Сирийский рубеж 3 (СИ) - Дорин Михаил

— Безусловно. Аэрофотоснимки были предоставлены. Тем более что самолёты уже третий день совершают вылеты и ни разу не было случаев атаки с земли, — ответил сирийский главком.

Каргин кивнул, но уверенности в его взгляде я не увидел.

— Основные цели для массированного удара у нас есть — склады, опорные пункты, скопления оставшейся техники. В штабе корпуса есть план по уничтожению этих объектов для максимального снижения боевых возможностей боевиков.

Виктор Викторович подозвал офицера со свёрнутой картой. Через минуту на макете местности её разложили, и Каргин приступил к докладу.

В течение нескольких минут он показывал, куда будут бить Су-24, а куда скидывать бомбы сирийские Су-22. Всё совсем «на тоненького».

— Под ударом окажутся Пальмирский треугольник, здания на аэродроме и так называемые сады Пальмиры на юге города. Именно здесь основные позиции мятежников.

В общем-то, возражений не было. Никто по жилым кварталам не бьёт. Только удары по военным объектам. Осталось теперь понять, что делать моим ребятам.

— Теперь самое главное. Майор Клюковкин, ваша задача обеспечить высадку десанта на отметке 939, — поставил мне задачу генерал Борисов, подошедший к карте и указавший на высоту.

— Есть, — ответил я.

— Не торопитесь. Одновременно с этим вам нужно будет атаковать позиции мятежных войск на северо-западе города. И сделать это настолько точечно, насколько это вообще возможно. Вы ведь понимаете, что там находится?

— Так точно.

Кажется, мне и моим ребятам придётся атаковать позиции в Древней Пальмире.

Глава 28

В здании высотного снаряжения, ставшем нам домом на время операции, стоял мягкий полумрак. Лётчики отдыхали после вылета или готовились к ночным полётам. Железные кровати при малейшем движении отзывались жалобным скрипом.

На большой вешалке были развешены лётные комбинезоны, пахнущие керосином, потом и какой‑то странной тряпичной сыростью. Сам запах комнаты был особый: смесь пыли, табака и масла для оружия, хранившегося в небольшой пирамиде и двух больших ящиках.

Кто-то уже протяжно храпел. Храп одного из моих подчинённых гудел так, будто у него в груди двигатель от Ан-2.

Раньше бы я мог пойти в кабинет «психологической разгрузки» и спокойно посмотреть в красивые глаза Антонины Белецкой.

Я сидел за небольшим столом между рядами кроватей и продолжал смотреть на письмо от Антонины. В нём она писала, что скучает. А также выразила уверенность, что скоро доберётся до Чкаловской и сядет на первый же рейс в Сирию. Всё в лучших традициях жён декабристов. Невольно почувствовал, как рот начал расплываться в улыбке.

Мысли об Антонине перемешивались с ожиданием завтрашнего дня.

— Сан Саныч, всё хорошо? — поинтересовался в этот момент Кеша.

За столом к этой минуте собрались Хачатрян и Ибрагимов, расстелив перед собой «двухкилометровку» и разложив фотопланшеты высоты 939.

— Да, а что? — спросил я, убирая письмо в конверт.

— Ну… улыбаешься просто. Давно ты так не улыбался, командир, — ответил Петров.

Хачатрян что-то сказал на армянском, а Ибрагимов покачал головой.

— Кешечка, я на тебя смотрю, и душа радуется. Человек при деле, напоен, накормлен. Где ж тут плакать.

— Насчёт накормлен — не согласен. Каша была сегодня отвратительная. Вот если завтра с утра картошку жареную с салом дадут, я готов хоть три раза слетать.

На сказанных Кешой словах кровать одного из лётчиков жалобно взвизгнула. А сидящий напротив Рашид Ибрагимов громко сглотнул. По глазам вижу, что сейчас он тоже бы не отказался от картошки с салом.

— Тебе хоть пиджак пожаренный дай — сожрёшь, — буркнул Хачатрян, отпивающий крепкий чай из кружки.

— Ну а что? Картошка с салом — это сила! От неё лопасти быстрее крутятся. Вот помню, мама у нас дома нарежет картошечку, сало из морозилки достанет. Маслице на сковородке уже шипит. Начнёт готовить и запах такой приятный по дому…

— Кеша! — одновременно возмутились несколько человек.

