Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга II - Константин Маркович Азадовский

Главное мое занятие теперь – копание в архивной пыли: взялся за архив С. И. Гуляева. Я постарался, хотя бы бегло, просмотреть весь архив, довольно обширный, чтобы представить себе «всего» Гуляева. И не раскаиваюсь в этом: интересная личность, краевед-энциклопедист, своеобразный деятель, видимо, «Сибирского возрождения». Думаю, что даже общий очерк о нем необходим. К этнографическим тетрадям только приступаю, ознакомился пока бегло. Думаю, что большой помехой в работе над ними будет отсутствие в здешних библиотеках всех этнографич. и фольклорных работ и публикаций Гуляева, без чего нельзя сравнить, сделать выводы, определить новые материалы. Вероятно, это можно будет сделать лишь по отношению к былинам и историческим песням, благодаря Вашей книге «Былины и исторические песни из южной Сибири». Мне хотелось бы знать, все ли публикации Гуляева Вы в ней собрали?[58]

Освоение богатейшего наследия С. И. Гуляева продолжается до настоящего времени[59].

В 1940 г. С. Е. Кожевников был назначен главным редактором «Сибирских огней» (до этого он входил в редколлегию). Усиленно приглашая М. К. к сотрудничеству в ведущем сибирском журнале, он пытается создать для него привлекательные условия публикации.

На страницах этого безусловно близкого ему журнала М. К. появится в 1939–1940 гг. дважды: в качестве рецензента и в качестве автора.

Первая работа (рецензия) была посвящена тому декабристских материалов[60], многие из которых содержали новые сведения о декабристах в Сибири. М. К., безусловно, воспользовался возможностью высказаться на знакомую ему тему. «Для Sibirik’i, – обобщает он в этой рецензии, – особый интерес представляют письма и записки Аполлона Веденяпина и Мих. Кюхельбекера об условиях сельского хозяйства в Сибири, письма Батенькова, Пущина, Муравьева-Апостола, Штейнгеля и др., рисующие взаимоотношения декабристов с различными представителями сибирского общества, а также вскрывающие порой и их отношение к ставшей им родной и близкой „стране изгнания“»[61]. Декабристика сочетается в рецензии М. К. с историей литературы. Так, опираясь на письмо Якушкина из Иркутска, впервые опубликованное в рецензируемом томе, ученый устанавливает прообраз одного из центральных героев в романе Омулевского «Шаг за шагом».

О второй статье следует сказать особо.

Тесно сотрудничая с Саввой Кожевниковым во второй половине 1930‑х гг., М. К. постоянно возвращается к своему давнему и масштабному замыслу, связанному с историей сибирской литературы. Осуществление этого замысла видится ему то в форме книги уже опубликованных очерков, то в виде монографии. В письме к Кожевникову от 21 декабря 1938 г. М. К. сообщает, что намерен приняться за книгу по истории сибирской литературы, как только закончит «Историю русской фольклористики». «…И, может быть, в самом деле, – пишет М. К., – Вы сможете на будущий год планировать „Очерки сибирской литературы“, а может быть, и не „Очерки“, а „Историю“».

К этому вопросу оба корреспондента не раз возвращаются в 1939–1940 гг. «Я чувствую, что на мне лежит долг дать книгу по истории сибирской литературы, но времени, времени никак не хватает», – сетует М. К. 5 декабря 1939 г.[62] Одновременно обсуждается и другой замысел: сборник статей (уже опубликованных) о сибирской литературе. Кожевников готов был принять (и со временем осуществить) и тот, и другой проект. «Приветствую Ваше намерение предложить для нашего издательства книгу о сибирской литературе, – пишет он М. К. 8 марта 1940 г. – Если бы только ограничиться сбором воедино всех Ваших статей, то и в этом случае книга бы получилась очень интересная и очень нужная. Но я хочу просить Вас о большем – написать историю сибирской литературы. Если к <19>41 году не успеете, можно ориентироваться и на <19>42 год» (62–60; 21).

Это предложение М. К. воспринимал очень серьезно и, так сказать, «лично»; ему казалось, что именно он, отдавший немало сил изучению сибирской литературы, должен доработать свою статью в «Сибирской советской энциклопедии», расширить ее и превратить в монографию. Но это были скорее мечты, не имевшие – при непомерной занятости М. К. – реальных шансов на осуществление. Из письма, отправленного Кожевникову в июле 1940 г., видно, что он не оставлял надежды «засесть» за «Историю сибирской литературы»[63]. Однако к концу 1940 г. ему пришлось отказаться от этого замысла. 6 октября 1940 г. он сообщает Кожевникову:

Вчера писал Издательству[64]. Я вновь поставил вопрос, который мы обсуждали с Вами и в котором немало Вашей инициативы и дружеского участия. Вопрос о сборнике моих статей по истории литературы и культуры в Сибири. «Истории сибирской литературы» мне, видимо, теперь скоро не написать[65].

В результате этой многомесячной переписки возникает статья М. К. «Раннее культурное и литературное движение в Сибири», задуманная, очевидно, как глава будущей книги[66] и первоначально состоявшая из двух частей. Однако вторая часть, «подстроенная» под Ершова, не удовлетворила главного редактора – он потребовал изменений и дополнений. Но обремененный в то время иными делами и заботами (прежде всего – завершением «Истории русской фольклористики»), М. К. отказался переделывать эту часть:

…Ваша просьба о дополнении очень смущает меня: мне это очень трудно сделать. Такие вещи пишутся единым порывом – и снова сейчас возвращаться к этим материалам, рыться в тех же источниках трудно, а главное – невозможно. <…> Поэтому очень прошу – печатайте так, как есть. Право, и так не плохо. А чтобы оправдать превалирование Ершова во второй части (она ведь писалась-то специально для Ершова), упомяните имя Ершова или в заглавии (как было у меня), или в подзаголовке, – и все будет в порядке. Очень прошу Вас, не заставляйте меня еще работать над этой статьей – больше не могу: еже писах – писах[67].

Но Кожевников настаивал на своем и пытался переубедить автора:

Первая часть статьи хороша, даже блестяща. Хотелось бы, чтобы вторая часть была написана в этом же плане.

Марк Константинович, заставьте себя, «не пропадет Ваш скорбный труд». Это будет вкладом в науку. Ведь надо же, наконец, написать обстоятельно о раннем литературном движении в Сибири. Ну кто это сделает, кроме Вас?[68]

Спустя два с половиной месяца, 2 декабря 1940 г., Кожевников вновь касается этого вопроса. «Итак, о продолжении статьи. Первая Ваша статья (если исключить страницы о Ершове, которые мы пока не напечатали) разрабатывает только один вопрос – раннее культурное движение в Сибири. И вот мы просим написать для „С<ибирских> О<гней>“ вторую, в которой было бы освещено раннее литературное движение в Сибири (Тобольск, Иркутск, Красноярск)» (62–60; 34).

В итоге вторая часть статьи так и осталась в рукописи, монография «История