Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов

поляков и мадьяр из бывших повстанцев, те, что бежали в Турцию. Они русских ненавидят всей душой, – объяснил Мусса и в сердцах воскликнул: – Ох, навязал я вас на свою голову! Вот, что с вами делать?

– Прости нас, обещаю, больше не пророним ни слова, – поклялся Павел.

– Ступайте за мной! – приказал Мусса и повернул коня в темноту.

У крутого берега моря стояло несколько шатров. Горели костры. Турецкие солдаты собрались в круг. В центре сидел старик и играл на сазе печальную мелодию. Он пел заунывным голосом, гортанно, растягивая гласные. Турки внимательно слушали певца, стараясь не дышать.

Мусса слез с коня, отдал вожжи подошедшему слуге.

– Корму задай и напои, – приказал он. Кивком указал Павлу на певца. – Слышишь, как красиво поёт? А стихи какие!

– Не совсем понимаю, о чем песня? – пожал плечами Павел.

– Куда же тебе понять, – усмехнулся Мусса. – Он поёт на старом наречии, известном только в Крыму. Ты поэзию любишь?

– Очень! – признался Павел. – Особенно Байрона…. А о чем песня?

– Что-то с миром случилось: в нем нету покоя,

Благородство и честность пропали куда-то,

Справедливость исчезла – ведь время такое,

Что никто не жалеет ни друга, ни брата,

– перевёл Мусса. –

Все кичливыми стали, а чем тут гордиться,

Если в душах одна лишь жестокость таится?

Все к наживе и к роскоши стали стремиться,

Забывая о сердце, – какая утрата!

Совершенство в нужде, а ничтожество в славе.

Торжествует любовь лишь в богатой оправе,

Но, Омер, ведь на бога пенять мы не вправе,-

Люди сами в несчастьях своих виноваты.

– Мусса вздохнул. – Вот об этом песня.

– Надо же, какие красивые стихи. Это Омар Хайям?

– Нет, – возмутился Мусса. – Хайям совсем не так писал.

– Но кто же?

– Это наш поэт, из Крыма.

– А когда он жил и где?

– В Гёзлёве, когда-то давным-давно.

– Здесь, в Евпатории?

– Не было тогда никакой Евпатории. Город назывался Гёзлёв. В нем обитал богатый лавочник, торговавший мехами, – начал рассказ Мусса. – У него родился сын. Рос обычным мальчишкой. Отец отдал его учиться в медресе. Но мальчик оказался ни к чему неспособный. Учителя его часто бранили и наказывали. Однажды, очередной раз, побитый учителем, он убежал из города и оказался на старом кладбище. Лёг на землю и молил ангела смерти забрать его, до того невыносима показалась ему обида. Он горько плакал и не заметил, как уснул. Во сне к нему пришла небесная дева. Она сказала мальчику: «Аллах слышит тебя. Но он велел передать, что ты не достоин смерти, потому что ещё не выполнил то, что тебе предначертано. Всевышний преподносит тебе дар, и ты обязан выполнить волю его». – Протянула мальчику волшебный саз. После этот мальчик стал прославленным поэтом. Великим поэтом! Его знают и почитают на всем Востоке не меньше, чем Омара Хайяма.

– Странно, я ничего не слышал о нем. Омара Хайяма знаю. Низами читал…., – Павел запнулся.

– И все? – разочарованно спросил Мусса. – Великих певцов востока сотни, а ты назвал только двух. Эх, сын Теккея, остыла в тебе восточная кровь, – с сожалением покачал головой татарин. – Ашик Умер звали его. Вот, видишь, народ мой способен творить великое и прекрасное, а не только рабами торговать. Ты тогда своими словами ранил меня в самое сердце.

– Прости, бей, – покраснел от стыда Павел. – Я сгоряча.

– Считай, что я забыл обиду. Но впредь не суди о народе только по плохим делам его.

Они подошли к большому разноцветному шатру. Вход охраняли двое стражников в красных, расшитых золотой нитью, коротких сюртуках, в широких синих шальварах и высоких малиновых головных уборах. В руках английские ружья, на боку тяжёлые кривые сабли.

– Хочу познакомить тебя с одним знатным генералом. – Мусса откинул полог.

– Дозволь побеспокоить тебя, Юсуф-паша?

– Входи Мусса-бей, – раздался из шатра низкий зычный голос.

Павел ничего не успел сообразить, как Мусса впихнул его в шатёр. Перед небольшим низким столиком с кривыми ножками, на подушках сидел офицер во французском синем мундире с золотыми эполетами. На голове малиновая феска с кисточкой. Лицо не молодое, строгое, обрамлённое стриженной седеющей бородой. Напомаженные черные усы. Большой хищный нос и глубоко посаженные тёмные глаза. В руке он держал перо. Перед ним стояла чернильница, и лежал лист бумаги.

– Кто этот гяур? – спросил Юсуф-паша, окинув внимательным взглядом Павла.

Павел растерялся. Невольно хотел сделать шаг назад, но Мусса не позволил. Стоял сзади, как скала.

– Это мой гость. Он – потомок Теккея. Правда, сражался не на нашей стороне, вот и попал в плен.

– И чем ценен для нас потомок Теккея? – спросил Юсуф-паша, положив перо в пенал.

– О! – многозначительно протянул Мусса. – Это мальчик – крестник уважаемого князя Меньшикова.

У Павла загорелось лицо, а руки похолодели. Предатель! А что ещё от него можно было ожидать?

– Ты говоришь: он – потомок Теккея, но не правоверный?

– Уважаемый Юсуф-паша, многие заблудшие гяуры, поняв суть и смысл этого мира, приходят к исламу.

– Намекаешь на меня? – Юсуф-паша пронзил Муссу недобрым взглядом.

– Ну, что вы! Как я смею? – склонил голову татарин.

– Добро пожаловать в мой шатёр, – пригласил Павла турецкий генерал на чистом русском языке. – Присаживайтесь, юноша. – Указал на подушки против себя.

– Садись, не дрожи, – успокоил его Мусса.

– Спасибо, – ответил Павел и присел на указанное место. Рядом опустился татарин.

– Чаю! – громко произнёс Юсуф-паша.

Появился слуга с большим серебряным подносом. На подносе стоял изящный медный чайник с чеканным узором, три стеклянных бокала, блюдца с восточным печеньем.

– Угощайтесь, – вежливо предложил турецкий генерал. – Так, вы из Петербурга?

– Да, ваше…, – Павел замялся.

– Превосходительство, – подсказал Мусса.

– Ну, ну, – поморщился генерал. – К чему все эти условности? Просто – Юсуф-паша. – А где вы учились?

– В Инженерном училище, Юсуф-паша.

– Прекрасно! А я в шляхетском кадетском корпусе.

Павел чуть не подавился чаем.

– Удивлены? Я родом из Хорватии. Принадлежу к знатному роду. Мой отец был дружен с графом Милорадовичем. Участвовал с ним в войне против Наполеона. Видите, как все сложилось.

– Но почему вы возглавляете османский корпус? – удивился Павел.

– Кисмет, – печально покачал головой генерал. – Судьба. Я выпустился подпрапорщиком, как вы, прямо. Граф Милорадович меня пристроил в гвардейский Московский полк. Михаил Андреевич нелепо погиб на Сенатской площади. А я был на этой же площади в рядах повстанцев и видел, как его убивают. Пришлось бежать в Польшу. Участвовал в Ноябрьском восстании. Был в штабе Казимира Малаховского. После разгрома бежал в Австрию. И там поучаствовал в венгерском восстании под командой Юзефа Бема. Опять бежал. Теперь я принял