Назад, в пионерское лето - Денис Георгиевич Кащеев

отключил тот свой зонд?» — про последнее я ему уже успел рассказать, растолковывая, зачем прибыл в 1985-й.

«Многое, — хмыкнул я, отметив про себя, что первым делом мой внутренний собеседник спросил именно про четыре забытых дня из прошлого, а не принялся расспрашивать о грядущем. До этого, впрочем, еще, без сомнения, дойдет, так что нужно бы получше подготовиться к разговору — чтобы не так, как в предыдущий раз… — Сразу по приезде в «Полет» ты спас Ингу Трефилову от некоего Игонина из первого отряда — тот тащил ее в лес, явно не шишки еловые собирать, а ты вмешался и посадил бугая в лужу — в буквальном смысле слова, — приступил к повествованию я. — В тот раз этим все и кончилось — появился старший вожатый — Максим — и разборку пресек. Трефилова тебе, кстати, потом даже спасибо не сказала…»

«О, женщины, вам имя — вероломство! Как говаривал Вильям наш Шекспир», — продемонстрировал завидную эрудицию Младший — сам я не сразу бы вспомнил, откуда эта цитата.

«Потом ты поспорил с Михеевым за кровать в палате — и настоял на своем, победив его в борьбе на руках».

«Гм…»

«Затем Игонин с тремя подручными подстерег тебя по дороге из столовой, ты схватил бутылку, сделал из нее “розочку”, и первоотрядники предпочли ретироваться…»

«А что такое “розочка”?» — не понял юный пионер.

Разве в 85-м я этого еще не знал? Ну, может быть…

«Отбитое горлышко бутылки с острыми краями. В умелых руках — очень опасное оружие!»

«Ясно. А где я взял бутылку?»

«В траве валялась».

«Удачно».

«Не то слово! От “розочки”, кстати, у тебя до сих пор недозажившая ранка», — поднес я ближе к глазам руку с так и не сошедшими до конца следами зеленки.

«Погоди, так я кого резал той стекляшкой — первоотрядников или себя самого?» — буркнул Младший.

«Готов был — их, если бы полезли. Порезался сам, но сперва не заметил, а потом еще перепугал окровавленной “розочкой” Михеева с присными — они тебе кровать “заминировали”, но ты это дело просек и заставил все исправить!»

«Даже так?»

«С Михеевым ты потом еще столкнулся на Сборе отряда — его “миньоны” пытались вынудить тебя голосовать за своего босса на выборах Председателя, а ты толкнул пламенную речугу и обломал им всю малину».

«Вот тут — не сходится! — разом встрепенулся мой внутренний собеседник. — С чего бы вдруг Михееву рваться в активисты?»

«Официальная версия — чтобы проучить Стоцкую. Но на самом деле все куда многограннее. На “Полет” выделили четыре путевки в “Артек”. Похоже, Михеев считал, что как Председатель Совета второго отряда наверняка получит одну из них».

«Считал, но… просчитался?»

«Зришь в корень! На Совете дружины объявили иной порядок. За путевки отряды всю смену будут открыто бороться между собой. А внутри отрядов одновременно станут соревноваться звенья. Лучшее звено лучшего отряда получит обе — и уже само решит, кому из своего состава их отдать».

«Обе? Мне показалось, ты говорил про четыре путевки».

«Две — отрядам с первого по четвертый, две — с пятого по восьмой».

«А, теперь понятно… И актив, значит, участвует в борьбе на общих основаниях?»

«Ну да. Кстати, забыл сказать — ты у нас заместитель Председателя Совета отряда, когда нет Стоцкой, орешь, как дурной, на линейке: “Отряд «Данко»!”, и все тебе хором отвечают: “Здесь!”»

«Серьезно? И как это меня угораздило?»

«Проявил пионерскую сознательность».

«Издеваешься?»

«Ничуть!»

«Ладно, потом подробнее расскажешь… Что еще случилось важного?»

«Еще?.. Ну, позавчера ты победил на лагерном шахматном турнире, причем снова ухитрившись поступить по-пионерски и даже по-коммунистически — это я, если что, цитирую старшего вожатого — за что утром удостоился вызова на флаг. Затем, дежуря в тихий час в пионерской комнате, уже совсем не по-советски играл там в карты на раздевание со своей напарницей по посту, Яной Казанцевой. Но до чего-то по-настоящему пикантного вы не доиграли — появился все тот же старший вожатый и лишь чудом вас не запалил… Ну и в завершение, уже этой ночью Яна спрятала тебя под своей кроватью от Марины, вожатой. И потом вы с ней самозабвенно целовались в темноте…»

«Целовались? С Мариной?!»

«Да нет, с Яной».

«С Яной?! Это такая… с челочкой, худенькая?»

«Она самая».

«Она же… никакая вообще! — недоверчиво пробормотал Младший. — И я… с ней?»

«Ну не я же! Для меня-то она еще ребенок!»

Блин, а ведь если я и впрямь тут надолго — а то и вовсе навсегда — это может оказаться реальной проблемой! День-два снисходительно посмеиваться над приключениями Младшего на подростковом любовном фронте — это одно, а годами бегать вместе с ним за малолетками — уже совсем иной коленкор выходит! А тем, кто хоть немного постарше — той же Марине — уже самим стремно со мной связываться. Да и моего юного пионера это малость шокирует…

Вот уж попал так попал…

Между тем, за разговором мы вышли к Шестому корпусу. Еще пара минут — и будем в палате…

«Свет!» — внезапно воскликнул Младший.

«Что?» — замер я.

«Свет горит! На втором этаже, в холле!»

Черт, точно! И кому это посреди ночи не спится?!

«Через холл мы и не пойдем, — успокоил собеседника я. — Поднимемся сзади, по пожарной лестнице! Тем же путем, что я вышел!»

«Если только там нас уже тоже не ждут…»

«Думаешь?»

«Сам смотри!»

В самом деле: дверь запасного выхода была приоткрыта — уверен, что, следуя за кроликом, я ее за собой плотно притворил! Больше того, на миг в проеме будто бы мелькнула тень!

Черт побери! Похоже, наше отсутствие и впрямь обнаружили — и то ли поджидали, то ли готовились идти искать в ночи.

«Олег с Ирой могли поднять тревогу! — предположил Младший. — Ну, ты рассказывал, что мы вспугнули парочку вожатых…

Ну да, рассказывал — когда вел речь о том, как обезвредил зонд.

«Еще не факт, что они опознали нас тогда в темноте, — с сомнением покачал головой я. — Скорее даже — нет. И уж наверняка не поспешили со всеми поделиться, за каким занятием мы их застукали!»

А вот осторожная Марина вполне могла вернуться в коридор, обнаружить сдвинутые щеколды на двери запасного выхода и на всякий случай пройти по палатам, проверить подопечных. Ну и…

«В любом случае, кажется, дело — дрянь!» — констатировал юный пионер.

«Это да, — признал я. —