Сирийский рубеж 3 (СИ) - Дорин Михаил

Вертолёт ещё запускался. Оставалось дождаться включения всех систем и доклада ведомого.

И в этот момент я посмотрел на игрушку, подаренную мне сирийской девочкой по имени Рания. Фигурка была потёртая, с чёрными бусинками‑глазами — маленький мышонок с едва заметной царапиной на спинке.

— Очередной вылет. Так что держись, — тихо сказала я.

Кневич доложил о готовности, и я запросил взлёт. Вертолёт медленно оторвался, опустил нос после того, как я отклонил ручку управления от себя, и начал разгон.

— Пошли влево, — скомандовал я, отворачивая вертолёт в направлении Пальмиры.

Путь к городу мы уже не раз преодолевали. И за холмами была видна та самая Пальмира. Древний город располагался перед нами, словно вырезанная из камня легенда.

Колоннады, храмы, театр — всё это тянулось по пустыне мёртвым городом, но всё ещё гордым и величественным.

«Невеста пустыни» казалась чем‑то большим, чем просто памятник. И сейчас она вся в дыму и огне.

— Байкал, Байкал, 302-му на связь, — запросил я авианаводчика.

— 302-й… я… Байкал. Готов к работе.

— Понял. Иду парой. Вас не наблюдаю, — продолжал я искать глазами позиции «наших» сирийцев и бойцов.

Авианаводчик «Байкал» продолжал прорываться в эфир, помехи не давали ему установить с нами связь повторно.

— 17-й, снижаемся. Пройдём через седловину, — дал я команду Кневичу, отклоняя ручку управления от себя.

Впереди есть небольшая седловина, через которую можно влететь и оказаться сразу в районе древнего города. Главное, чтобы в столь сложной обстановке обнаружить именно нашего авианаводчика.

— 302-й, я Байкал, где вы? Нас уже зажимают… — послышался голос авианаводчика, и снова его сообщение утонуло в помехах.

— Уже на боевой выходим. Минута, — пытался я поддержать его, хоть это и не особо может ему помочь.

— 500 метров от меня. Близко. Зажали!

Прошли седловину, и перед глазами появилась картина боя. На огромном плато дым, отдельные разрывы на склонах ближайших высот, а по дорогам хаотично растянуты отдельные единицы техники.

Двигатели буквально воют.

Чем ближе к самим развалинам Пальмиры, тем всё становится напряжённее. Ощущение, что передо мной мёртвый гигант лежит, а его рёбра — это колонны, растянувшиеся поперёк древнего города. Когда‑то всё вокруг было чудесным местом и памятником. А сейчас это только позиции.

— Маневрируем, — сказал я в эфир, давая команду ведомому, и резко повернул влево.

— Вижу справа. Сварка работает, — произнёс Кеша, когда мимо прошла очередь из крупнокалиберного пулемёта.

— Отстрел, — добавил я, и позади всё заискрило тепловыми ловушками.

Сейчас нужно постоянно маневрировать, чтобы боевикам было сложнее прицеливаться. Тут же ведомый доложил, что с земли отработал пулемёт, но мы уже ушли в сторону. Ещё один отворот, и я беру ручку на себя, перелетая через одну из колонн. Восходящим потоком вертолёт немного тряхнуло.

— Слева бьют. Ниже давай, — сказал я, намекая ведомому, что надо прижаться ещё ближе к земле.

Я тут же толкнул ручку от себя и нырнул в низину. Несколько развалин остались в стороне, а по фюзеляжу прилетела пара снарядов. Вертолёт слегка тряхнуло, но управление не было нарушено.

Внизу плотно стояли несколько позиций. И вся эта местность была в пыли и дыму.

— 302-й, вижу вас. Вы строго на боевом. Цель — танк и машина с пулемётом. Впереди 4–5 километров. Ориентир — разбитая каменная колонна.

И точно! Прямо по курсу.

В районе Большой колоннады всё в дыму, пыли и разрывах. Каменные истуканы древности были в огне. И меж белых руин в дыму видно, что кто-то отстреливается.

— Наблюдаю «коробочку», — сказал Кеша.

Танк, полузакопанный в землю, мощно бил по колоннам и позициям наших парней. Его ствол в один миг рванул вспышкой.

Люди в серо‑пыльных разгрузках бегали меж колонн, ныряя за обломки и отстреливаясь. И всё это превращено в дикую, дрожащую мозаику взрывов.

Один из снарядов буквально срезал одну из колонн пополам. Вековые камни рухнули, как игрушка.

