По светлому следу (сб.) - Томан Николай Владимирович

Распахнув дверцы, Сергей заглянул в топку. Раскаленная поверхность угля была неровной. То там, то здесь виднелись утолщения, а в провалах уже спекались темные пятна злокачественной опухоли шлака.

– Что там у вас с углем такое? – недовольно крикнул Сергей, обернувшись к Брежневу и Телегину.

– Все в порядке, Сергей Иванович, – подскочил к распахнутой топке Алексей. – Стокер полным лотком уголь захватывает.

– Как же все в порядке, если в топке угля не хватает? И потом, сам взгляни, каким неровным слоем он лежит, – стараясь сдержать раздражение, проговорил Сергей.

В отверстие контрбудки выглянул и Телегин, черный, как негр, от угольной пыли.

– Самолеты над нами! – дрогнувшим голосом крикнул он и торопливо спустился с тендера в будку машиниста.

– Закрой топку, – коротко приказал Сергей Брежневу и подал сигнал воздушной тревоги поездной бригаде.

В грохоте поезда Сергей не слышал шума авиационных моторов и увидел самолеты только тогда, когда они тускло блеснули в свете луны, разворачиваясь и ложась по курсу поезда. Их было три или четыре. Довольно низко опустившись над поездом, они с оглушительным ревом пролетели вдоль него.

«Может быть, это те, что бомбили Низовье, и у них не осталось бомб?…» – с робкой надеждой подумал Сергей.

Но в это время вспыхнула почти над самым паровозом осветительная ракета, и все вокруг стало видно, как днем. А поезд все еще шел на подъем, и ход его уменьшился почти вдвое.

Бросив торопливый взгляд на манометр, Сергей снова высунулся в окно будки, отыскивая самолеты, но тут один из бомбардировщиков с пронзительным, тошнотворным визгом, слышным даже сквозь грохот поезда, пошел в пике. Сергей невольно спрятал голову в будку, но бомбардировщик лишь прострочил вдоль поезда длинной очередью трассирующих пуль. Слышно было, как прошили они будку машиниста, чуть не задев котельную арматуру.

«Значит, это в самом деле те, что были в Низовье», – решил Сергей и крикнул кочегару:

– Ты куда это прячешься, Телегин? А ну, живо на тендер!

Телегин неохотно полез на тендер, боязливо задирая голову в страшное небо.

– Нечего ворон считать! – снова прикрикнул на него Доронин. – Возьми сейчас же шланг и хорошенько смочи уголь водой. Разве Алексей не объяснил тебе, что нужно сделать?

Самолеты еще несколько раз пропикировали на поезд, обстреливая его из пулеметов, и наконец улетели. Осветительная ракета, все еще висевшая в небе, была теперь позади и уже не сверху, а сбоку освещала эшелон. Рожденные ею длинные густые тени паровоза и вагонов торопливо бежали по откосу железнодорожного полотна, слегка опережая поезд.

Одна беда миновала, и Сергей вздохнул с облегчением, но, взглянув на манометр, снова помрачнел. Стрелка его упала еще на несколько делений.

– Никогда еще подъем не пожирал у нас столько пара, – с тревогой проговорил Брежнев. – Да и скорость сильно снизилась. Ох, не засесть бы!…

– Хватит охать, Алексей! – зло оборвал его Доронин. – Это ведь по твоей вине сел пар. Лень было на тендер подняться, за Никифором посмотреть!

Раздраженно отвернувшись от Брежнева, Сергей высунулся в окно будки, подставив разгоряченную голову холодному ветру.

Видя, что Доронин не желает с ним разговаривать, Алексей полез на тендер и, заметив, что кочегар поливает уголь из шланга, только тут сообразил, в чем дело.

– Ты что же, Телегин, только сейчас начал уголь смачивать? Объяснял ведь тебе, что сухой и мелкий при сильной тяге выносит прямо в трубу, а смоченный аккуратно на колосники ложится. Видно, здорово тебя фашистские самолеты напугали – аж память отшибло!

– Так ведь разве сообразишь, что к чему в такой кутерьме… – виновато признался Телегин.

– Мало ты еще под бомбежками бывал, – усмехнулся Брежнев, забыв, что и сам только что дрожал от страха. – Вот погоди, поездишь с нами еще месячишко, перестанешь на этих стервятников внимание обращать. А теперь ступай на манометр полюбуйся. Это по твоей милости упала так его стрелка. Кстати, тебя Сергей Иванович поблагодарит за доблестное несение службы. У него сейчас для этого настроение подходящее.

