Канцлер Румянцев: Время и служение - Виктор Лопатников

Одно из донесений Толстого о «чистосердечных и близких отношениях», установившихся у него с послом Австрии в Париже Меттернихом, вызвало жесткую реакцию министра Румянцева: «Государь предписал мне уведомить вас, что он желает установить подобное согласие и сближение лишь для поддержания и упрочения союза, существующего между его величеством и императором французов, но отнюдь не для того, чтобы заменить его. Решительная воля его императорского величества заключается в том, чтобы иметь в настоящее время главным союзником императора Наполеона; поэтому государю угодно, чтобы никакой ошибочный прием, никакая, если смею так выразиться, параллельная дружба (amitie collateral) не могли бы повредить дружбе его с Францией, и ему было бы крайне неприятно, если бы император французов нашел повод к беспокойству его дружбы… Император убедился долгим и печальным опытом, как много выгод (deprofit) извлек он из предшествовавших союзов, и теперь видит, что благо его империи требует уничтожения и замены их союзом, заключенным с императором французов….Государь желает и поручает мне наблюдать, чтобы все наши дипломатические сношения шли в этом новом направлении, признанном его величеством полезным для блага его империи»{112}.

Своим примером Толстой-дипломат свидетельствовал, насколько непросто Александру I и Румянцеву давался подбор нужных исполнителей. Высокие обязанности поручались людям доверенным, но лишенным дипломатических способностей, необходимого опыта жизни в странах пребывания. Их старались подкреплять карьерными дипломатами, кто, многократно послужив за пределами государства, демонстрировал необходимые качества. Интересы дела требовали особенно бережно относиться к элите дипломатических кадров, отслеживать карьерное продвижение тех из них, кто обладал глубокими познаниями, в совершенстве владел иностранными языками. На примере начинающего дипломата Румянцева видно, насколько внимательно отслеживался его карьерный путь. Успехи, пусть и не столь значительные, отмечались повышением рангов, добавлением к жалованью. Карьерных дипломатов ценили, их щедро награждали. Уже будучи министром иностранных дел, Румянцев, исходя из обретенного опыта, продолжил совершенствование дипломатической службы и ее учреждений.

К этому времени Россия располагала за границей четырнадцатью генеральными консульствами, восемью консульствами, и двумя вицеконсульствами. В их числе были старейшие консульства России, учрежденные в Амстердаме (1707), Венеции (1711), Париже (1715), Вене (1718), Бордо (1723). По мере роста сети российских консульских учреждений за рубежом и иностранных консульств в империи появилась необходимость в организации специализированного подразделения. По представлению Румянцева императору Александру I внутри Министерства иностранных дел 13(15) мая 1809 года была образована Экспедиция консульских дел, прообраз современного Консульского департамента МИД России[34].

В докладе министра иностранных дел Н.П. Румянцева императору Александру I были определены задачи Экспедиции консульских дел: вся внутренняя и внешняя переписка по консульским делам; переписка с иностранными консулами, находящимися в России; составление инструкций и наблюдение за их исполнением; дела «о призах и по другим предметам, до торговли и мореплавания относящимся». После образования этого подразделения консульская и дипломатическая службы были официально объединены под флагом Министерства иностранных дел Российской империи.

Кроме того, в структуре Министерства было выделено особое подразделение — Азиатский департамент. Ему было поручено ведение дипломатических сношений с азиатскими государствами, а общее руководство сосредотачивалось в особой Министерской канцелярии{113}.

Для придания нужного направления в двусторонних российско-французских отношениях проводились регулярные консультации министра Румянцева и посла Франции в Санкт-Петербурге, которым к тому времени стал Коленкур[35], сменивший Савари. Именно ему было поручено выработать и согласовать подходы двух держав ко всему кругу европейских проблем и, в частности, к совместной военной политике на Востоке. По мнению европейских наблюдателей, происходящее в Османской империи свидетельствовало о ее грядущем распаде. Заговоры, покушения, перевороты происходили там с нарастающей последовательностью. Коекому казалось, что удержать раздираемое внутренними противоречиями огромное государство в прежних границах не удастся. По мнению некоторых европейских политиков, достаточно было лишь небольшого внешнего толчка, и крушение неизбежно. Судьба «османского наследства», как цинично называли эту проблему, занимала многих в политических кругах Европы. Именно в это время в Турции произошла серия дворцовых переворотов, в ходе которых султан Селим III погиб, Мустафа IV оказался низвергнут, на престол взошел его брат Махмуд. Между тем варианты возможных совместных действий России и Франции Румянцеву и Коленкуру согласовать не удавалось. Вырисовывался конфликт интересов. Из документов, ставших впоследствии известными, видно, что в восточном вопросе французская дипломатия находилась на тех же позициях, что и английская, и австрийская. Переход под контроль России черноморских проливов, по мнению западных стратегов, означал возникновение опасной геополитической ситуации. У Российской империи могли появиться такие преимущества, которые рано или поздно привели бы ее к экономическому господству в Европе. По этой причине Коленкур вел переговоры весьма уклончиво. Перед послом Франции, по сути дела, стояла единственная задача — выведать преобладавшие в высшем политическом руководстве России точки зрения. На этом фоне российский министр проявил себя как весьма «трудный» собеседник. Его навыки ведения переговоров не однажды ставили партнеров в тупик. Бесконечные словопрения, бесплодные размышления над географическими картами нисколько не приближали Румянцева и Коленкура к каким-либо существенным результатам. Румянцев укреплялся в мысли: необходима новая встреча двух императоров. На этот раз к ней следовало глубоко и тщательно подготовиться, придав деловую направленность всему тому, что касалось интересов каждой из сторон и самого союза двух держав.

Год и месяц спустя после Тильзита, в сентябре 1808 года, состоялась вторая встреча Александра I и Наполеона I Бонапарта в Эрфурте. Место встречи выбиралось таким образом, чтобы оно находилось ровно посередине пути между Петербургом и Парижем. Поскольку преодоление расстояний в то время давалось нелегко, а государственный аппарат был не столь мобилен, в такие встречи старались вместить как можно больше: их использовали для более углубленного знакомства не только первых лиц, но и представителей многочисленной свиты. Общение длилось по нескольку недель и сопровождалось гаммой малых и больших событий, а подлинные цели, которые стороны ставили перед собой, лучше всего поддавались обсуждению за пределами официальной повестки. Наполеону было известно о решимости российского императора восполнить упущенное в Тильзите. Александр I намерен был предъявить французам некоторые требования, уравнивающие баланс в двусторонних отношениях. Иначе, по мнению российской стороны, у союза двух императоров не могло быть будущего. Наполеон тщательно продумывал встречные дипломатические маневры для воспрепятствования намерениям российской стороны. Опираясь на ориентировки своего посла, французский император поручил приближенным строить протокол таким образом, чтобы как можно больше времени оставалось для индивидуальных бесед с Александром I наедине. Заранее замышлялись ходы и уловки, какими можно было бы нейтрализовать Румянцева. Необходимо отметить, что и сам Александр, желая уйти от опеки, старался проявить самостоятельность. Это избавляло самодержца от необходимости мотивировать свои действия или тем более выслушивать от своих приближенных противоположные советы и суждения.