По светлому следу (сб.) - Томан Николай Владимирович

– Но может ведь показаться подозрительным, что она так часто предлагает свои услуги Глафире Марковне в отправке писем. Не кажется ли вам, что этот пункт нуждается в дополнительных данных? – спросил Привалов.

– Нет, мне думается, что и тут все ясно, – возразил полковник. – Валевской вовсе не нужно носить на почту каждое письмо Добряковой. Ее главная задача – получить информацию Гаевого, а затем либо самой переправить ее через линию фронта, либо передать другому резиденту. А в тех шифровках, которые Валевская направляет Гаевому, она лишь дает ему отдельные указания и делает это нечасто. У нее нет, следовательно, необходимости наклеивать марки с микрошифром на каждое письмо Глафиры Добряковой. За все время, с тех пор как мы стали контролировать переписку двух сестер, шифровки Валевской были ведь обнаружены нами только на двух письмах.

– Я удовлетворен вашим объяснением, товарищ Муратов, – одобрительно кивнул головой Привалов.

РЕШЕНИЕ СЕРГЕЯ ДОРОНИНА

Было уже поздно, когда Сергей Доронин подошел к дому Анны. У дверей он остановился в нерешительности. Окна ее дома были закрыты плотными шторами, но чувствовалось, что никто еще не ложился спать. Тусклые лучи света просачивались кое-где сквозь шторы, слышались приглушенные звуки радио.

Нужно было постучать в дверь или возвратиться. Что за дурацкая робость! Сколько можно откладывать этот разговор? Разве это не самая настоящая трусость, недостойная мужчины?…

Взглянув еще раз на окно Анны, Сергей решительно нажал кнопку электрического звонка.

За дверью послышались легкие шаги.

– Здравствуй, Аня, – заметно волнуясь, сказал Сергей, когда девушка открыла ему дверь. – Извини, что так поздно.

– Совсем не так уж и поздно, – ответила Анна, радуясь его приходу. – Всего десять часов, а мы, как ты знаешь, раньше двенадцати не ложимся.

Она взяла Сергея за руку – в потемках легко было споткнуться – и осторожно повела по коридору.

– Я почему-то ждала тебя сегодня, – негромко и тоже взволнованно проговорила она.

Когда они проходили через столовую, Сергей бросил беглый взгляд на закрытую дверь комнаты Петра Петровича.

– Отец сегодня неважно чувствует себя, – вздохнула Анна.

Усадив Сергея на диван, девушка села рядом.

– Мне все кажется, Сережа, – сказала она, – будто в последнее время тебя тяготит что-то… Каким-то ты замкнутым стал. Может быть, неприятности какие?

– Видишь ли, Аня, – не очень уверенно начал Сергей, – ты ведь знаешь, что слесари и машинисты нашего депо в подарок фронту оборудовали бронепаровоз?

Анна подвинулась ближе и теперь уже с явной тревогой посмотрела в глаза Сергею.

– По всему чувствуется, что вскоре предстоят большие события на фронте, – продолжал Сергей, избегая взгляда девушки. – Наш бронепаровоз должен принять в них участие. Кому-то нужно повести его в бой…

– И это решил сделать ты? – дрогнувшим голосом спросила Анна и крепко сжала горячую руку Сергея.

– Да, я решил, что пришло время и мне повести в бой бронепаровоз, – твердо заявил Сергей. – Пока в депо было мало опытных машинистов, я считал невозможным просить об этом партийный комитет, – он умолчал, что подавал уже раз такое заявление, – но сейчас так же, как я, работают многие машинисты. Для нашего депо, значит, не будет большого ущерба, если я уйду на фронт…

– И ты не нашел нужным посоветоваться со мною?…

– Я и пришел как раз за этим…

Сергей посмотрел на бледное, расстроенное лицо девушки, и ему стало досадно, что он до сих пор не поделился с нею своими планами.

– Ох, Сереженька, знал бы ты только, как тяжело мне будет без тебя! – с усилием проговорила Анна, торопливым движением утирая слезы.

Повернувшись к нему, она добавила срывающимся голосом:

– Ведь я люблю тебя, Сережа!…

Сергей порывисто обнял девушку, не в силах вымолвить ни слова. Да и что можно было сказать ей в ответ? Что мучился, не решаясь спросить, любит ли она его, пойдет ли за него?…

– Почему же ты так долго молчал, Сережа?… – проговорила наконец Анна.

