Покаяние - Геннадий Гусаченко

Геннадий Гусаченко

Под крылом Ангела–хранителя

Книга третья Покаяние

«Под крылом Ангела–хранителя» — остросюжетный роман–откровение о кипучих страстях, невзгодах и лишениях, благополучии и рискованных приключениях. В своём одиночном плавании по «жизни–реке» автор делится воспоминаниями с незримым собеседником, поверяя воображаемому читателю дневника сокровенные тайны души и размышления, порой, сумбурные, но идущие от сердца, о предназначении Человека на Земле, о сущности бытия.

На фоне окружающей автора действительности развиваются события детства, юности, зрелых и преклонных лет. Любовные интриги, захватывающие воображение эпизоды службы на подводной лодке, красочные сцены охоты на китов и диких зверей, яркие картины природы, мастерское описание моря, глубина чувств людских взаимоотношений, проявление стойкости и мужества нашли отражение в этом удивительном, и без сомнения, уникальном произведении. В нём с убедительной непосредственностью прослеживается тернистый путь грешника, с покаянием пришедшего к истинной вере в Бога.

«Под крылом Ангела–хранителя» — философско–приключенческий роман–исповедь отшельника, плывущего по реке–жизни, трилогия книг: «Жизнь — река», «Рыцари морских глубин», «Покаяние». Они бесспорно найдут реального читателя.

Откройте книгу на первой странице и будьте уверены: Вы дочитаете её до конца.

Бердск

2010

Ударил, ударил выстрел меткий,И вспенилась, и вспенилась вода,Недаром, недаром наши предкиОткрыли, открыли путь сюда.И хоть у нас сноровка, сноровка, сноровка,Но справиться с волной, с волной, с волнойВ Антарктике не просто, не просто, не просто,С добычей китобой. С добычей, китобой!Далеко от родных береговВ океане скиталец морей.Китобой к испытаньям готовИ о Родине помнит своей.(Марш китобоев)

Тетрадь пятая. «Alma mater»

«Скрываясь в неведомой дали, мимо проплывали суда…

Я вослед кораблю, что за островом в бухте Акаси предрассветной порой исчезает,

туманом сокрытый, устремляюсь нынче душою…»

На «Советском Союзе»

Перед тем, как проснуться, я не ворочался с боку на бок, не крутился, дрыгая замлевшими ногами, — просто открыл глаза и тотчас зажмурился от ударившего в лицо яркого солнечного луча.

В моей походной жизни, близкой к спартанской, в этот утренний час мне не требовалось, подобно большинству людей, проснувшихся в мягких постелях на кроватях, диванах, софах, кушетках, шарить вокруг себя в поисках ночных туфель на пушистом белоснежно–курчавом коврике из меха овцы.

Чтобы ощутить внешний мир, не нужно было прислушиваться к шуму водопроводного крана в ванной и шелестящему свисту смывного бачка в туалете, к шлёпанью тапочек жены и бряканью посуды в кухне.

Я вспомнил, как вчера, в потёмках ночи засунул в планшет исписанную от корки до корки толстую дневниковую тетрадь, уже в полузабытьи выключил фонарик.

И сейчас, проснувшись, сразу ощутил себя во времени и пространстве, готовым продолжать плавание и прерванное сном романтическое повествование о жизни странствующего отшельника, каковым стал после многих лет учения, бесплодных поисков самого себя в круговертях мудрёной, но, если глубже вникнуть, — суетной жизни.

Сегодня 28 июня. Четверг, 45‑й день моего одиночного плавания на плоту–катамаране вниз по Оби. На Крайний Север, в тундровое Заполярье, в снежную Арктику.

В неведомое сказочное Лукоморье бегу я от мирской суеты к белым медведям и птичьим базарам.

Совсем рядом плещется, шумит великая сибирская река.

Рассвет вставал над Обью.

Где–то поблизости жалобно попискивает маленький длинноносик–куличёк. Мохнатый золотисто–чёрный шмель бьётся о стенки палатки. Нудно ноет возле уха комар.

Призывный трубно–звонкий лебединый крик доносится издалека: мой добрый Ангел! Слышу тебя!

Жгучее солнце, просвечивая брезент, подобралось к открытому пологу палатки, заблистало прямо в глаза.

Уклоняясь от ослепительного света, бьющего через открытый полог палатки, я прикрыл глаза, нежась в горячих солнечных лучах, растягивая удовольствие последних минут. Щедроты солнца проливались в душу, наполняя её светлой радостью.

С улыбкой блаженства я чувствовал себя беспечным путешествеником, плывущим на плоту без цели и задач. В Никуда.

Мысленно взирая окружавший меня бескрайний водный простор с высоты пролетевшей надо мной лебединой стаи, я осознавал себя хозяином этого огромного, необозримого взглядом пространства, представлявшего собой во множестве торчащие из воды вершины кустов и деревьев, залитых половодьем, тальниковые островки, плёсы, протоки. В этом затерянном от цивилизации нетронутом мире я — ненормальный чудик и странствующий отшельник–романтик один его властитель и повелитель: долго ещё не сунутся сюда «нормальные». Что им здесь делать? Что они здесь забыли? Где пятизвёздочные отели? Где комфорт и удобства для отдыха? Где рестораны, пляжи, сауны, площадки для гольфа? Ничего нет! А потому и рож самодовольных, наглых, хамоватых, вольяжно–развязных здесь нет.

Господи! Сделай так, чтобы жадные до нефти и газа грабители никогда бы не пришли сюда, не порушили бы этот прекрасный, очаровательный своей дикостью северный край, такой с виду величественный и вечный, но такой ранимый и хрупкий! Господи, отними память у алчных и безжалостных истязателей природы, сохрани то, что осталось на Земле нетронутым загребущей варварской рукой!

«Полной ненавистью ненавижу их; враги они мне». Библия, «Псалтирь», псалом Давида 138, (22).

«Восстань, Господи, во гневе Твоём; подвигнись против неистовства врагов моих, пробудись для меня на суд, который Ты заповедал». Библия, псалом 7, (7).

«Господи! Да не постыжусь, что я к Тебе взываю; нечестивые же да посрамятся, да умолкнут в аде». Библия, «Псалтирь», псалом Давида 30, (18).

Я дотянулся до полога и прикрыл его. Полежу ещё! Скрытый свет, лившийся сквозь стенки и щели палатки, высвечивал глянец планшета, зелёно–синий бок рюкзака и жёлтый корпус радиоприёмника, отражался в никеле фонаря и термоса, дрожал на алюминии котелка, струился на постель.