Буковый лес - Валида Будакиду

– Друзья, друзья, да не совсем! – Линда шутливо ткнула его кулаком в плечо, – Конечно, мы друзья, но дело не в этом и ты тут вообще не причём. Я просто не считаю нужным кривить душой и совершенно не боюсь высказывать своё мнение, если кто-то считает по-другому – пусть обоснует. Мне не страшно выглядеть самонадеянной хамкой. Бывает, человек чувствует подвох, но не смеет об этом вслух сказать.

Он очень консервативен, или слишком скрытен и стыдлив, а если спросить меня, эти черты характера одна является продолжением другой. Он и сам думает как я, но не может со мной согласиться в силу ряда причин. Поэтому. Я никогда не жду одобрения своим мыслям. Каждый человек имеет право на личное мнение, на собственный статус в жизни. Только нельзя из принципа фанатично упираться, в споре рождается истина.

У нас в Греции могут до потери пульса спорить о чём угодно, опираясь каждый на свои источники и авторитет и, кстати, никогда не дерутся. Это я чисто риторически, ладно? Поэтому мне совсем не сложно произнести «нет» там, где я это считаю нужным. Мы с тобой разные культуры, разные менталитеты, и мы иногда ругаемся вовсе не потому, что ты хороший, а я плохая или наоборот, просто ты – плохой, а я – хорошая. Мы раз-ны-е, вот и всё.

И потом, я сейчас не чтоб тебя позлить, я на самом деле, действительно не понимаю: почему Маргарита, которую рисует Булгаков, положительная героиня? Ты сам никогда не задумывался, почему в романе у Маргариты нет детей? Булгаков сделал её бездетной, чтоб грех её предательства был меньше. Она принадлежала исключительно самой себе, сама выбрала путь, сама его прошла, а вот если бы у неё был ребёнок как у меня, или у тебя, она бы ещё очень много раз подумала и засомневалась прежде чем пойти на сделку с самим дьяволом. Вот в чём дело, согласен?

Вальдемар стоял и смотрел поверх Линдиной головы, даже выше, чем шпили замка Ричарда, смотрел высоко в небо.

– У меня нет детей, – глухо и с расстановкой вдруг произнёс он.

На этом участке Андреевского совсем темно. Пацаны, что ли разбили фонарь? Линда не могла видеть его лица, но рука Вальдемара стала безжизненной, пальцы ослабли.

Машенька не твоя дочка? – Сердце сжалось от боли.

– Нет! Клава до меня уже была замужем несколько раз. Это результат одного из её многочисленных законных или гражданских браков. Она и сама толком не знает, которого из них.

Ах, вот оно в чём дело! Вот почему Вальдемар так равнодушен к успехам Машки. Всё это очень сложно. Не каждый мужчина способен принять и воспитать чужого ребёнка. Поругаешь, мать скажет – пристаёт, потому что не свой, не поругаешь, обвинит в равнодушии. Тут действительно ситуация не из лёгких, очень много нюансов.

– Ну, ладно, о детях поговорим потом, – она совсем не хотела ему делать больно, – дети всегда дети, свои, чужие не так уж и важно. Я вот снова о романе. Что именно тебя в нём интригует?

Линда ждала ответа. Но, Вальдемар не стал изменять своей привычке и отвечать, если ему не нравится вопрос.

– Ты извини, – Линда теперь очень старалась сгладить неловкость, – я не хотела не обидеть тебя, ни напомнить о неприятном. Может тебе импонируют такие свободные и дерзкие женщины, какой стала Маргарита? Но для личной свободы совершенно нет необходимости никого предавать. Можно сколько угодно делать вид, что ты свободна от общества, но освободиться от самой себя, жить в гармонии, как ты говоришь, могут только очень редкие женщины.

– Вот мы уже и подошли к дому-музею Булгакова.

«Наконец то Вальдемар снова начал сам рассказывать. Значит, проехали…»

– Здесь он жил и работал целых тринадцать лет. Это так называемый «Дом Турбиных». В музее восстановили интерьер всех комнат, который был когда писатель жил в нём. Там и сейчас есть парадная, гостиная с пианино, медицинский кабинет, комната его сестры Варвары, а так же комната самого Михаила Булгакова и героя романа Николки, – Вальдемар рассказывал дальше, словно не было вовсе того неприятного разговора пять минут назад. Голос его снова стал ровным, бесстрастным. Он на этот раз не стал дебатировать с Линдой и разъяснять ей то, что считал для себя прописной истиной.

