Покаяние - Геннадий Гусаченко

Капитан Обжиров, не вмешиваясь в дела работавших на палубе, наблюдает за действиями команды. «Всё нормально… Молодцы, мужики», можно было прочесть на спокойном лице капитана. Его рука на машинном телеграфе.

Боцман Ануфриев выбрасывает за борт «плавучку» и кивает ему: «Готово!». Обжиров тотчас толкает рукоятку на «Самый полный!», и снова судно, дрожа всем корпусом, возобновляет погоню.

Но волны уже круче, перекатываются через низкие борта. «Воронье гнездо» раскачивается вместе с мачтой, и голова Макса торчит из неё. Уцепившись за края бочки, марсовый сидит в ней, не отводя глаз от редких фонтанов, облачками пара возникающими над белой бахромой волн.

Догнали… Убили… Накачали воздухом… Подвязали «плавучки»… Понеслись дальше…

Охота шла успешно. Ни разу не промахнулся Курганович. Но море уже разгулялось, словно пытаясь спрятать в волнах оставшихся в живых китов. Их свинцово–сталистые спины отполированными рифами показывались и скрывались в провалах между водяными валами. Но теперь кашалоты были в безопасности: отказавшись от их преследования, «Робкий» с трудом продвигался к убитым китам, туши которых, помеченные «флагами», невидимые глазу, плавали где–то милях в двадцати на траверзе острова Атласова.

В этот день мы убили девять кашалотов. Одного по просьбе капитана Обжирова подобрал «Звёздный», а остальных, принайтованных через клюзы цепями за хвосты, по четыре с каждого борта, «Робкий», измотанный качкой, прибуксировал к «Славе» далеко за полночь.

Едва доставая клотиком мачты до ходового мостика «Славы», «Робкий» болтался на волнах рядом с ней в очереди на сдачу китов.

Освободившись от неудобного, приятно тяжелившего груза — по принципу: «Своя ноша не тянет», усталый китобоец на всех оборотах винта поспешил в новый район промысла. С плавбазы получили радиограмму: «Следуйте к островам Малой Курильской гряды».

Мы легли в дрейф на виду острова Шикотан в ожидании «Славы». Вонючая немецкая посудина, прославленная героиня антарктических походов и фильма «Белая акация», теперь плелась старой клячей где–то далеко позади. Беспрерывно мотыляя огромными шатунами паровой машины, шипя тошнотворными трубами жиротопных котлов, китобойная матка давала знать о себе сиплыми гудками. Как курица–клушка, растерявшая цыплят и с кудахтаньем бегущая вслед за ними, чтобы подобрать под крыло, плавбаза торопилась догнать убежавших китобойцев.

Делая почти по двадцать узлов, «Робкий» резво обскакал «Резвого», «Резкого», «Быстрого», «Разящего» и других «собратьев» по флотилии, носителей звучных имён.

Сей примечательный факт, само собой, не остался без комментариев Бориса Далишнева. Моторист по команде с мостика заглушил дизеля, выбрался наверх, деловито осмотрелся и, не найдя на горизонте ни одного знакомого профиля, радостно хлопнул меня замасленной ладонью:

— Сделали мы их, Генаха! Как последних фраеров! Им сено вилкой косить, а не за «Робким» гоняться!

— Ещё бы! Ты такой жути нагнал на дизеля, что они чуть не выпрыгнули!

— Всё абдемаг! Пусть знают, ёшкин кот, что с «Робким» тягаться — только пуп рвать понапрасну. Ладно, пойду, мне ещё в машине прибраться…

Довольный сам собою, моторист ушёл, весело напевая.

Я остался на мостике, любуясь красками угасающего дня.

Море, принявшее золотисто–пурпурный оттенок полированной меди, сливалось с горизонтом сплошной бледно–золотой полосой, край неба принимал красноватый оттенок, и на фоне его горела обрамлённая огненной короной жёлтая половинка солнечного диска, медленно погружалась в сверкающую водную даль. Груды облаков, сбиваясь в кучи причудливых очертаний и форм, плыли над ней, окрашиваясь из пурпурно–лиловых в кроваво–красные цвета.

Края облаков, по мере того, как опускалось солнце, становились то нежно–бирюзовыми, то зеленовато–розовыми. Но вот оно скрылось, последний луч вспыхнул и погас. Краски заката потускнели, уступая синеве прозрачного тумана.

Сумерки тихого, тёплого вечера сгустились над атласной гладью моря. В непривычной уху тишине смолкнувших дизелей и уснувшего моря не слышно ни шелеста волн, ни шороха ветерка. Лишь стояночный двигатель, обеспечивая судно электроэнергией, напоминает о себе лёгким дрожанием палубы. Истинный рай для моряка: полный штиль, южная ночь и тишина на дрейфующем судне!

Вдали мерцают огни посёлков Малокурильского и Крабозаводского. Там круглые сутки, не останавливаясь, работают рыбоконсервные заводы.

А вокруг нас переливаются, сверкают разноцветные огни: жёлтые, зелёные, красные, синие. Словно большой плавучий город раскинулся в этой части океана: с лаем собак, музыкой магнитофонов, отрывистыми командами судовых динамиков, лязгом крановых стрел и вспышками прожекторов.

Акватория вокруг Шикотана — единственное место в Мировом океане, где водится сайра. Консервные банки с этой вкусной рыбёшкой, изготовленной на Шикотане, известны всем и каждому. С августа по октябрь рыболовные сейнеры России ведут промысел сайры в водах Шикотана. Ещё здесь добываются минтай, треска, камбала, навага, корюшка, терпуг, палтус, горбуша, сима, кета, осьминог, «морская капуста». Кстати сказать, подводные «луга и леса» водорослей «морской капусты» окружают все острова Курильской гряды.

Огни на сейнерах мигают, вспыхивают, тухнут, зажигаются вновь — такова специфика лова сайры. Вначале с борта сейнера в воду направлены рефлекторы синих ламп. Привлечённый мягким светом косяк сайры собирается в синем пятне. Вдруг его ошарашивает яркий красный свет. Ошалевшая от снопа красного цвета сайра мечется в его круге, не выходит из него, становится добычей рыбаков.

Десятки, сотни тонн этой ценной рыбы заполняют пузатые трюмы сейнеров. С осадкой корпуса «под завязку», пыхтя, отплёвываясь горячей водой из машин, корячатся большие и малые траулеры, сейнеры, шхуны, кунгасы, шлюпки, баркасы — всё, что плавает и может шевелить веслом, прут рыбу на Шикотан.

Да… А что же мы?

Первый электромеханик Чугунов — заядлый рыбак. Пока во Владике стояли в ремонте, он все выходные просидел на льду Амурского залива с подлёдной удочкой. Корюшку, пахнущую свежими огурцами, ловил. Не утерпел и сейчас. Пользуясь затишьем дрейфа, вышел на палубу с удочкой–кальмарницей и парой круглых сачков, насаженных на длинные бамбуковые шесты. За неимением синей лампы, включил обыкновенный прожектор, направил его луч на воду у правого борта. Высветился яркий круг. В нём, как в большом аквариуме, сновали блескучие рыбки, розовыми шапками колыхались медузы. Из глубины показались кальмары.

— Чего смотришь? Иди, помогай! — крикнул мне Чугунов, накрывая сачком плавающую у поверхности сайру. Поднял его — в нём билась всего одна рыбёшка. Остальные две или три, задетые сачком, безжизненно плавали, медленно погружаясь в тёмную глубину. На них пикировали кальмары, хватали щупальцами.