Назад, в пионерское лето - Денис Георгиевич Кащеев

Мы обернулись: с кровати у стены нас манили к себе пальчиком. Удача? Или новая ловушка? Выбора, впрочем, не было — мы метнулись на зов, ухватились за одеяло, чтобы нырнуть под него…

— Дурак! — оттолкнув нас обеими руками, сердито прошептала Яна — это оказалась именно она. — Прячься под кровать!

Ну да, это я что-то затупил: кроме всего прочего, в такой постели двоим и не поместиться — тем более так, чтобы со стороны было незаметно…

Опустившись на пол — я ящерицей заполз под панцирную сетку. Казанцева свесила с кровати край одеяла, окончательно скрыв меня от любых случайных взоров. Вовремя: шаги слышались уже в дверях.

Судя по звуку, вожатая остановилась на пороге. Постояла с четверть минуты, приглядываясь или, может, прислушиваясь, а затем уверенно двинулась к «нашей» постели! Мы затаили дыхание.

Надетые на босу ногу туфельки остановились в паре десятков сантиметров от нашего лица. Прикрывавшая нас импровизированная ширма отдернулась… Но нет, в открывшийся проем никто не заглянул: должно быть, заботливая вожатая просто решила поправить подопечной «сбившееся» одеяло.

— Что такое? — подала «сонный» голос Яна. — Марина? — «узнала» она вожатую. — Что случилось?

— Сюда никто посторонний не заходил? — шепотом поинтересовалась у нее девушка.

— Нет… Мы же спим…

— Ну, спите, спите…

Вожатая направилась к выходу. В дверях она снова ненадолго задержалась, но в нашу сторону уже, кажется, особо не смотрела — да и чтобы разглядеть нас с Младшим, даже и не скрытых более одеялом, ей нужно было бы самой припасть к полу.

Из палаты Марина все же направилась в туалет — судя по тому, как быстро вышла затем назад, не по собственной надобности, а добросовестно проверяя, нет ли там нашумевших чужаков. Наконец стук каблучков удалился в сторону вожатской. Тихо скрипнула закрывающаяся дверь.

— Что ты тут делаешь? — свесив с кровати челку, прошептала тут Казанцева.

— Прячусь, что же еще, — почти одними губами ответил я.

— А до того, как я тебя спрятала? — не преминула подчеркнуть свою заслугу в нашем спасении девочка. — Мазать пришел, с ответным визитом?

— Ты видишь у меня пасту?

— Нет. Вот и спрашиваю: что тогда ты тут делаешь?

— Следую за белым кроликом, — хмыкнул я.

— Ты же его забрал!

— Ну да…

— Ладно, не хочешь говорить — не надо, — кажется, Яна немного обиделась. Ну да ничего, переживет.

Я дернулся выбраться из-под кровати.

— Погоди, — остановила меня девочка. — Я проверю, не караулит ли тебя в коридоре Марина! — челка исчезла, и две ножки с поразительно тонкими щиколотками, торчавшими из штанин пижамы — того и гляди переломятся! — опустились на пол.

Обуваться Казанцева не стала — так и зашлепала босиком по холодному линолеуму — но от дежурного замечания заботливого взрослого — простудишься, мол! — я благоразумно удержался.

Отсутствовала Яна где-то полминуты. За это время я, кое-как дотянувшись до кедов, успел завязать шнурки — больше той оплошности с громким падением не повторится!

— Все чисто! — сообщила девочка, вернувшись. — Можешь идти.

Я наконец вылез из своего убежища, поднялся на ноги. Казанцева же обратно в кровать не поспешила, зачем-то двинувшись провожать меня к двери.

— Спасибо, — прошептал я ей уже на пороге.

— Спасибо — не красиво! — усмехнулась моя самозванная спутница. — Теперь ты мой должник! Как водится: одно желание!

«Вечно из-за тебя влипаю!» — проворчал Младший — но, кажется, не слишком сердито.

— Сочтемся как-нибудь, — дружески улыбнулся я Яне.

— Зачем тянуть? Возьму свое сейчас! — заявила на это она и, внезапно приблизившись, припала своими губами к моим.

«Не вздумай!» — возопил Младший на мой инстинктивный порыв отстраниться.

«Тогда сам и продолжай!» — я уступил ему контроль.

«Охотно!»

Целоваться они оба толком не умели, но очень старались. В какой-то момент разошедшийся Младший даже принялся помогать процессу руками — я уже готов был все же вмешаться, но тут по неопытности парочке не хватило воздуха, и контакт разомкнулся сам собой.

— Ох-х, — перевела дух Казанцева. — Только одного не пойму: мы теперь в расчете, или твой долг удвоился?

— Давай считать, что в расчете, — предложил я, таки возвращая контроль — иначе неизвестно, сколько бы там еще мялся юный пионер и что бы мямлил. — Но теперь я должен идти — дело еще не сделано…

— А можно мне с тобой? — с робкой надеждой спросила Яна.

— Прости, но нельзя, — покачал я головой.

Как ни странно, спорить девочка не стала, только тихонечко шепнула:

— Тогда — удачи!

Белый кролик терпеливо ждал нас с Младшим на верхней площадке пожарной лестницы — с щеколдами на двери нам удалось справиться неожиданно легко. Укоризненно посмотрев на нас, зверек сверился со своими часами и лихо поскакал вниз. Мы рванули за ним, но тут же были вынуждены сбавить ход: металлические ступеньки гулко отзывались под подошвами, грозя снова привлечь чье-то ненужное внимание. Но, вроде, обошлось.

Достигнув земли, наш провожатый сперва двинулся по дорожке вдоль леса, а затем, за кружком мягкой игрушки, свернул направо и направился прямиком к октябрятской линейке. Вот только малый лагерный плац в этот поздний час оказался не пуст: на краю неширокого деревянного возвышения, служившего там своего рода трибуной, аккурат под гипсовым Володей Ульяновым, свесив вниз ноги и тесно прижавшись друг к другу, сидели двое. Не дети — вожатые: я узнал Иру из третьего отряда и «гориллу»-Олега из первого. Судя по всему, они как раз находились на стадии, которую Младший на пару с Казанцевой только что благополучно миновали, но, в отличие от юных пионеров, останавливаться на достигнутом явно не собирались.

Наш кролик пробежал прямо перед милующейся парочкой — как бы те ни были увлечены друг другом, не заметить его они определенно не могли… И все же не заметили. Что там говорил Гришин? Объект материальный, но проявляющий себя лишь в преломлении через мое сознание? По ходу, вижу этого шустрого зверька только я…

«Я тоже», — поведал Младший.

Увы, сами мы с ним на человека-невидимку совсем не тянули, поэтому были вынуждены красться в обход линейки. С кроликом мы снова встретились уже позади нее, отделенные теперь от трибуны и облюбовавших ее для своих взрослых утех вожатых жиденькими кустиками. Наш