— Понял, молчу, — закончил Иннокентий своё признание в любви к картошке с салом.

В комнату вошёл Батыров, а следом за ним и Могилкин. Пора было уже переходить к обсуждению завтрашнего вылета.

Димон водил пальцем по карте, пока шло обсуждение, где и как лучше высадить группу.

— Эта гора не такая, как 505-я отметка. Она выше, круче. Сопротивление здесь будет жёстче. Вот, видите дорогу, — показал я на фотопланшет.

На нём была запечатлена высота 939 и ведущая к ней извилистая просёлочная дорога. И вела она от самых окраин Пальмиры — тех самых садов, где концентрировались основные силы противника.

— Думаешь, отправят к ней сразу колонну? — спросил Димон.

— Определённо. Вторую господствующую высоту им терять нельзя. Иначе они ставят под удар и «пальмирский треугольник», и сады, и, даже аэродром Тадмор. Да вообще все свои позиции.

Батыров почесал подбородок и придвинул к себе карту.

— Не добомбили сегодня, — прошептал Димон.

— Перестраховалось командование. Надо было дать нам доработать. Мы с командиром уже на боевом были, — добавил Хачатрян.

— Рубен, без обсуждений, ладно⁈ Руководитель операции принял такое решение. В сердцах или из каких-то иных соображений — неважно, — ответил ему Батыров.

— Надеюсь, что они были существенные. Эти самые «соображения», — добавил я.

Димон поднял на меня глаза и молча кивнул. Дальше он несколько секунд смотрел на карту, пока Кеша и Рашид Ибрагимов заполняли лётную книжку. Хачатрян в это время объяснял Могилкину особенности рельефа в районе высоты 939.

— Здесь мы пройдём, но прикрыться будет нечем. Но тут есть альтернатива, — показал Батыров на расчётный район высадки десанта.

Я посмотрел на Кешу, который закончил с документацией. Петров придвинул мне фотопланшет и показал на ту самую «альтернативу».

— Что здесь? — спросил я.

— Юго-восточная часть хребта Табиг. Здесь есть небольшое плато. Думаю, что два вертолёта одновременно здесь сядут. Это и скрытно, и быстро, и разумно, — объяснил Кеша.

— Я его слова подтверждаю. И… я уже доложил командованию, что именно там и будет высадка.

— Поспешили, — покачал я головой, отодвинув от себя карту.

За столом все друг с другом переглянулись. Но больше внимание было уделено именно мне. Будто бы ждали, что я ещё скажу по поводу варианта с высадкой на плато.

Посмотрев на карту, я понял, что в данном месте садиться нельзя. Это единственное пригодное место. И об этом однозначно знает противник. Плюс слив информации будет обязательно.

Но факт в том, что рассчитать место посадки — не значит садиться именно там.

— Думаю, план менять в данную минуту не стоит. Работаем как обычно. Идём звеном и прикрываем. Десантная группа ждёт команду на высадку. Обрабатываем площадку, гасим оставшиеся после сегодняшнего удара огневые точки…

Тут мои слова резко прервались звуком упавшей металлической кружки. Моментально все взгляды были направлены на одного человека, сидящего рядом со мной. Показательно, что в руках у Иннокентия в этот момент осталась часть кружки.

— Мужики, она как-то сама. У них тут всё «на соплях», — объяснил Кеша, показывая оторванную металлическую ручку от кружки.

— Ай, Кеша-джан, как ты так можешь⁈ Такие кружки как Арарат — вечные и несокрушимые, — возмутился Рубен Хачатрян.

— В «умелых» руках и не такое возможно, — улыбнулся я, похлопав Иннокентия по плечу.

В ответ несколько хохотков пронеслись по помещению. Приглушённых, но искренних, незлобных.

Общая, сдержанная в темноте волна веселья прошла по комнате. Даже храп отдыхающих лётчиков прервался. Обсуждение завтрашнего вылета закончили и разошлись по кроватям.

Моё место отдыха было рядом с Батыровым, а на втором ярусе спал Кеша. Когда свет в комнате выключили, тишина установилась моментально.

— Саныч, что после Сирии будешь делать? — шепнул мне Батыров, повернувшись в мою сторону.