На помощь! Как команда неотложки справляется с экстренными случаями - Михаэль Штайдль

Внезапно до нас доносится музыка извне. Трубы, тромбоны, туба. Я встаю и подхожу к окну. В саду, где до этого на скамейке сидел пожилой мужчина, сейчас около десяти женщин и мужчин в обычной одежде с блестящими на солнце духовыми инструментами — они разбросаны по площади в целях соблюдения безопасного расстояния. Дирижер перед ними задает темп воодушевленной песни. Опять одна из тех сцен, которые в последнее время вызвали бы массу ажиотажа и изумления. Вполне возможно, что этот концерт организован для конкретного человека, который смотрит из окна четвертой палаты. Возможно, организатор среди музыкантов. Но музыка разрушает «безопасную дистанцию», проникает сквозь все средства защиты и касается душ не только всех пациентов, но и врачей, медперсонала и всех тех, кто каждый день в течение нескольких недель находил новые способы обеспечения бесперебойной работы клиники.

Будь осторожен

Голос инстинкта

Когда санитары привозят к нам 20-летнего Саймона Виттманна, пивные ларьки закрыты уже более двух часов. Пациент был обнаружен спящим на автобусной остановке и справившим в штаны большую и малую нужду. Его доставили к нам, и на данный момент о его самостоятельном движении не может быть и речи, как и о конструктивном разговоре. Но это не делает его исключением среди остальных прибывших в состоянии алкогольного опьянения.

Мы укладываем пациента на свободную кушетку в холле. Я обмываю его, насколько это возможно и разумно в данных обстоятельствах, затем расстегиваю его рубашку от национального костюма и прикрепляю электроды ЭКГ. Когда я измеряю с помощью пульсоксиметра на указательном пальце уровень насыщения крови кислородом, он ненадолго поднимает голову и бормочет что-то непонятное, но тут же снова погружается в бред. С таким бледным круглым лицом, выглядывающим из-под копны рыжевато-русых волос, молодой человек выглядит почти по-детски.

Я слышу позади себя странную смесь храпа и стона. Я поворачиваюсь к Махмуду Зайдану, который уже три часа находится в медпункте рядом с Саймоном Виттманном. Этот крупный 41-летний мужчина из Ливана — один из немногих сегодняшних пациентов без традиционной баварской одежды. Сразу после прибытия он лег животом на кушетку и заснул, прижавшись правой щекой к зеленой простыне и свесив руки. Все наши попытки изменить его положение провалились. Поэтому мы прикрепили электроды для снятия ЭКГ к спине, где они и остаются до сих пор.

Оформив документы, я снова собираюсь покинуть холл, но оборачиваюсь у двери. Они лежат под стать друг другу: Саймон Виттманн в блестящей черной оленьей шкуре и Махмуд Зайдан в мешковатых джинсах. Если вспомнить стандарты отделения неотложной помощи во время фестиваля, все кажется в порядке и под контролем. И все же меня что-то беспокоит.

Говорят, что некоторые животные, живущие на склонах вулкана, чувствуют приближающееся извержение задолго до того, как это сделает любое искусственное устройство. Интуиция, развившаяся за десятилетия работы, предупреждает меня аналогичным образом. Показания и дисплеи на мониторах еще не отражают этого, но что-то вот-вот должно выйти из строя. Будь осторожен, Майк.

— Майк? — зовет с медпоста Свенья. Я выхожу из холла. В коридоре много медсестер, врач скорой помощи, терапевт, разговаривающий с молодой женщиной на каталке, испачканной рвотой, бородатый мужчина с запекшейся кровью на лице, которому Жан-Пьер показывает дорогу в операционную. На заднем плане снова открывается автоматическая входная дверь: приехала следующая машина скорой. Обычная ночь во время фестиваля.

Некоторые из посетителей фестиваля приносят с собой праздничное настроение: они чрезмерно возбуждены и их эйфории не может помешать даже посещение скорой помощи. Кроме того, есть и более опытные пациенты, которых внезапно накрывает волной сентиментальности, когда они снова оказываются в процедурном кабинете с травмами, полученными во хмелю.

Впрочем, чаще всего во время фестиваля приходится иметь дело с агрессивно настроенными пьяными пациентами. Иногда гнев уже кипит у них внутри, когда они приезжают, иногда их приводит в бешенство мнимое неуважение со стороны врачей или медперсонала.

Все это не только действует на нервы другим пациентам, но и требует особой сплоченности всей команды. Несмотря на все усилия, это может даже приносить радость — когда действия согласованы и процессы взаимосвязаны, у нас есть ощущение, что мы не просто каким-то образом справляемся с потоком пациентов, а контролируем его и направляем в правильное русло. Тогда время пролетает незаметно даже на ночном дежурстве: без ощущения траты времени, без борьбы с собственной усталостью.

Нечто похожее происходит и в праздничные дни. Конечно, вряд ли кто-то из моих коллег хочет работать в канун Рождества или Нового года. Но отделение неотложной помощи должно работать круглосуточно каждый день. У нас есть работники мусульманской и иудейской веры, но в одиночку им не справиться.

То же самое и здесь: иногда в этих сменах есть своя прелесть. Любой попавший из-за болезни или травмы в отделение неотложной помощи на Рождество испытывает немного больше понимания к медперсоналу, зная, что каждый из нас должен отказаться от празднования с семьей, чтобы быть рядом с пациентами. А когда приходят отчаявшиеся люди, боровшиеся со своим одиночеством с помощью шнапса или таблеток в канун Рождества или смывавшие разочарование в каком-нибудь пабе, мы знаем: всегда есть тот, кому тяжелее.

В канун Нового года, если текущая ситуация в отделении позволяет, большая часть команды собирается на вертолетной площадке на крыше клиники около полуночи, чтобы посмотреть фейерверк и пожелать друг другу всего наилучшего — прежде чем вернуться обратно туда, где мы заботимся о переборщивших с алкоголем или оторвавших себе палец петардой.

— Майк, мне нужна твоя помощь!

Я собираюсь проверить показатели 91-летней пациентки, когда дежурный терапевт кричит мне со стороны холла. Менее чем за минуту я уже там и вижу, как проснувшийся Махмуд Зайдан, фыркая, пытается сесть. Опираясь на колени и ладони, несмотря на все усилия миниатюрного доктора, он едва держит свое массивное покачивающееся тело на узкой кушетке. Одним словом, я его поддерживаю и подхватываю. Пациент заметно морщится. Когда он поворачивается ко мне, я вижу лицо, на котором отражаются полная дезориентация, страх и гнев.

Будь осторожен, Майк.

Медленно тянутся мгновения, пока мы с Махмудом Зайданом смотрим друг на друга. Я чувствую, как напрягается мускулистое