Она спросила это так, будто он уже вымолвил заветные слова и теперь ее интересовало только одно – почему он молчал так долго.

– Я ведь говорил уже тебе, – начал он смущенно, – что на фронт собирался. Потому и не знал, как быть… А тут еще один мой друг сказал, будто нехорошо жениться перед уходом на войну, что лучше…

– Замолчи, пожалуйста! – Анна торопливо зае жала ему рот ладонью. – Плохой у тебя друг, Сережа. Я ведь гордиться буду, что мой муж на фронте…

ЗАМЫСЕЛ КОМАНДОВАНИЯ ОСТАЕТСЯ В ТАЙНЕ

Несколько последних дней на станции Воеводино прошли необычно спокойно. Фашистские самолеты, посещавшие ее прежде почти каждую ночь, казалось, оставили станцию в покое. Увереннее ходили теперь поезда на участке Воеводино – Низовье. Машинисты привыкли к уплотненному графику, и Анне Рощиной уже не приходилось так за них волноваться.

Спокойнее стало и в отделении майора Булавина. Расценщик Гаевой не ходил больше в депо и не посылал шифровок агенту номер «Тринадцать», хотя по-прежнему писал частые письма Глафире Марковне.

Вздохнул спокойнее и капитан Варгин – ему удалось наконец прочесть замысловатые шифровки Гаевого. Текст их теперь снова нужно было обратить в цифры кода, которым майор Булавин обычно пользовался при передаче сведений в управление генерала Привалова. Майор просматривал все это в последний раз, прежде чем отдать распоряжение об отправке, когда дежурный офицер доложил ему, что штаб фронта срочно вызывает его к аппарату.

Булавин знал, что вызвать его могли только Привалов или Муратов. Почему же, однако, понадобился он им так срочно? Ведь только утром сегодня разговаривал он с подполковником Угрюмовым, помощником Муратова, и, кажется, все вопросы были разрешены. Правда, о дешифровке донесений Гаевого Булавин тогда еще не мог сообщить подполковнику, но Угрюмов ведь и не спрашивал об этом.

Собираясь на узел связи, находившийся при штабе одной из воинских частей местного гарнизона, Булавин захватил с собой обе шифровки Гаевого.

Аппаратная помещалась в просторной землянке. В ней было светло и чисто, совсем как в телеграфном отделении почтамта. Во всем чувствовался образцовый порядок. Несколько девушек-связисток выстукивали что-то на аппаратах Бодо и телетайпах. Штабные офицеры неторопливо диктовали им тексты вперемежку с цифрами шифра.

Разыскав дежурного подразделения связи, майор попросил его вызвать «Енисей». «Енисей» был позывной штаба фронта, поэтому дежурный спросил:

– А кого вам на «Енисее»?

– «Резеду», – ответил майор.

Это была позывная управления генерала Привалова. Минут через пять связистка доложила:

– У аппарата Муратов.

Майор подсел к телетайпу и попросил сообщить, что от «Березки» прибыл Булавин.

Отправив ответ Булавина, связистка подала ему конец ленты, медленно сползавшей с валика в такт ритмичным ударам клавишей, автоматически отстукивающих буквы.

«Здравствуйте, товарищ Булавин, – читал майор ответ, принятый от «Резеды». – Как больной зуб?»

«Зубом» в переписке и переговорах с Муратовым было условлено именовать Гаевого.

«По-прежнему побаливает», – коротко ответил Булавин, перебирая ленту, на которой после короткой паузы телетайп стал выстукивать приказание Муратова:

«Приготовьтесь через день-два вырвать его».

«Понял вас», – отозвался Булавин.

«Такую же процедуру произведет и «Дядя», – продолжал полковник Муратов.

Булавин, знавший, что под «Дядей» имеется в виду отделение генерала Привалова на станции Озерной, понял, что агент вражеской разведки будет арестован и там.

«Удалось поймать «Осу», – продолжал выстукивать аппарат. – Собираемся вырвать жало».

«Попался, значит, кто-то из домочадцев Глафиры Добряковой», – с удовлетворением подумал майор Булавин, не знавший еще, что полковник напал на след Валевской.