Телегин, опершись на лопату, остановился посреди тендера в нерешительности. Он растерянно улыбался, втайне надеясь, что Брежнев шутит, посылая его к машинисту, которого Никифор немного побаивался.

– Иди, иди! – неумолимо повторил Брежнев, но в это время ухо его уловило изменение ритма отсечки пара в цилиндре паровоза. Локомотив, будто вздохнув с облегчением, задышал шире и свободнее.

Мгновенно забыв о проштрафившемся кочегаре, Алексей спрыгнул с тендера в будку машиниста с радостным криком:

– Взяли!… Взяли-таки этот чертов подъем!

МНЕНИЕ ГЕНЕРАЛА ПРИВАЛОВА О МАЙОРЕ БУЛАВИНЕ

Прочитав телеграмму Булавина, генерал Привалов задумчиво покачал белоснежной головой.

– Да, положение сложилось замысловатое…

Заложив руки за спину, он тяжело прошелся по кабинету, слегка припадая на левую ногу.

Полковник Муратов, сидевший в его кабинете, сочувственно подумал: «Опять, видно, дает себя знать старая рана…»

– Мне думается, однако, – продолжал рассуждать вслух Привалов, – майору Булавину следует предоставить свободу действий. Он умный, осторожный человек, обстановку у себя на станции знает лучше нас с вами, пусть же и предпримет то, что подсказывает ему эта обстановка.

Муратов молчал, слегка нахмурясь, и Привалов понял, что полковник не разделяет его мнения.

– В общем, можете ответить майору Булавину, чтобы он действовал по своему усмотрению, – слегка повысил голос генерал, давая этим понять Муратову, что решение его не подлежит дальнейшему обсуждению. – Я не первый год знаю Булавина и вполне доверяю ему.

У Привалова весь день ныла рана, полученная еще в самом начале войны, но он прохаживался по кабинету – это помогало ему думать. Подводя итог своим размышлениям над планом майора Булавина, он продолжал, уже не глядя на хмурое лицо полковника:

– Мне вообще больше всего понравилось в идее майора Булавина ее простота, естественность. Замысел его построен ведь не на какой-то там эффектной выдумке или хитрости, а на положениях принципиального характера.

Остановившись перед Муратовым, генерал посмотрел на него повеселевшими глазами и убежденно заключил:

– Сила решения майора Булавина в том, товарищ Муратов, что возможно оно только в наших условиях. И именно этим обстоятельством оно прекрасно защищено от врагов, не верящих в наши принципы, не понимающих их.

Взглянув на все еще пасмурное лицо полковника, Привалов спросил:

– Ну скажите мне, пожалуйста, разве гитлеровцы в состоянии допустить мысль, что план наш может строиться на непостижимом для них энтузиазме рабочих, решивших удвоить свою производительность для ускорения победы над врагом?

– Да, пожалуй, ставка на такой энтузиазм может показаться им зыбкой, – вяло согласился полковник.

– Вот видите! Однако этот энтузиазм уже дает себя знать. Машинисты Воеводина перевозят вдвое больше грузов, не пополнив при этом своего парка ни одним новым паровозом. А противник все еще в полном неведении. Это теперь совершенно очевидно из перехваченной нами директивы гитлеровской разведки своим резидентам, находящимся на нашем участке фронта.

Полковник Муратов, сидевший возле письменного стола Привалова, не раз пытался встать, неловко чувствуя себя перед генералом, ходившим по комнате, но Привалов всякий раз снова усаживал его на место. Вот и сейчас он сердито махнул на него рукой, как только Муратов поднялся, чтобы ответить.

– А может быть, расценщик Гаевой хитрил и притворялся все это время? – осторожно заметил полковник. – Теперь же, когда началась подготовка на нашем участке фронта, начнет действовать активнее. Знает же он, оказывается, о лектории и нашел даже нужным донести об этом своим хозяевам.

– Но когда послано это донесение? – прищурился генерал. – Несколько месяцев назад. Значит, Гаевой не придавал особого значения этому лекторию, в противном случае поинтересовался бы его результатами и сам бы донес об этом, не ожидая напоминания своего начальства.