Актер от чистого сердца. Как раскрыть в себе сценический талант - Майкл Говард

Целью Оливье – как и всех хороших актеров – было перевоплощение. От шекспировских Ричарда III и Шейлока до Арчи Райса в «Комедианте» Джона Осборна – в каждом персонаже он стремился раскрыть потаенные стороны, присутствующие в нем самом и в великих героях и злодеях мировой истории. И конечно, как звезда первой величины, мог полностью перевоплощаться. Актеры – и гениальные, и не очень – предъявляют к себе одни и те же требования. Их цель – перевоплощение, а не слава.

Тем не менее есть и чрезвычайно талантливые, одаренные, высокопрофессиональные актеры, которые позволяют использовать себя точно так же, как Снуки. Машина шоу-бизнеса определяет одну незаурядную и востребованную черту, присущую такому актеру, и требует эксплуатировать ее снова и снова. И в этом нет ничего нового или предосудительного. Публика иногда требует того же и от больших звезд (такое случалось с актерами и кино, и театра), а они, в свою очередь, соглашаются на халтуру, пусть и сочиненную специально для них. Отца Юджина О’Нила, достойного служителя сцены, сгубила готовность идти на поводу у публики, которая просто не позволяла ему играть никого, кроме графа Монте-Кристо. Он играл эту роль многие годы и под конец понял, как мало в нем осталось от актера. Ведь актер раскрывается и развивает талант только тогда, когда играет разных людей, принадлежащих к разным культурам, с разным языком тела, разными речевыми особенностями, говорит и прозой, и стихами. Конечно, необязательно всегда отказываться от проходных ролей в полицейских сериалах и ситкомах. Каким бы выдающимся ни был актер, в первую очередь ему нужно иметь средства к существованию. Когда-то давно все тот же сэр Лоуренс Оливье потряс всех нас, «серьезных актеров», первым из нашего круга снявшись в рекламе. Говорят, когда его спросили о причинах, он довольно резко ответил: «У меня детям скоро в колледж идти». Но и зарабатывая на жизнь, актер должен не переставая углубляться, исследовать, находить нюансы и неожиданные стороны даже в самых заурядных ролях.

Истинная суть актера проявляется в том, что он требует от себя, пренебрегая простотой и удобством. Эта требовательность, этот неустанный и упорный поиск – в тексте и в самом себе – и создает в итоге Актера-Творца. Эта требовательность к себе сильна в начале артистического пути, но по мере накопления опыта только растет и развивается. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы она исчезла. «Чтобы стать актером, требуется лет двадцать», – говорил Сэнфорд Мейснер, актер и творец. Так оно и есть. Актер-творец создает искусство, а не его видимость, когда открывает для себя удовольствие, удовлетворение и даже радость от поиска чего-то скрытого, тайного и жаждущего познания. Искусство создается через понимание этого, последующие попытки разгадать замысел драматурга и неуловимую магию воплощения. И тысяча разных актеров найдут для этого тысячу разных способов.

Хотя актеры всегда жаловались на свою долю (и часто на то были веские причины), правда состоит в том, что актеры любят играть.

Играющий примостившегося у костра пехотинца захвачен игрой не меньше актера, исполняющего роль шекспировского Генриха V. Правительство Великобритании попросило Оливье снять фильм «Генрих V», чтобы поднять патриотический дух населения перед лицом угрозы вторжения Гитлера. И Оливье его снял. Получился блестящий фильм, в котором он выступил и сценаристом, и постановщиком, и режиссером и сыграл главную роль. Колоссальная работа. Невероятная ответственность. А знаете, что он сделал еще? Еще он сыграл в фильме трех французов – для этого пришлось много переодеваться, гримироваться, потратить немало времени. Да. Он играет пажа, ведущего (причем в танце) французских герцогов к лошадям. И другой француз, который в ночь накануне битвы при Азенкуре приходит в герцогскую палатку с донесением: «Великий коннетабль, англичане находятся всего в полутора тысячах шагов от вашего шатра»[4] (акт III, сцена 7) – это тоже Оливье! И наконец, когда при французском дворе ожидают прибытия победившего Генриха, слуга подносит королю зеркало. Король раздраженно отталкивает его руку. Этим слугой тоже был Оливье!

Он сыграл и несколько других персонажей, причем исключительно французских. Почему? Учитывая, сколько других забот у него было, зачем нужно было тратить время еще и на это? Потому что игра, особенно не отягощенная множеством обязательств, доставляет радость, дает отдых, приносит исцеление. Потому что для актера, когда он занят делом, – это и любимое развлечение, и образ жизни.

