвращается к столешнице, допивает кофе. Отец влетает в гостиную