Мой худший друг - Мария Николаевна Высоцкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты сваливаешь в клуб, когда…
– Ты сама не захотела. Мне к тебе наручниками пристегнуться?
Если она думает, что имеет право посягать на мой выбор, переломится.
– Я… ты …
– Что?
– Ничего. Уходи.
– Бенз закончился. – Падаю на кровать поверх одеяла и завожу руку за голову. – Так что я с тобой до вечера, пока не подвезут, – несу какую-то ахинею.
– И это прискорбно. Не очень хочется получить еще один неуд.
– Это ты к чему?
– К тому, что ты меня отвлекаешь.
– А, так ты за свой запоротый тест уже виноватого нашла? Меня. Правильно понимаю?
Аринка меняется в лице. Злится. Еще немного, и в ход пойдет холодное оружие как минимум.
– Ладно, – упирается ладонями в стол, поднимаясь на ноги. – Тогда уйду я.
Решительно направляется к двери. У меня есть пара секунд, чтобы ее перехватить. Реакции хватает. Прижимаю ее к все еще закрытой двери.
Громова упирается ладонями в мою грудь. Смотрит исподлобья. Мелкая злая рыбка.
– Ты меня бесишь, Азарин.
– Аналогично, Громова.
Перемещаю ладонь ей на талию. Сразу взглядами встречаемся. У нее яростный, у меня… У меня, наверное, насмешливый. Такая она милая, когда злится. Кайфую прям.
– Ты же был один? – потупляет взгляд, и длинные ресницы мгновенно опускаются вниз.
Не сразу соображаю, о чем она, но, как только доходит, киваю.
– Веришь же? – поддеваю острый подбородок пальцами. – Девок не было.
– Верю, – переходит на шепот.
И правильно, верь мне.
Улыбаюсь как полный дебил.
Кожей чувствую, как вспыхивают ее щеки. Целую уже по инерции, потому что так правильно. Так нужно нам обоим.
Арина вздыхает. Привстает на цыпочки, обвивая мою шею руками.
Всю ночь я думал, что это конец. Баста. Поселил внутри себя уверенность, что выгребу из этого болота. Поставлю на «стоп» и забуду о ней.
Но как о ней забыть?
Смотрю на нее, трогаю и дурею от одного лишь понимания, что она рядом.
– Спасибо за цветы, – шепчет, вскользь касаясь моей щеки губами. Теплое прикосновение ошпаривает кожу.
Отметку отставляет невидимую.
Сильнее впиваюсь пальцами ей в талию. Смотрю сверху вниз.
– Мне неприятно, что ты все равно вчера поехал туда один, – говорит уверенно, но в глаза мне не смотрит.
Вывожу на ее плече какие-то странные узоры большим пальцем, стараясь сдержать себя от резких словесных выпадов. Но, когда мне ставят условия, да нет, когда тупо намекают на эти условия – зверею. Это посягательство раздражает. Всегда раздражало. И даже Арина не исключение. Хотя я почему-то был уверен в обратном.
– Мне не сто лет, чтобы сидеть дома в субботу вечером, – говорю спокойно. Даже улыбаюсь. Нет! Намеренно хочу все к шутке свести.
Правда, по Аринкиному лицу вижу, что шутка не зашла. Совсем.
Громова поджимает губы. Кивает и смахивает мои пальцы со своего плеча. Отстраняется.
Вроде всего сантиметров пять между нами теперь, а на душе уже погано.
– Ладно. Я поняла.
Арина выдавливает милую улыбку. Протискивается между мной и дверью. Курс берет к столу. Наблюдаю за ней перманентно, пока она набирает воды и ставит букет в вазу, перед этим вытаскивая цветы из обертки.
– Ну, – делаю шаг, зарываясь пальцами в волосы, – я, наверное, был не прав, – поджимаю губы. – Не подумал, что тебе может быть неприятно. Ты слилась. Хотя мы вроде как договаривались…
– У меня уважительная причина. Я не с подружками в клуб пошла, – снова подковыривает, гадина.
– Ну да…
В-о-о-от, уже и на попятную иду. И плевать, что минуту назад ее претензии меня выбешивали. Ладно, не совсем на попятную. Скорее, это просто маневр. Шаг назад, чтобы добиться цели.
– Но нормально ничего не объяснила.
– Я сказала, что буду учить.
– Ты всегда что-то учишь. И если между мной, – тычу себе в грудь пальцем, – и твоими книжками стоит выбор, ты выбираешь их.
– Серьезно? Мы всю неделю виделись, и в пятницу… – делает паузу. – Мы пошли в кино в пятницу. Ты хотел увидеться, и мы поехали гулять. Вместо того чтобы делать задания, я поехала с тобой. А потом пыталась все решить за двадцать минут до отправки теста куратору! Задание, на которое как минимум два часа отводят! – Громова переходит на крик.
Если продолжит в том же духе, ее отец снова тут где-нибудь нарисуется.
Прячу руки в карманы, потому что они по инерции в кулаки сжимаются. Я снова злюсь. Вот что за девка?!
– Я уже понял, что во всем виноват. Можешь так не орать. Но могла бы и вчера мне все это рассказать!
Я жду тираду на тему – ты офигел, но даже тут просчитываюсь.
– Это бы что-то вчера для тебя поменяло? Например, ты бы остался дома? – Аринкина бровь ползет вверх. Шеки краснеют. Но теперь она хотя бы не орет.
Хороший вопрос. В точку. Потому что я не знаю и не помню, когда за последние два года проводил субботний вечер дома. Поэтому малодушничаю и озвучиваю «правильный» ответ:
– Остался бы.
Ловлю ее взгляд. Громова ставит вазу на подоконник и задергивает штору одним резким движением.
– Ну-ну.
– Не веришь?
– Не очень, – цокает языком и, обойдя меня стороной, усаживается на кровать.
Воспринимаю это как приглашение и сажусь с ней рядом. Расстояние сантиметров десять. Если сейчас ее коснусь, точно разорется. Или, даже хуже, холодно проигнорирует. Поэтому откидываюсь назад и подпираю спиной стенку.
Молчим.
Оба, как полные придурки, сидим и молчим.
Арина издает глубокий вздох и, упершись ладонями в кровать, отталкивает себя к стене, почти сразу притягивая колени к груди.
– Так и будем молчать?
Не выдерживаю. Первым эту тишину разрываю, потому что еще секунда этого «транса», и просто взорвусь.
Арина пожимает плечами. Но теперь хотя
