Ревущие девяностые. Семена развала - Джозеф Стиглиц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В начале 2001 г. никто не мог быть уверен, будет ли начинающийся спад коротким или длинным, глубоким или нет. Я был в лагере пессимистов. Но именно поэтому автоматические стабилизаторы столь привлекательны: они включаются тогда и только тогда, когда экономика нуждается в дополнительных расходах. Есть два способа их встраивания в экономику: через увеличение пособий по безработице для нуждающихся в них и через оказание помощи штатам. В случае экономического спада большинство штатов сталкивается с сокращением бюджетных поступлений, и почти все они вынуждены существовать в ограничительных условиях сбалансированного бюджета, т.е. ограничивать свои расходы своими доходами. Когда начинается рецессия, поступления в местные бюджеты быстро падают, и штатам приходится сокращать расходы и повышать налоги. (К концу 2002 г. стал чувствоваться эффект свертывания, возникающей в этой ситуации. Только Калифорния столкнулась с бюджетным дефицитом более чем в 30 млрд долларов. По некоторым оценкам общий эффект свертывания в результате урезания штатных и местных бюджетов доходит до 1-2 процентов ВВП. Урезание расходов обычно наиболее сильно «бьет» по образованию и здравоохранению. Такие вещи весьма осложняют положение на местах, и отсюда возникают возросшие налоги на собственность, к которым вынуждены прибегать многие органы местного самоуправления, чтобы компенсировать сокращающиеся поступления от подоходного налога, создавая риск «прокола «мыльного пузыря» в секторе недвижимости).
УРОКИ
Управление риском всегда было трудным делом — наши финансовые институты, которые считаются специалистами в этих вопросах, показали насколько это действительно трудно. Предугадать наступление спада и предпринять упреждающие действия далеко не просто. После Второй мировой войны мы управляли экономикой гораздо лучше, чем до нее. Но мы не покончили с экономическими циклами, и спады продолжают наносить очень чувствительный урон. В связи с этим возрастает значение проектирования экономических механизмов и разработка политических мер, повышающих стабильность экономики. Еще задолго до девяностых годов начались сдвиги, делавшие экономику менее стабильной. По мере того как система страхования от безработицы (всегда более слабая в США, чем в других передовых промышленных странах) отставала от растущих доходов и сдвигов в структуре экономики, все большее число наемных работников оставалось неохваченными системой.
В девяностые годы мы допустили дальнейшую эрозию встроенных стабилизаторов, урезая расходы на общественное благосостояние; расплатой за что явилось естественным образом возникшее ослабление экономики. Однако одновременно происходили и более фундаментальные сдвиги. Сколько бы ни говорили о том, что Новая экономика покончит с экономическими циклами, сдвиги в период Ревущих девяностых на самом деле увеличили нашу экономическую уязвимость, сделали экономику более чувствительной к шоковым воздействиям, она стала давать более сильный отклик на них. Взаимная лояльность между фирмой и ее персоналом, защищавшая наемного работника от превратностей рынка, и пенсионные программы с фиксированными выплатами или взносами, защищавшие наемных работников от превратностей фондового рынка, не только создавали более гуманный, более мягкий капитализм, но и помогали стабилизировать экономику. Новая дисциплина, движимая близорукой концентрацией внимания финансовых рынков на сальдо Счета прибылей и убытков, в сочетании с новой «гибкостью» рыночного механизма означала, что эта более мягкая форма капитализма становится достоянием прошлого. Это также означало, что, когда «пузырь» лопнет, последствия не только для индивидуумов, но и для экономики будут более тяжкими вопреки браваде тех, кто утверждал, что научился лучше управлять риском.
Еще слишком рано давать полномасштабную оценку экономических сдвигов, произошедших в девяностых годах. Мы знаем, что первый спад в новом тысячелетии оказался продолжительнее многих других рецессий послевоенного периода. Момент истины наступит через некоторое время: будет ли экономика, и в особенности уровень безработицы, более или менее стабильными; изменится ли частота и глубина флуктуаций? Экономические спады наносят большой ущерб и поэтому благо от снижения риска и повышения стабильности также очень велико.
