Смертельно безмолвна - Эшли Дьюал

— Ты ведь пришла не для того, чтобы пообщаться с нами, верно?

Ариадна стремительно оборачивается и щурит темные глаза.

— Да, милая, я здесь не за этим.

— Тогда зачем?

— Мэтт, может, ты ответишь? — Пропевает Ариадна, сменив гнев на хитрую ухмылку, а я скептически всматриваюсь в ее блестящие глаза. — Ты ведь у нас все знаешь.

— Сомневаюсь.

— Неужели? Не помню, чтобы ты когда-то не находился с ответом.

— Люди меняются.

Ариадна усмехается, прожигая меня малахитовым взглядом, а я опускаю руки, будто не хочу отбиваться, не собираюсь давать отпор. Я становлюсь на редкость жалким.

— Норин, — отрезает девушка, повернувшись лицом к Монфор, — ты пойдешь со мной.

Я недоуменно свожу брови, а Мэри-Линетт округляет бирюзовые глаза. Она смотрит на сестру, потом смотрит на Ариадну и невольно ступает вперед, не отдавая себе отчета в том, что двигается, в том, что начинает грузно дышать и сжимать изо всех сил пальцы.

— Куда вы собираетесь?

Ари молчит. Скучающим взглядом осматривает комнату, вздыхает и кивает Норин в сторону выхода, не чувствуя, как страх сковывает людей, находящихся в гостиной. Норин вздергивает подбородок, в свойственной ей аристократичной манере, а я не могу оторвать настороженного взгляда от лица Ариадны. Что она задумала?

— Я ненавидела этот дом, — неожиданно шепчет Ари, прокатившись бледной ладонью по деревянной стене. — Столько ведьм прогнило в его стенах. Это не дом. Это кладбище.

Мы молчим, не шевелимся. Мы ждем. Никто не решается нарушить тишину, потому что не знает, к чему приведут слова, и на что они спровоцируют гостью. Когда Ариадна не глядит на меня ядовитым и омертвелым взглядом, она кажется прежней. Но как только ее черные зрачки встречаются с моими, по коже прокатывается пожар из дрожи.

— От этого дома давно пора избавиться. — Ее ладонь скатывается вниз.

В эту же секунду пламя в камине вспыхивает яркими искрами, откашливается, будто живой, умирающий человек! Но пламя не утихает, силы его не угасают. Уже в следующее мгновение огонь разрастается и выплевывает наружу оранжевые языки, которые проворно цепляются за мраморную плиту, оставляя черную копоть, и за ковер, оставляя пылающие искры. Жар ударяет в лицо, и я собираюсь отпрыгнуть в сторону, но внезапно натыкаюсь на пустой взгляд девушки, в котором плавают огненные, сверкающие линии.

— Ты не сдвинешься с места, — ее голос спокойный и ровный. Я прищуриваюсь, а она отворачивается и протяжно выдыхает. — Тебя это тоже касается, Мэри.

— Что? — Вопрошает Норин, наконец, поддавшись эмоциям. — Ари, что ты делаешь?

Девушка равнодушно пожимает плечами.

— Ухожу. И ты уходишь со мной.

Принуждение работает, как часы. Старшая Монфор делает первый шаг и округляет и без того огромные глаза. Она смотрит на Мэри-Линетт, смотрит на огонь, который упрямо вырывается из кряхтящего камина и перекидывается на ворсистый ковер, и шепчет:

— Нет.

— Не трать мое время.

— Ари, пожалуйста! — Восклицает Мэри, впившись пальцами в колени. Она глядит на свои ноги, сжимает их, но они ей не подчиняются. Они приросли к полу, как и мои.

— Ты ведь хотела узнать, как это — гореть, — напоминает Ариадна, двигаясь к выходу.

— Я пойду с тобой, — шепчет Норин, — но только если ты позволишь им выбраться.

Ари внезапно останавливается. Смотрит через плечо на тетю и отрезает:

— Ты пойдешь со мной в любом случае.

Что-то меняется во мне. Я не узнаю Ари. Не узнаю ее голоса, ее глаз. Она уходит, не посмотрев на меня или Мэри-Линетт, она просто поворачивается к нам спиной и покидает гостиную, словно не оставила нас здесь гореть заживо. Она оставляет нас умирать.

Норин испуганно приоткрывает рот и идет за девушкой, но смотрит на сестру. Когда она проходит мимо Мэри, их руки стремительно сплетаются, взгляды сталкиваются. Губы младшей Монфор дрогают от улыбки, а лицо старшей искажает гримаса боли.

— Нет, — шепчет она, качая головой, — нет, нет!

— Ничего страшного. Все хорошо.

— Нет, Мэри!

Принуждение тянет ее дальше. Расстояние между сестрами становится все больше и, в конечном счете, их пальцы размыкаются, позволив реальности выстроить глухую стену.

— Мэри! — В последний раз восклицает Норин Монфор и скрывается из виду.

Все это время Мэри-Линетт мужественно держалась, не позволяя панике затуманить рассудок, но как только сестра уходит, лицо у нее бледнеет, а в глазах застывает ужас.

Она поворачивается ко мне и шепчет:

— Дело дрянь.

Полностью согласен. Огонь приближается к моим ногам, и я чувствую, как тепло от камина нагревает воздух. Языки пламени почти достигают подошвы моих кроссовок, и, не хотелось бы нагнетать обстановку, но мне становится паршиво. Желудок сводит.

— Черт. — Порывисто дергаюсь в сторону, но так и не схожу с места, осматриваю ноги и осматриваю комнату, заполняющуюся едким дымом, а затем гляжу на Монфор. — Идеи?

Женщина сглатывает. Нервно хватается пальцами за лицо и прокатывается ладонью по вспотевшим щекам. Что у нее происходит в голове? Вокруг чего вертятся мысли? Я бы не отказался сейчас от какой-нибудь способности: контролировать воду или воздух. Меня устроило бы что угодно, лишь бы суметь выбраться отсюда, но как? Ариадна приказала не сходить с места.

И до каких пор? Пока не поджаримся заживо? Неожиданно Мэри-Линетт встряхивает головой и наклоняется вперед.

— Что вы делаете?

— Я не собираюсь сгорать заживо. — Рявкает она, пытаясь дотянуться до кресла.

— Да, сгорать заживо больно.

— Не сегодня, — шипит Мэри, стиснув зубы, — и не в этом веке.

Наконец, ей удается ухватиться за край потертого, массивного кресла, которое стоит ближе к выходу из гостиной. Я недоуменно хмурюсь, а потом чувствую, как язык пламени набрасывается на мою руку, и стремительно отшатываюсь назад. Пальцы вспыхивают так горячо, что судорога прокатывается вдоль всего локтя, и я рассержено стискиваю зубы.

— Черт возьми.

— Пригнись.

— Что?

Недоуменно оборачиваюсь и замираю, увидев, как женщина легким движением руки подхватывает кресло, поднимает над полом и кидает в сторону камина. Что за…

— Осторожно!

Твою мать. Я порывисто наклоняюсь вперед, закрываю ладонями лицо и слышу, как кресло врезается в камин, заполонив проход огненным языкам. Я валюсь на пол под хруст разваливающейся мебели, прокатываюсь подбородком по половицам и щурюсь.

— Черт, — в ушах неприятно звенит, в ноздрях какая-то дрянь, — вы спятили!