– … вход в эту его комнату сделан через шкаф, с табличкой квартиры № 50 из нелюбимого тобой романа. Самое жуткое в этом доме – там сделано так, что из столовой через зеркало видно комнату, где умирал отец писателя. В этом доме совершенно явственное ощущение двух миров. Там даже в ясную и солнечную погоду кажется, что вечер. Человек в этом доме выпадает из реального мира. Знаешь, как я читал «Белую гвардию»? – Вальдемар совсем оживился, – Я всю её читал прямо здесь. Во-о-он там видишь окно? Я сидел и смотрел в это окно и каждую его строчку, каждую букву высматривал на этом Андреевском спуске. Там написано, скажем – «на мостовой чёрный камень с отколотыми с двух сторон боками». И я смотрю – вон же он! Это именно тот, который описан в романе!

– Нехило! Очень нехило! Это называется – пропитался Булгаковским духом насквозь. Даже попытаюсь сказать ещё более образней – ты им облучился. Теперь в тебе хроническая лучевая такая специальная болезнь – Булгакизм! Вау! Зацени, какие я ставлю диагнозы.

– Да…, Марго, ты умница, – Вальдемар говорил легко и спокойно. Отходчивость в характере – это огромный человеческий плюс.

Линда поёжилась от порыва сырого ветра, налетевшего невесть откуда.

– Замёрзла?! Совсем замёрзла?! О-о-о-! Надо тебя срочно согреть!

«Да-да-да! Уж извольте, согрейте меня, наконец. Давайте, погоняем наши мужские и женские гормоны, пока Иннески нет рядом и Татьяны с её двумя пучеглазыми камерами».

– Прикинь, Вальдемар, – Линда, делая вид что поправляет его костюм, касается воротника, отряхивает нечто невидимое с его плеча; кокетничает, хихикает, – сегодня ко мне подходит Андрюшка, ну наш вторая камера и говорит так, чтоб никто не слышал: «Если бы вы только знали, как мне нравится вас снимать крупным планом. У вас такие выразительные глаз. В них всё отражается, как в реке облака». Представляешь?

– Ого! – Он схватил её за талию сзади с полным намерением покружить.

Она пищала, делала вид, что отбивается, а сама прижималась к нему всё сильнее.

– Ах, так?! Ты без меня с Андрюшкой кокетничала? Да? С Андрюшкой?! Я ревную! Моя жена с чужим мужчиной баловалась?! – Он на самом деле закружил её, прижав к себе и обхватив сзади за талию. Так от избытка чувств ведут себя настоящие влюблённые когда им по восемнадцать лет.

– А-а-а-а! – Линда уже смеялась в голос, и от них испуганно шарахались редкие прохожие, – С ума сошёл? Андрей маленький! Это просто шутка-а-а!

– Я тебе покажу маленького-о-о! Слушай! – Он поставил Линду на землю, – Сейчас мы с тобой сходим в одно святое место. Оттуда город виден как на ладони. Красота неописуема. Там можно постоять, загадать любое желание, и оно обязательно исполнится. Только надо сосредоточиться и прислушиваться к тому, что будет происходить внутри тебя. И время подходящее – я думаю там уже никого не будет, поздно уже, то есть нам никто не помешает.

«Не помешает чему? Внутри живота так щекотно… Неудобно как то… А-а-а, плевать! Я хочу с Вальдемаром пойти на „святое место“, хочу загадать желание, потому, что я действительно достойна гораздо большего в жизни, чем имею. Он сказал „там не будет никого“? И пусть не будет!»

– Пошли! – В её голосе прозвучала уверенность. Всё кончено, она сделала свой выбор:

– А куда идти? Вверх?

– Вверх, но не по мостовой. Вверх в саму гору, налево. Там есть металлическая лестница. Она очень старая, целые участки реставрированы и заменены на новые. Если присмотреться, то даже в темноте видно, что некоторые металлические ступени протёрты до дыр от огромного количества ног, которые по ней поднимались и спускались. Эта лестница – восемьдесят метров над уровнем Днепра. Высокая, да? Сейчас она опустела, днём иногда по ней ходят, а вечером уже не решается никто. Тут остатки старинного кладбища.

– Так, ясно…, а какого мы туда идём, на эти остатки старинного кладбища? Зачем они нам? – Линда никогда не любила кромешную тьму.

– Марго, ты такая шутница! Неужели ты боишься встречи с покойником?! Ха-ха! Я думал ты смелая.

– При чём тут «покойники»?! – ох, таки удалось Вальдемару разогнать гормоны, а с ними и кровь! Линда чувствовала желание бежать хоть вверх по лестнице, хоть вниз по склону, лететь, орать, прижиматься, целоваться, и хотелось, очень захотелось испытать такое простое и понятное каждому мирянину чувство. Как давно у неё с Эндрю не было секса? Она уже и не помнит. «Супруг» предложил на горе? Ха-ха! На горе так на горе! Даже ещё лучше. Будет, потом, что вспомнить.

– Тогда догоняй, трепал её волосы, сушил губы и резал глаза, а ступенькам всё не было конца. Вальдемар же сказал – восемьдесят метров над рекой, вот и беги теперь на радостях в гору все восемьдесят.

Она рванула вверх, в полной темноте перескакивая то через одну ступеньку. То через две.