Буковый лес - Валида Будакиду

Она рванула вверх, в полной темноте перескакивая то через одну ступеньку. То через две.

Ступени кончились неожиданно и вовсе не заасфальтированной смотровой площадкой, а обычным земляным валом, где не оказалось ни одного фонаря. Сам вал заканчивался глубоким обрывом, вокруг никого не было. Пьянящее ощущение полёта снова завладело всем её существом. Свобода и полнейшая безнаказанность. Зачем портить себе жизнь глупыми запретами?

Ветер, летевший над чёрным обрывом, хлестал Линду по лицу, а внизу как разорванное жемчужное ожерелье ярко горели, рассыпанные в ночи, огни города Киева.

«Тут же правда совсем, совсем никого нет!», – Линда, не обращая внимания на панораму города у подножья горы, вдруг снова испугалась не на шутку, но вовсе не древних мертвецов, почивавших под сенью каждого дерева на этой горе, а живого, находившегося в такой близи Вальдемара. Вот она стоит на обрыве и смотрит вниз на город. Если он только пальцем подтолкнёт её в спину, даже искать её будет некому, потому, что она здесь совсем одна! Во-обще одна! Потом при расследовании скажут, «в нетрезвом состоянии сама прыгнула с обрыва вниз». Мало ли что! Может муж в Салониках избивал её, тут она влюбилась в партнёра по съёмкам, и, чувствуя приближающуюся разлуку, не выдержала и наложила на себя руки.

– Красиво, правда? – Но, Вальдемар и не собирался её сталкивать вниз! Он сейчас совсем забыл про Линду. Даже близко не подошёл. Забыл про недавнее сплетение рук, про бешеный стук сердец, про одно дыхание, про объятия, про всё, про всё забыл! Он неподвижно стоял на вершине горы, выставив вперёд правую ногу, чуть согнув её в колене, подавшись всем телом вперёд, и как зачарованный смотрел вниз на, раскинувшийся у его ног, прекрасный город. В свете луны Вальдемар был похож на каменное изваяние, холодное и неприступное.

– Это одно из самых святых мест нашего города, – он вдруг обернулся в сторону Линды, – ты представляешь, первые захоронения здесь появились в середине девятнадцатого века, когда на этой горе обосновался Фроловский монастырь.

«Мда-с… – С тоской подумала Линда, – если опять про монастырь, то пожалуй, лучше бы вообще сюда не поднимались…»

– Сначала монастырские захоронения размещались на террасах горы, потом постепенно вся территория этой горы превратилась в элитное кладбище. Здесь хоронили только аристократов с Подола. Это тебе не просто так. Почти через десять лет на кладбище возвели и церковь Пресвятой Троицы. Кладбище тогда оградили забором, Если подойти поближе днём, сейчас в темноте не заметно, то остатки его до сих пор можно увидеть. После революции кладбище закрыли. Потом уже, почти перед самой войной хотели из него сделать парковую зону.

– Прямо на кладбище? Качели-карусели? – Линда вся на нервах, готова от разочарования разрыдаться прямо здесь, но старается взять себя в руки и говорить ровным голосом. Хотя обидно, до ужаса обидно.

– Ну, да. А, что советская власть первый раз что ли на кладбищах устраивает народные гуляния или разбивает парки? Вроде даже и сделали уже типа сквера, но на самом деле иногда продолжали и хоронить. В центре города, и тем более в парке заброшенные могилы смотрятся довольно странно, поэтому кладбище обросло множеством легенд и сплетен. Рассказывали, монахиня Фроловского монастыря…

«Господи! Сделай так, чтоб он ничего лучше Монахинь Фроловского монастыря в жизни ничего не встречал! У-род!»

– …монахиня, чтобы навести порядок на могилках, оправилась одна на кладбище. Когда она вернулась обратно, в монастырь ее с трудом узнали. За несколько часов старая женщина помолодела, покрасивела, постройнела и превратилась в совсем юную девушку.

– Да-ты-что?! – Раздельно с вызовом гаркнула Линда, – И постройнела за несколько часов, и помолодела?! Ясно.

– Да! – Вальдемар вызова не услышал, – В монастыре начался переполох. Все кинулись у неё расспрашивать, что да как произошло, но монахиня никому не отвечала, она только знаками показала, что отправляется к себе в келью отдыхать. На следующее утро монахиня не вышла из своей кельи когда ей было положено. Это вызвало подозрение остальных монахинь. Они стали её искать повсюду, но не нашли. Та монахиня без следа и исчезла. Вот такие вот истории рассказывают про эту гору!

Линда совершенно явственно чувствовала, как волосы на её теле шевелятся и руки покрываются «гусиной кожей».

