Мокруха - Джон Ширли

Почему я ещё не сдох, раз Констанс больше нет?

— Ты это флыфал? — спросил мужик. Как бишь его звать? Чарли? — Это воллевы?

Гретхен помотала головой.

— Копы сюда не суются. Не ссы.

Чарли тут же позабыл о своих тревогах, подобрал застрявшие меж половиц крупицы обвалившейся с потолка извёстки и принялся задумчиво перебирать их большим и указательным пальцами. Потом засунул в рот и стал жевать. Гарнер с трудом сдерживал охоту присоединиться к нему.

Надо отыскать барыгу, подумал Гарнер. Только так, чтоб он оказался безлошадный. Вмазать ему по башке бутылкой или чем, забрать его зелье и пушку. Так его либо убьют, либо... он разживётся денежкой. А на эту денежку купит себе ещё курева. И, может статься, получит приход. А если повезёт, то даже не один.

Он чувствовал, что умирает так, как умирала Констанс. Его медленно давило и размалывало, его рвало и резало на части. Это делали с ним крэк и кварталы Проектов.

Может быть, скоро всё кончится.

— Мы в полной жопе, — подытожила Гретхен, выскребая из трубки остатки зелья согнутой проволокой.

Гарнер снова поразился, как легко вернуло контроль над ним уличное зелье. Он ведь держался годами, следил за собой, учил других оставаться чистыми. Но кто посмеет бросить в него камень после того, что случилось с Констанс?

О да. Сидевший в Гарнере наркоман увидел эту возможность и схватился за неё. Он вернулся на улицы. Годы службы священником словно испарились. С болезненной, как свежая мозоль, ясностью он постиг, что стал приходским исповедником наркош только потому, что решил выйти сухим из воды. Проповедуя заблудшим, он в действительности проповедовал самому себе. Он описал полный круг и вернулся туда, где темно, как у негра в заднице. Он испытал знакомое ощущение, став человеком-пепельницей, куда стряхивают всякий пережжённый сор и отхаркивают. В скором времени, неминуемо, ему настанет конец. Он сломается. Его выкинут в мусорную урну. Так случается всегда и с каждым. Он сумел подумать: Я знал, что со мной так произойдёт. Это происходит всегда и с каждым. Конечно, он знал. Во всяком случае, он встретит свой конец с открытыми глазами.

Но ему это не слишком помогало.

Крэк закончился, не считая, конечно, благоразумно запасённых в какой-то момент Гретхен с Чарли крошек. Нет смысла их клянчить. Крэка нет, и с этим надо смириться. Остались: трубка, комната и парочка паразитов в человечьих шкурах, которые звали себя Гретхен и Чарли. Ещё — четвёрка детей на полу.

Он увидел их словно бы новыми глазами. Дети. Он вроде бы ощутил, как они смотрят на незнакомцев, смалящих крэк глубокой ночью. Как лежат и смотрят с половиц. Никто не спал, потому что все знали: проще притвориться, будто спишь, иначе мерзавец Чарли разразится проклятьями и выбьет дерьмо у них из жоп.

Гарнера словно бейсбольной битой по голове шибанули. Он делает это с детьми. Он. Преподобный Гарнер. Он причастен к их беде, к их нищете. Он отдал свои деньги за облако грязного крэкового дыма, которым теперь вынуждены дышать дети.

— Слыф, а ты не мовэф вавтва фховить и фвять пофобие? — спрашивал в этот момент Чарли. Он говорил с Гретхен. — Хотел фкавать, тебе ево давут, ефли ты им фкавэф, фто ты веременна.

Гарнер посмотрел на неё. Она же не...

Он присмотрелся внимательнее. Она была беременна. Где-то на втором триместре.

Она была беременна. Он накачивал крэком ребёнка в её утробе. Он, Гарнер. Он помогал травить крэком ребёнка во чреве Гретхен и умножал нищету детей на матрасе.

Гретхен поглядела на него в ответ и заметила панику на его лице.

— Пошли раздобудем косяк, — сказала она, стараясь его успокоить. — Если нервничаешь, я тебе какую хошь девку найду. Она тебе даст за десятку.

Но Гарнер снялся с места и побрёл к двери, остановившись пробулькать:

— Прости... Я... Прости меня...

Он глянул ещё на детей, откинул задвижку и вывалился на лестничную клетку.

Гретхен и Чарли поспешили за ним. Гарнер ковылял по лестнице. На дне лестничного колодца сгущалась тьма.

О чёрт, подумал он. Это ж Проекты. Самая поебень. Сюда копы даже днём не полезут, если им пинка под зад не дать.

Подволакивая ноги, с тяжело бьющимся сердцем спускался он по лестнице, обоняя вонь мочи и гнилой курятины из оставленного кем-то на ступенях пакета. Он споткнулся о пакет и чуть не полетел кубарем, но вцепился в холодную железяку ободранных поручней и с трудом удержал равновесие. Позади прыгал и мелькал свет: Гретхен и Чарли. Грёбаный ублюдок пытается меня околпачить, он мне должен, я этого так не оставлю, я ему в аренду свою хату сдаю, я сейчас выбью дурь у него из задницы... Они волочились за ним, озаряя путь огоньком зажигалки Bic.

Потом Гарнер увидел дверной проём и вывалился на открытое пространство... в самую серёдку квартала Проектов. Он стоял, тяжело дыша, слушая, как в ушах ревёт кровь, и надеясь, что его сейчас хватит сердечный приступ. Оглянулся — где там улица? Но бетонные стены слагались в нескончаемый лабиринт граффити и мусора. В десяти футах возникли четверо и уставились на него. Мужики носили одинаковые бейсболки козырьками назад, одинаковые цветастые спортивные костюмы, поддельные золотые цепуры и красные сетчатые тапки. Это были гангстеры.

— Эт’ ышшо хто? — вопросил один из них. — С хем эт’ он?

— Ни с хем. Гондон штопаный.

Они двинулись на него.

Из дверного проёма позади выбежали Гретхен и Чарли.

— Он со мной!

— Шо ты мне мозги паришь? Ни с кем он. А ну, дай ему пиздюлей.

Пока Гарнер безуспешно пытался сообразить, в какую сторону спасаться бегством, один из мужиков текуче переместился ему за спину и сгрёб за волосы. Это был первый.

Гарнер вскрикнул от боли и взмолился:

— Гретхен!!!

Гангстер, продолжая держать Гарнера за волосы, отволок его назад в подъезд. Гарнер вырывался, но стало только хуже. Теперь его тащили всей четвёркой, умело и скоординированно. Где-то вдалеке орала Гретхен, что он-де с ней, что это она его нашла, и они ей должны часть того, что отнимут...

В призрачном свете зажигалки он увидел, куда его волокут. Это был подвал многоэтажного здания. Котельная, если быть точным. Тут высились груды мусора, а в углу что-то подозрительно шевелилось. Все мысли о самоуничтожении тут же вылетели у него из головы