Записки опального директора - Натан Гимельфарб

-Можно, пейте на здоровье! - ответила сестричка, улыбаясь.

Я выпил второй стакан мацони и уснул.

48

В госпитале во многом чувствовалась вчерашняя школа. Даже парты со двора не были вывезены, а на школьной спортивной площадке, что была видна из окна палаты, не смолкали голоса детей, играющих в различные игры. Нельзя было не заметить и следы спешки, в которой на базе школы образовали госпиталь. В палаты внесли кровати, которые занимали почти всю площадь бывших классных комнат. Не успели даже укомплектовать штаты медицинского, технического и вспомогательного персонала. Обязанности нянечек в основном выполняли дружинницы и ученицы старших классов соседней школы. Они же во многом помогали медсёстрам, которых не доставало.

Лида Смыкова и её подруга Таня Власенко, сопровождавшие нас со станции Прохладная, несмотря на смертельную усталость, вызванную круглосуточной нелегкой работой по уходу за ранеными в течении двух последних суток, подключились помочь малочисленному персоналу госпиталя, не гнушаясь никакой грязной и трудной работы. Только на третьи сутки, когда к работе приступили вновь принятые сёстры и няни, они стали собираться домой, где их ждали работа и семьи. Все эти дни они ухаживали за Николаем Павловичем, Васей и мной, с желанием и готовностью выполняли все наши просьбы.

Когда пришла пора прощаться с этими милыми и добрыми женщинами, мы не могли сдержать слёз. То были слёзы благодарности за их доброту, чуткость и внимание, за их бескорыстную помощь и заботу о нас. Искрились слёзы и в их глазах. Они обещали писать нам и приглашали в Прохладную после выздоровления, заверив нас, что будем обеспечены всем необходимым.

Лида и Таня не раз рассказывали нам о Кабардино-Балкарии - благодатном крае на Северном Кавказе, о его мягком тёплом климате, обилии фруктов и овощей, богатых урожаях пшеницы, кукурузы и картофеля, о добрых и отзывчивых людях в их уютном и чистом городе.

Не вызывало сомнения, что приглашали нас искренно, от чистого сердца. Они оставили нам свои адреса и просили писать. Мы очень привязались к ним и трудно было себе представить, что завтра их уже не будет с нами.

На первом же врачебном обходе мне назначили необходимые процедуры, анализы, рентгеновские снимки, диету, консультации специалистов - окулиста и стоматолога. Как я понял, стратегический план врачей по моему возвращению к жизни сводился к восстановлению в максимально короткий срок физических сил и направлению на стационарное лечение в специализированные госпитали, которых в Баку было огромное множество.

На следующий после обхода день, утром, до завтрака в палату зашла миловидная девушка, которая представилась лаборанткой и тут же приступила к сбору крови на анализы. Свою работу она выполняла не спеша, но очень чётко и аккуратно. К моей кровати она подошла в последнюю очередь. Ещё не приступив к работе, она спросила правда ли, что я отказываюсь от еды, как записано в истории моей болезни. Я сослался на сильные боли в ноге, которые лишили меня аппетита, но сказал при этом, что вчера, впервые за долгое время, с желанием поел кусок баранины и выпил несколько стаканов мацони. Лаборантка взяла кровь на анализ и велела мне не приступать к завтраку до её возвращения.

Вскоре она пришла с тарелкой овощей и селёдочницей, в которой были аккуратно нарезанные кусочки селёдки с луком и уксусом. Всё это выглядело как-то по домашнему и вызывало аппетит. Она предложила мне съесть это перед завтраком и взялась меня покормить. Не знаю, что подействовало больше, то ли аппетитный вид приготовленного ею блюда, то ли удивительная красота и обаяние девушки, которой было от силы 18 лет, но я умял всю селёдку с гарниром, а когда принесли горячий шницель с картошкой, то и от них почти ничего не осталось.

Девушка-лаборантка стала приходить каждое утро, перед завтраком, и приносила какие-то закуски. Это были шпроты или сардины, бутерброд с икрой или кусочек копчёной рыбы. Всё это имело красивый внешний вид, заметно отличалось от госпитальной пищи и было удивительно вкусно.

Лаборантку звали Аней. Все в нашей палате звали её Аннушкой. Фамилия у неё была чисто еврейская - Гутник. Аннушка Гутник. Она была невысокого роста и очень красива. Чёрные, как смола, волосы были заплетены в толстую косу. Такого же цвета глаза и полукруглые брови, небольшой прямой носик и беленькое круглое личико с постоянной приятной улыбкой казались уже знакомыми из какой-то известной картины. Она была неразговорчивой и краснела не только от ласкового слова или шутки, а даже от мужского взгляда.

В нашей палате было двенадцать больных разного возраста. Большинство из них имели тяжелые ранения и были, как и я, прикованы к кровати. Но было и трое молодых ребят студенческого возраста. Двое из них были уже «ходячими» и передвигались на костылях. Аннушка с первого дня понравилась им и они оказывали ей постоянные знаки внимания.

Как мне тогда казалось, неравнодушными к молодой лаборантке были практически все, в том числе и пожилые и тяжелораненые мужчины. Она же оставалась равнодушной ко всем и приходила в палату только для ухода за мной, что она не только не скрывала, но даже всячески подчеркивала.

Несмотря на сильные боли, лишившие меня, казалось, всех человеческих чувств, отношение ко мне Аннушки не оставило меня равнодушным. Мне были приятны её внимание и забота, нежные и ласковые слова, милая улыбка. Я с нетерпением ждал её появления по утрам и мне казалось, что каждый её приход приносит новые жизненные силы, снимает боль и укрепляет надежду на выздоровление. Когда она садилась рядом с кроватью и кормила меня с ложечки, я с благодарностью смотрел в её добрые и ласковые глаза, и поедал всё, что она приносила. Мало того, я стал понемногу съедать и то, что приносили мне затем нянечки из госпитальной столовой, и почувствовал, что с каждым днём ко мне возвращаются силы, улучшается настроение, повышается интерес к окружающей жизни. Вновь стал слушать радио и читать газеты. Я читал их даже вслух для Николая Павловича и Васи, которые лежали по соседству со мной, и обсуждал с ними наиболее важные события на фронте и в тылу.

А самым важным и тревожным в те дни было положение в столице. Шли ожесточённые бои на подступах к Москве. Немцы подтягивали всё новые, как тогда казалось, неисчерпаемые резервы, а защитники Москвы стояли насмерть и оказывали всё большее сопротивление. Этому в большой мере способствовала военная техника, всё в большем количестве поступающая из Америки и из набирающих мощь военных заводов Урала и Сибири, усиленных кадрами и оборудованием, прибывающими из Москвы, Ленинграда и других промышленных центров западных районов страны.