ГЛАВА 9. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ. ПЕРВЫЕ НЕУТЕШИТЕЛЬНЫЕ ИТОГИ
Экономическое оживление и сокращение дефицита были первыми победами администрации Клинтона, умелая внешнеэкономическая политика, казалось, будет второй победой. Администрации удалось пробить два знаменательных торговых соглашения и в обход Конгресса профинансировать выкуп долгов мексиканской экономики. Одним из этих торговых соглашений была создана Североамериканская зона свободной торговли (NAFTA), объединившая Соединенные Штаты с Мексикой и Канадой в крупнейшую в мире зону свободной торговли, в которой проживало 420 млн человек, и общий ВВП которой достигал 11,8 трлн долларов. Второе соглашение, отметившее завершение в 1994 г. Уругвайского раунда торговых переговоров, начатых в 1986 г., создавало Всемирную торговую организацию — международную организацию, предназначенную для введения в действие правил игры в мировой торговле, так же как Международный валютный фонд, созданный в конце Второй мировой войны, был предназначен для управления мировой финансовой системой. Идея таких международных организации оставалась мечтой на протяжении половины столетия. Соглашение еще более снижало торговые барьеры на пути движения товаров и закладывало фундамент для создания зоны свободной торговли, охватывающей обе Америки, и другой такой же зоны, охватывающей Азиатско-Тихоокеанский регион. Тот факт, что многие из этих достижений были достигнуты в ожесточенной борьбе — в своей кампании против NAFTA Росс Перо (Ross Perot)[94] говорил о гигантской воронке с «чудовищным всасывающим звуком» поглощающей рабочие места американцев, которая образуются после создания NAFTA (известно, что такая воронка существовала однажды в фантастике, но никогда — в реальности[95]), что еще более подчеркивало значение этих достижений.
Теперь, оглядываясь назад, мы приходим к выводу, что наше ведение внешнеэкономической политики было гораздо менее триумфальным. Так же как внутри страны «экономика мыльного пузыря», наша внешняя политика проложила дорогу появлению ряда серьезных проблем. Во второй половине девяностых годов наши провалы в политике развития вызвали критику идеологии, которую мы навязывали развивающимся странам, в особенности через МВФ. По мере того, как один кризис следовал за другим, повышенное чувство отсутствия экономической безопасности распространялось по всему миру. Жалобы на это сочетались с ощущением, что позиция Соединенных Штатов в торговых переговорах была нечестной. Эти настроения в течение девяностых годов нарастали и еще более усилились, когда односторонний подход администрации Буша младшего вызвал новую волну антиамериканизма за рубежом{94}. Проблема заключалась не в том, может ли глобализация стать доброй силой, приносящей благо бедным всего мира, — конечно же, она это может. Но ею следует правильно управлять, чего слишком часто не делалось.
В то время как другие страдали от неудовлетворительного управления глобализацией, которое в долговременном аспекте вело к большим потерям для самих Соединенных Штатов — особенно когда серьезность проблем, вызванных администрацией Клинтона, была многократно усилена последующей администрацией Буша, — в кратковременном аспекте Америка выигрывала, вновь доказывая, что то, что хорошо для Америки, необязательно хорошо для остального мира, а то, что плохо для остального мира, может быть не совсем плохо для Америки. Политика, проводимая Соединенными Штатами, в немалой степени способствовала глобальному финансовому кризису 1997-1998 гг.{95}, который привел к падению цен на товары широкого потребления. Снижение инфляционного давления в сочетании с необходимостью предотвращения глобального коллапса привело к снижению процентных ставок. Пока экономика остального мира ослабевала, Америка все больше представлялась бастионом экономической мощи, хотя это положение начало изменяться по мере сползания в рецессию конца девяностых годов.
Те же самые факторы, что способствовали возникновению проблем в Соединенных Штатах, частично лежали в основе их политических провалов за рубежом. Америка проталкивала идеологию свободного рынка и упорно добивалась доступа американских компаний на зарубежные рынки. Осуществляя эту политику, мы в администрации Клинтона тоже часто забывали о принципах, которых должны были придерживаться. Мы совсем не принимали в расчет воздействие нашей политики на бедные слои развивающихся стран, а заботились только о создании рабочих мест в Америке. Мы верили в либерализацию рынков капитала, но при этом не думали о том, что это может привести к глобальной нестабильности. Мы были больше озабочены тем, что может Америка выиграть в кратковременном аспекте, занимая жесткую переговорную позицию, и как это, в свою очередь, может усилить позиции администрации, чем о возникающих ощущениях нечестности и лицемерия, которые могут повредить интересам Америки в долговременной перспективе. Разглагольствуя о демократии, мы делали все возможное для сохранения нашего контроля над мировой экономической системой и обеспечения того, чтобы она работала на наши интересы, или, вернее, интересы финансовых и корпоративных кругов, доминировавших в этой области нашей политической жизни. Внутри страны заинтересованность Уоллстрита в приватизации Системы социального страхования встречала противодействие со стороны тех, кто мыслил более широко и понимал, что она наносит удар по обеспеченности престарелой части населения; но за рубежом был слышен только голос Уоллстрита — ведь, в конце концов, престарелые других стран никогда не голосуют в Соединенных Штатах и не делают взносов в избирательные фонды.