Спецзона для бывших - Александр Наумов

– А так бывало?

– Да сколько раз… Ведь даже тот же шмон можно тоже провести по-разному. Так и живем – по настроению, так же отбываем наказание, а закон – он, как повелось, на втором плане…

– Вы отбыли уже две трети срока. Чем хотите заняться на свободе?

– Я уже решил, что буду баллотироваться в депутаты Госдумы.

– Вы уверены, что вас могут избрать?

– У меня есть имя, знания, авторитет. Меня поддержат. В нашей стране нужно делать правовую реформу – защищать человека от произвола государства. Иначе через тюрьму пройдет вся Россия. И в те же правоохранительные органы будут принимать по принципу: этот сидел один раз, а этот – два раза, значит, принять того, кто меньше сидел.

Глава десятая Особый случай

«Мы ограбили Брынцалова»

Из беседы с осужденным Ц.:

– Лично я надеялся, что меня не посадят, потому что я сам милиционер. Думал, может, спасут. Но мне три лишних года только за погоны накинули. Судья говорил: «Ты служил в милиции. И ты совершил преступление. Как ты мог?» Вот так и мог. На суде я молчал, с судьей не спорил. Зачем? Чтобы он еще год накинул за неуважение к суду?

Осужденный Ц.

– Я работал в патрульно-постовой службе в Москве, в микрорайоне Солнцево. Проработал я там два года десять месяцев.

– А до милиции где работали?

– На железнодорожном транспорте. Машинистом.

– В чем заключалась ваша работа в милиции?

– Я был милиционером-водителем в группе немедленного реагирования. Выезжали по вызовам. На задержание преступников.

– Были случаи, сопряженные с риском для жизни?

– Да, один случай был.

– Оружие приходилось применять?

– Да, применяли. Задерживали угонщиков. В нас стреляли, мы – в них.

– А в колонию по какой статье попали?

– По 162-й, части третьей – разбой.

– Что же вас потянуло на большую дорогу?

– Жизнь заставила. Нас было шесть подельников. Мы ограбили… Брынцалова. Слышали о таком? Забрали его машину с водкой.

– Как это произошло?

– Ну как? Остановили машину, высадили водителя, сами сели и уехали.

– В чем заключалась ваша роль при ограблении?

– Остановить машину. Я был в милицейской форме. В руках – жезл. Вышел на дорогу, взмахнул рукой. Машина остановилась, водитель вышел. Я забрал у него документы. И предложил ему пересесть в уазик.

– В какой уазик?

– В милицейский, конечно. Он стоял рядом, на обочине. Я же говорю, нас было шесть подельников. Трое, включая меня, – милиционеры, остальные трое – гражданские. И вот водитель пересаживается. А уже наш водитель и я – мы садимся в его машину и уезжаем.

– Что собирались делать с грузом?

– Спрятать. Там было водки на сто тысяч долларов.

– И что же все-таки вас толкнуло на преступление?

– Жизнь. Я получал в этой милиции копейки. Плюс алименты жене выплачивал… Да если бы все нормально пошло, мы бы не сели. Идя на преступление, я думал о том, что все срастется, все будет хорошо.

– И сколько бы лично вы получили денег?

– По моим подсчетам, двадцать тысяч долларов.

– На что бы их потратил?

– Там видно было бы…

– Все-таки интересно, ради чего человек идет на преступление?

– Я хотел купить машину, завести отдельную квартиру. Я жил на тот момент с мамой и сестрой. Была у меня и квартира, и машина. Но с женой я развелся, она осталась в квартире. А машина – пятая модель «жигулей», но мне хотелось получше.

– Это слишком банально: жить лучше мечтают все. Была ли альтернатива: разбогатеть легальным способом?

– В Москве? Это нереально. Даже если попытаться устроиться на работу водителем в какую-нибудь фирму. Без рекомендации меня никто не примет. Я вам честно скажу, что когда работал на железной дороге, то я еще подрабатывал – овощами торговал… Ну а как еще жить в Москве? Цены на все растут. Спасало то, что еще в милиции были какие-то льготы: пятьдесят процентов оплаты за коммунальные услуги, за телефон, проезд бесплатный. Ну а жить-то, питаться надо. Семью кормить. Ребенок маленький в семье был. Я тыкался-мыкался по знакомым, искал другую работу. Мне говорили: подожди… Все это оттягивалось. А я не могу ждать всю жизнь. И вот мы – шесть человек – все нормальные, ни разу не судимые, пошли и совершили преступление. Чтобы разбогатеть. Двоих я очень хорошо знал, в школе вместе учились. Однажды встретились, и один из них предложил ограбить ликеро-водочный завод. Такой спонтанный разговор. Никого ни к чему не обязывающий. Расставаясь, решили, что надо подумать. Подумали. Пришли к выводу, что все будет нормально. План был неплохой. Решили, что остановим машину…

– Именно машину Брынцалова?