— Понял. Подходим к вам. Наблюдаю.

— Мочи по ним! Быстрее только! — кричит в эфир Байкал.

«Главный» включён. Прицельная марка появилась на индикаторе лобового стекла. Счётчик дальности начал считать оставшееся расстояние. Чувствую, как ладони в перчатках вспотели.

— Слишком близко, — сказал Кеша, когда на счётчике высветилось 4.0.

Согласен, но вариантов нет.

— 317-й, работаешь «трещоткой» через 20 секунд за мной. Далее вправо и по прямой двадцать секунд, — дал я команду ведомому.

Интервал в паре нужен, чтобы друга-друга мы прикрывали. Атака с разных направлений даст возможность снизить опасность от пулемётов и огня с земли.

— 302-й, вас наблюдаю. Работаю по вашим разрывам, — сказал в эфир Кневич.

Очередь снизу разорвала воздух совсем рядом. Пара секунд и на индикаторе загорелся символ ПР.

— Марка на цели. Пуск! — произнёс Кеша.

Ракета устремилась к цели, а счётчик принялся отсчитывать время до поражения цели.

— Прямое! — крикнул в эфир авианаводчик, поглотив шум стрельбы на заднем фоне.

— Ухожу влево, — ответил я, и сделал отворот весьма резко.

Головой чуть не приложился к блистеру во время столь резкого манёвра. В процессе разворота наблюдал, как корпус танка был поглощён ударом ракеты.

— 317-й, отработал. Вышел вправо, — доложил ведомый.

Делаем повторный заход, и уже Кневич сам прицеливается и пускает ракету. Ещё один залп. Развалины погружаются в дым и пылевую завесу. Единственный ориентир — оранжевые дымы авианаводчика.

— Ещё можно. Точно ложатся! — радовался ПАНовец.

— Байкал, 302-й, выхожу на боевой.

— Понял. Слева от оранжевого дыма работайте. Ориентир — разрушенная статуя.

Тут этих статуй, если честно. И каждую не хотелось бы зацепить.

Залп из пушки прошёлся в паре сотен метров от позиций наших войск. Вертолёт болтнуло от попадания с земли. Так что пришлось отвернуть влево. В паре сотнях метрах внизу разрушенные строения, с которых по нам уже стреляли из автоматов. Мы выполнили отстрел ловушек, а следом уже зашёл ведомый, «разбирая» позиции на молекулы.

— Давайте! Хорошо идёт! — воодушевлённо кричал в эфир Байкал.

Выполняем ещё один заход с разных направлений.

— 302-й, вам боевой 150°. 317-й, вам на курс 270°, — давал направление захода на цель Байкал.

Вышли на боевой курс. Однако расстояние маленькое. Слегка поворачиваю вертолёт, чтобы стрельнуть из пушки под самый передний край. Целится вот так «на глазок», да ещё когда пот скатывается в глаза совсем непросто.

— Пулемётный расчёт в центре колоннады, ближе к северной арке, — уточнял цель ПАНовец.

Видно, как по тропам отступают боевики, чьи отряды понесли потери, а по ним стреляют наши бойцы. Видны редкие разрывы от гранат.

— Атака! — доложил я, нажимая на гашетку.

Грохот захлестнул кабину. Не звук, а удар. Каждая очередь проходила сквозь корпус, как молот по рёбрам.

Глухой удар был где‑то слева, но вертолёт устойчив. Вижу, как выкатывается на рубеж открытия огня ещё один танк. Выстрел. Волна от взрыва подняла вверх каменную крошку.

— Пуск! — произносит в эфир Кневич, когда я уже вышел из атаки.

В зеркале виден взрыв в том месте, где был танк.

— 302-й, справа! Ориентир — восточная колонная. Два пикапа с зенитками, — предупреждает Байкал, чтобы я не вышел в опасную зону.

Вижу этот восточный пролёт. И там же две машины.

Я развернул вертолёт на цель.

— Атака!

Очередь прошлась по одной из машин, прошивая её насквозь. Вижу, как двоих людей отбросило в стороны.

Взрывом раскурочило машину, но сам строй колонн восточного пролёта выстоял.

Боевики не сдавались. Они знали, что прикрыты символами, и рвались стрелять прямо из ниш храмов.

Ремни сжимали грудь так, что дыхание казалось рваным.

Сквозь дым я пытался рассмотреть обстановку на земле. Правый глаз начал дёргаться, чем жутко нервировал. Колонны, за которыми засели наши бойцы разрушились от разрывов.