Вы спросите, откуда мне известно столько подробностей о съемках этой необыкновенной картины? Права на показ «Генриха V» выкупила Театральная гильдия, хорошо разбирающаяся в проблемах гастролирующих трупп. Имея богатый опыт в так называемых сделках «четвертой стены», гильдия арендовала театральные здания по всей стране. Потом нанимали актеров, таких же, как и я, и отправляли их разъезжать по городам с металлической коробкой с кинопленкой под мышкой, рекламными объявлениями для газет и афишами, чтобы привлечь зрителей. Я расклеивал афиши, оставлял листовки на почте, организовывал показы и дважды в день беседовал с учениками школ и колледжей (если не сказать – читал им лекции) о фильме все четыре дня проката. Кажется, сам посмотрел его 23 раза!

Только лучшим из нас под силу сделать все это: пройти от блестящей задумки к великолепному исполнению, глубоко и правдиво чувствовать персонаж, вести себя в его роли естественно, не играть штампами. И не просто делать, а делать блестяще! Даже великим не всегда удается играть так день за днем, роль за ролью. Это не так просто. Интересно то, что гении, которым мы стремимся подражать, нередко делают персонаж одновременно и вредным, и забавным. Так делал Чаплин. Недавно Марк Райлэнс совершенно чудесно воплотил образ Оливии из «Двенадцатой ночи». Его графиня вышла элегантной, остроумной и немного неуклюжей. Я и хохотал, и волновался, наблюдая за ее любовными перипетиями. Она была мне небезразлична, я переживал за нее. В 20-х гг. Джон Бэрримор был потрясающим Гамлетом и вместе с тем покорял публику остротами в спектакле «XX век». В 1945 г. Оливье в один вечер на Бродвее сыграл Эдипа и после антракта – Пуфа в пьесе Ричарда Шеридана «Критик». Бог ты мой! От обоих глаз нельзя было оторвать. Как начинающий актер, я страстно мечтал работать так же.

Ложь театра

Театр начинается со лжи. Заключается она в том, что зрителей просят поверить, будто на сцене не актеры, а сами персонажи. И все же, когда во время представления истинный актер-творец предстает в образе (который придуман драматургом, но жизнь в который вдыхает актер), весь зал, вся тысяча человек перестает кашлять и замирает, до глубины души пораженная «правдой». Зрители смотрят, смеются, иногда даже смахивают сентиментальную слезу, и вдруг между ними и актером возникает теснейшая связь. И зрители это чувствуют. Слава богу, что чувствуют.

Что делает актер-творец, чтобы задеть чувства зрителей, заставить их верить? Что скрывается за маской, которую видит публика?

Конкретное против общего

В жизни человека есть ряд особенных, уникальных – конкретных – обстоятельств, которые понятны вне зависимости от языковых и культурных различий. Они, по сути, универсальны. Все обычное, привычное, общее передается игрой неестественной и заурядной. Актер лжет. Правдив он в конкретном, особенном.

Для актера правда иллюзорна, но это не абстрактная идея. В условиях, заданных пьесой, правда требует определенного поведения. В определенный момент актер ищет определенную правду в определенном характере.

Правдивость и естественность

Должен ли актер в погоне за театральной правдой беспокоиться о том, что он выглядит честным, искренним и естественным? Мой ответ – нет. Во время работы актер не должен сомневаться в том, что он честен и искренен: он сам знает, когда лжет, и может остановиться, когда нужно. Папарацци просят вести себя «естественно», и актеры стараются не разочаровать. А это большая ошибка. Нужно быть настоящим, реалистичным.

В чем разница между естественным и реальным? Естественность (или натурализм, natural) – общее понятие. А чтобы быть настоящим (real), нужна индивидуальность. Природный, естественный – общий. Настоящий – конкретный. Когда-то Ли Страсберг (еще до преподавания в Actors Studio) вел частные занятия, где объяснял разницу между естественным и настоящим на примере, который я приведу в следующем виде:

Допустим, кто-нибудь снимет фильм о Майкле Говарде длительностью в целые сутки. Заснимет каждое движение, начиная с момента пробуждения до отхода ко сну, и не будет выключать камеру всю ночь. В фильме не будет ни единого выдуманного фрагмента (для этого, полагаю, в идеале Майкл Говард не должен знать, что его снимают). Это будет натурализм (или же та самая «естественность»): «Естественный Майкл Говард». Но если кто-то отсмотрит все эти километры пленки и выберет – на свое усмотрение, с пониманием и вкусом – пятнадцать минут, которые точно и метко покажут, кто такой Майкл Говард, что будет ближе к правде – двадцатичетырехчасовой фильм или этот отрывок? Какой покажет его более реальным, настоящим? Ничуть не сомневаюсь, что короткий будет и ближе к истине, и важнее, и содержательнее и более точно покажет, кем является Майкл Говард. Конечно, другой человек выберет другие пятнадцать минут, и его выбор будет отличаться, показывать другую реальность, другую правду. Это то, что делает актер-творец, это то, что делают режиссер, редактор и художник: каждый выбирает определенные детали, те элементы, которые позволяют ему приблизиться к реальности (но не натурализму) и к правде. Это и есть искусство.