– Да почему, нам без разницы было, какая машина. Лишь бы она выезжала с того завода. Этот завод принадлежал Брынцалову. Но… преступление получилось липовым. Начали дело и не закончили. Тот водитель грузовика сбежал от нас. Рядом был пост ГАИ. Естественно, он бы сообщил номер своей машины. И нас бы сразу задержали. Поэтому мы сами бросили машину. А мимо проезжала милицейская машина. Они видели, как мы бросили одну машину и пересели в другую. Когда подъехали к посту ГАИ, нас остановили. Спросили документы. Потом вызвали РУОП. И нас задержали. Мы не сопротивлялись.

Лично я надеялся, что меня не посадят, потому что я сам милиционер. Думал, может, спасут. В нашем отделении разные эксцессы происходили и раньше – провинившихся просто выгоняли из милиции. А вот меня посадили. Я первый в отделении, кого посадили. Представляете? Ну не думал я, что попаду в колонию. Да еще в такую компанию… Кто сидит в нашей зоне, вернее, за что сидят в нашей колонии? За особо тяжкие преступления. Это разбой, грабеж, убийство – 111, 228, 290-я статьи. У многих срок больше пятнадцати лет. Хотя, если разобраться, много людей сидит ни за что. Вот у нас в отряде был один полковник из Якутии, он всю жизнь прослужил в УИНе, дослужился до начальника отдела. Сейчас уехал по отмене приговора. А что у него было? Взятка, которой он не брал. Просто собрали документы, что он якобы получил от кого-то деньги. Самих денег никто в глаза не видел. Ясно, что он просто стал неугоден. Мешал, может, кому-то. Из начальства. По таким приговорам здесь столько народу сидит! Это ужас… Вот пообщаешься с ними, с этими людьми, и прекрасно видишь, что приговоры их сфабрикованные.

– Ну себя-то вы не оправдываете?

– Нет. Я совершил преступление. Единственное, не на такой срок я его совершил, который мне дали. Правильно говорил мой адвокат: максимальный срок мог быть семь лет. А мне дали десять лет. Получается, мне три лишних года только за погоны накинули. Судья говорил: «Ты служил в милиции. И ты совершил преступление. Как ты мог?» Вот так и мог. На суде я молчал, с судьей не спорил. Зачем? Чтобы он еще год накинул за неуважение к суду? А когда приговор объявили, мои родственники чуть в обморок не попадали. Десять лет! За что?! Из всех подельников – шести человек – мне дали самый большой срок. Ну, мать меня поняла, три года подряд ездит на свидания. Четвертый год уже сижу… Так что подвело стечение обстоятельств: я думал, все пройдет на авось, срастется, не попадемся, все нормально будет. Честно сказать, я ехал на преступление и читал газету, которую перед тем вытащил из своего почтового ящика. «Московский комсомолец», как сейчас помню. Там тоже есть эта рубрика – криминальная хроника. Вот ее и читал. Мне вообще нравилось читать эти вещи, и по телевизору тоже смотреть – кто, где, кого. Регулярно смотрел «Дежурную часть», «Петровку, 38»…

– Может, оттуда и почерпнули что-нибудь для плана своего преступления?

– Н-нет, я же план не составлял. Мне сказали, что я должен буду сделать – только остановить машину. И это все. Больше мне ничего не надо было делать. Ни бить, ни убивать…

– Какими были первые ощущения после ареста?

– Столько нервов… Представьте, заводят в камеру. На входе стоят два мордоворота, побольше меня в комплекции. Смотрят. Хорошо хоть, что меня переодели в гражданскую одежду. Потому что меня привезли в ИВС, где нет камер для бывших сотрудников милиции. Такие камеры есть только в СИЗО. А в ИВС – общие камеры, для всех – и уголовников, и бывших сотрудников. А ведь там хочешь не хочешь – приходится отвечать на вопросы. Они хотят знать, с кем сидят. А промолчать – выйдет себе дороже. И вот ходишь и представляешься: я бывший сотрудник милиции. Понимающие это понимают, а непонимающие начинают пальцы гнуть. И всякое бывало, приходилось и в другую камеру уходить. Постоянные стычки… Правда, до драк не доходило. Просто умные люди рядом сидели и останавливали эти вещи.

Неприятно ночь не спать и думать, что тебя зарежут. Или удушат. Сама камера угнетала. Всё в черных тонах, в воздухе стоит какой-то неприятный запах: дым не дым, смрад не смрад. Вонь какая-то… Люди все незнакомые, и что у них на уме – тоже неизвестно. Что с тобой произойдет через пять минут, никто не знает. Приходится находить с кем-то общий язык, знакомиться, как-то общаться. Но и здесь свои законы. При общении главное – говорить правду. Никогда не врать! Если вранье потом узнается, то извините, может произойти… несчастье.