Покаяние - Геннадий Гусаченко

Так проходят час, другой, третий… Но, не напрасно просил я защиты у Пресвятой Богородицы: не тронул меня медведь. То ли услыхал мои крики и забоялся, то ли ему самому надоело надрывать глотку, а только далеко за полночь рёв прекратился, что ещё больше насторожило и обеспокоило меня: а вдруг он бродит где–то поблизости. И только, когда рассвело, я с облегчением вздохнул:

— Спасибо, Тебе, Пресвятая Матерь Божия!

Было пасмурно, свежо, но ветер угомонился, и волны не плескали на берег, а неслышно катились в нужную мне сторону — вниз по реке. Зацепив за ремень страховочные поводки, я уселся в лодку и спихнул её с мели, упираясь в дно вёслами.

Километров через пять взору открылась длинная песчаная коса, отделённая от берега узким заливом. Не раздумывая, я высадился на неё. Поставил палатку, развешал для просушки вещи, благо, выглянуло солнце, и подул лёгкий, освежающий ветерок. После ночёвки на Берегу Страшной ночи, это место показалось просто сказочным. Отполированный волнами тугой песок сверкал гладким мрамором. На нём было много сухого плавника для костра и гнёзд чаек. Яйца лежали в ямках–углублениях без всякой подстилки.

Я быстро натаскал сушняка, развёл костёр, подвесил над ним ведро с водой и отправился к заливчику. Вода в нём была тёплой и неглубокой, едва доходившей до пояса. Я искупался и ради развлечения забросил небольшую мелкоячейную сеть, но скоро пожалел об этом: большие щуки, окуни, язи, чебаки намотали её на себя. Я выволок сеть на чистый, гладкий песок и долго выпутывал рыбу и бросал обратно в воду. Оставил пару жирных окуней на уху.

Бессонная ночь давала о себе знать. Прелести пляжной косы, которой позавидовали бы и черноморские отдыхающие, уже не привлекали меня. Завалившись на перевёрнутую вверх дном лодку, я предался глубокому сну.

Сколько я спал, не знаю, но когда проснулся, в небе ещё сверкали звёзды, и на нём вырисовывались тёмные очертания ветвей, сквозь вершины деревьев косо висел месяц. В его бледном свете будто подёрнутые изморозью тёмно–зелёным блеском отливали мохнатые ели, нависшие над заливчиком. У края песчаной косы поблескивала вода. В стоячей воде заливчика раздавались шумные всплески крупных рыб. Из–за кустов тальника призрачно–белыми тенями показалась пара лебедей с важно поднятыми шеями. Вспугнутые моим присутствием, они замахали крыльями, и разогнавшись низко над водой, улетели. Одинокий куличок, жалобно попискивая, бегал как заведённый по песку.

Река! Она всегда хороша в любую погоду и в любое время. Как на пламя костра можно смотреть бесконечно, любуясь красками огня, так и на её бегущую воду. Она красива с её лесистыми берегами, островами и плёсами. Прекрасна, когда гладкая как стекло или взъерошенная волнами. Чудна белопенными бурунами теплоходов, стаями пролетавших над ней птиц, величава необъятными просторами.

Не хотелось покидать это дивное место, идеальное для отдыха и приятного провождения времени. Но не заметишь, как поплывут августовские туманы, от сентябрьских заморозков пожухнет трава и пожелтеют листья, тонким октябрьским ледком подёрнется река. До той поры, пока морозы не скуют её, надо успеть дойти до моря. А там…

Что будет там, не знаю. Накачиваю лодку, собираю вещи и отчаливаю от косы. В предрассветных сумерках не заметил, на каком километре отодвинулся правый берег, развернулась во всю ширь Обь, и навстречу мне побежала необозримая речная даль.

К полудню погода резко переменилась. Опять стало пасмурно, ветрено, свежо и сыро. Река вздулась, вспучилась волнами, катит огромные водяные валы. Лодка мечется, прыгает, окружённая пеной и тучей брызг, то взлетает на гребни волн, то зарывается в них, черпая воду. Почти невозможно грести. Налегаю на вёсла, не выпуская их из рук, чтобы удерживать лодку носом к волнам. Прозеваешь, подставишь борт и тотчас зальёт, опрокинет. Лодку мотает, швыряет, кидает. Северный ветер несёт меня к неясной полоске левого берега, размытой пеленой мороси. С проходящего мимо катера–путейца раздаётся голос, усиленный громкоговорителем:

— Помощь требуется?

— Нет! — кричу в ответ, но ветер крепчает, заставляет кувыркаться на волнах. Продолжать плавание, испытывая судьбу, желания нет. К тому же, у берега замечаю плашкоут, баржу–плавмастерскую и пришвартованный к ней катер «ТБС». Человек десять рыбаков, стоя в воде, вычерпывали из невода рыбу. Бросаю вёсла, и водяной вал, набегая на берег, выбрасывает меня на пологую травянистую отмель.

Скоро я сидел на палубе плашкоута в кругу радушных рыбаков–промысловиков Сытоминского рыбокомбината. Среди них сдержанным и строгим голосом выделялся высокий, волевой мужчина по имени Евгений, в котором легко угадывался бригадир. Он пригласил меня к столу — нескольким деревянным ящикам, стоящим на палубе, наполненным различной домашней снедью и сладостями из магазина. Были здесь рыбные котлеты, рыба жареная, пирог рыбный, стерлядь мелко нарезанная и нельма свежего посола, две дыни, арбуз, пачки с яблочным соком и бутылки с лимонадом, пряники, булочки и очень вкусный хлеб из местной пекарни.

Рыбаки, в основном, ханты, присев на корточки у ящиков, обедали неторопливо, молча, и несмотря на холодный день, без всяких «подогревов» — спиртные напитки во время рабочей смены здесь исключены. Работа на воде и возле механизмов сопряжена с опасностью и риском для жизни.

С юга надвинулись грозовые тучи. Небо сделалось фиолетово–чёрным. Ослепительная вспышка молнии блеснула в нём, распорола тучу, и оглушительный раскат грома сотряс воздух: ба–бах! Ещё трескучая вспышка, ещё удар, свист ветра, и проливной дождь захлестал по надстройке катера сверлящими струями, зашлёпал по воде, вмиг покрывшейся булькающими пузырями. С верховьев реки, сокрытой белесой и плотной стеной дождя, надвигался ещё более сильный ливень.

Из тёплой рубки катера я видел, как парни молча покурили, надели куртки и плащи и вышли под ливень продолжать работу. Я смотрел на них, вспоминал матросов рыбацких сейнеров, китобоев, окатываемых ледяной водой в зимнюю стужу, проникаясь уважением к нелёгкому труду сытоминских рыбаков, за грошовую зарплату вкалывающих по двенадцать часов в сутки.

— Куда вам в такую погоду плыть? Оставайтесь с нами, посмотрите, как мы рыбачим, — предложил капитан катера Вадим Поляков. И крикнул мотористу:

— Запускай дизель! Выходим на замёт!

Двигатель загремел, судно задрожало, отрабатывая задний ход и поднимая за кормой высокий бурун. Вадим крутанул штурвал, переключил реверс, и катер упрямо пошёл вверх по реке навстречу крутым волнам. Дождь заливал лобовое стекло рубки, куртки и плащи рыбаков, готовящих невод к постановке.