– Да-ты-что?! – Слово в слово раздельно повторила она, – Тогда какого чёрта ты меня сюда припёр? – Голос громкий, без вибрации и дрожи. Она фыркает и поводит плечами, – Я так понимаю, целью нашей ночной экспедиции в восемьдесят метров над уровнем Днепра это поиск пропавшей полтора века назад покойницы?! Я думаю тебе поздно лечиться абтурированной водой из кухонной банки, потому, что ты больной на всю голову. Знаешь ли, ты сегодня все границы перешёл.

– Нет, цель нашей экспедиции в том, чтоб ты запомнила на всю жизнь какой красивый в это время суток город Киев! – Неожиданно резко закончил он и снова схватил её за талию сзади, – А вот как сброшу сейчас кого-то вниз, чтоб не задавал глупых вопросов! Вот смеху будет! Ну, всё, ладно, ладно, не сброшу! Я пошутил! – Вальдемар пригладил, растрепавшиеся, волосы, – Поздно уже. Давай поедем домой, а то Иннеска невесть что подумает.

«О! Да! Она подумает! А, что я подумала, тут никого не интересует? Нас беспокоят только Инкины мысли? Вот такого у меня ещё не было! Я «динамила» по малолетству, это да, такое бывало и не раз. Но, что б «динамили» меня?!

Хорошо сказал партнёр по съёмкам – этот «вечерний Киев» я безусловно именно на «на всю жизнь» и «запомню». Ну ты и … ну как тебя назвать?…Это даже позорней, чем когда твой жених с твоей подругой в платяном шкафу заперлись.»

Дома Машенька уже спала, растрепав косички и уткнувшись носом в цветок на подушке. До чего хороший ребёнок. Жаль, что Вальдемар так и не смог её полюбить.

Иннеска уставилась на Линду не во все глаза, а во всё лицо.

– Сигноми, девушка! (Простите. Греч.), – Линда была на грани нервного срыва, – Ты что надеешься на моём лице найти совершенно материальные следы грехопадения? Типа я наставила с Вальдемаром мужу рога, и у меня теперь прямо во лбу растёт хобот? Не надо на меня так смотреть! Ничего не было. А как же! Нам нельзя по условиям контракта! – Зачем-то желчно добавила она и, развернувшись на каблуках, пошла облегчать холодильник.

Третий день съёмок оказался не менее ёмок, чем предыдущий.

Четвёртый день реалити

– Доброе утро! – Иннеска не вытерпела первая. Она битый час громко возилась со своей сумкой, громко застилала постель, громко наносила на лицо макияж в надежде, что Линда проявит сознательность, сама проснётся и не будет лежать посреди салона как копчёная колбаса на Привозе. Агась! Счас! В кои веки ей подмастило пожить целую неделю в своё удовольствие, без маминых воззваний, типа: «Что за девочка такая, прямо я не знаю?! Посмотри который уже час! Разве нормальные девочки спят в выходные до девяти утра?! Они встают пораньше, умываются, одеваются, готовят всей семье завтрак, прибирают, суетятся. Ну, ты же д-е-е-евочка!». После замужества ничего не изменилось, всё то же самое проделывал Андрей, и от этого, надоевшего за всю жизнь, «е» в середине слова Линде до спазмов в конечностях хотелось затолкать ему в рот большой кусок своей простыни, чтоб он замолчал. Так что Инка себе льстила, в светлой надежде пробудить в Линде совесть.

– Доброе! – Линда высунула только голову до носа и принципиально молчит, вынуждая Инку играть на своём поле.

– Сегодня у нас интересный день!

«Да, а все предыдущие дни были у нас „не интересными“. Они были такими „не интересными“, аж до сих пор по телу мурашки ползают».

– Да, неужели?! – Линда сменила тактику и решила немного побыть «ироничной стервой».

Роль «стервы» она примерила на себя впервые когда стала писать для Ингиной газеты сатирические памфлеты, но пользовалась этой ролью крайне редко. Сегодня вот, Линда решила поупражняться в остроумии. Это всё со вчера! Если б вчера ей не было так страшно и плохо на этом заброшенном могильнике, она бы сейчас бы никому бы не дерзила бы. А этот гад, который весь день клялся в вечной любви и верности, даже не поцеловал её! Только сделал вид, что обнимает, а сам…

Теперь для восстановления потерянных сил, надо уйти в себя, оставив обществу пустую оболочку, а ночная Линда с морским отливом ляжет на дно и залижет ранки. Послезавтра – последний день съёмок и слава Богу, а их несчастные восемьсот евро плевок в лицо за такую работу. Послезавтра ей надо быть на высоте. Послезавтра прилетают Эндрю с Клавой, телевизионщики им устроят «круглый стол», где произойдёт «разбор полётов». Ночью, после «стола» – аэропорт Борисполь и почти утренний рейс на Афины уже вместе с мужем. Как быстро пролетело время! Вроде бы она только вчера рассматривала цветы на вальдемаровском заборе, а послезавтра – конец съёмке.