Собрание сочинений в 6 т. Том 4. Мио, мой Мио! [Мио, мой Мио! Братья Львиное Сердце. Ронья, дочь разбойника. Солнечная Полянка] - Астрид Линдгрен

— Стой, остановись здесь! — велела самой себе Ронья, точь-в-точь как приказал ей Пер Лысуха, когда она была здесь вместе с ним.

Но затем она начала размышлять. Ведь по другую сторону каменного обвала тоже продолжается подземный ход, это она знала, и об этом тоже говорил Пер Лысуха. Ее всегда раздражало, что она не могла пройти дальше, а теперь — больше чем когда-либо. Потому что, кто знает, быть может, за всеми этими каменными осколками именно сейчас скрывается Бирк.

Она задумчиво постояла, глядя на кучи обвалившихся камней. И под конец поняла, что ей надо делать.

Во все дни, последовавшие за этим ее походом, Ронью не очень часто видели в каменном зале. Каждое утро она исчезала, и никто не знал куда; и ни Маттис, ни Лувис даже и не подозревали, где она. Они думали, что она, как и все остальные, расчищает тропинку. А вообще они привыкли, что она приходит и уходит, когда ей вздумается.

Но Ронья не расчищала снег, она собирала осколки камней, так что ее руки и спина болели. А когда она, совершенно изможденная, валилась по вечерам в постель, она точно, раз и навсегда, знала одно: никогда больше в этой жизни она не сдвинет с места ни одного камня, ни большого, ни маленького. Но едва наставало утро, как она уже снова была в подземелье. И там, как одержимая, принималась заполнять одно ведро за другим каменными осколками. Она ненавидела ее, всю эту громаду каменных осколков, так, что гора могла бы просто растаять от ее ненависти. Но громада камней не растаяла, она по-прежнему лежала на том же месте, и Ронье самой пришлось уносить одно ведро за другим и высыпать его в ближайшую темницу.

Но настал день, когда темница доверху заполнилась камнями, а гора камней у осыпи к тому времени так растаяла, что, приложив некоторые усилия, можно было бы, пожалуй, перелезть через нее на другую сторону. Если только осмелиться на такое! Ронья понимала, что теперь ей нужно как следует обо всем подумать! Посмеет ли она отправиться прямиком в крепость Борки? И что с ней там будет? Этого она не знала.

Зато точно знала, что она — на опасном пути. Хотя на свете, верно, не существовало преград настолько опасных, чтобы ей не хотелось преодолеть их на пути к Бирку. Она тосковала о нем! Как это получилось, она не понимала! Ведь раньше она презирала его и желала, чтобы он и все разбойники Борки убрались подальше. И вот теперь она больше всего на свете желает наконец-то перебраться через груду камней и попытаться отыскать Бирка.

Тут до ее слуха донеслись какие-то звуки. Кто-то появился на другой стороне каменной осыпи. Она услыхала чьи-то шаги. Кто бы это мог быть? Может, один из разбойников Борки? Затаив дыхание, она не смела пошевелиться; она замерла и стала прислушиваться. Ей хотелось уйти, прежде чем человек по ту сторону осыпи заметит, что она здесь.

И тут разбойник из шайки Борки начал насвистывать незатейливую песенку, которую она уже когда-то раньше слышала. Да, конечно же, она слышала ее раньше! Бирк насвистывал ее, когда надрывался, стараясь изо всех сил освободить ее от ниссе-толстогузок. Так, может, это сам Бирк так близко от нее? А может, все разбойники Борки насвистывают именно эту мелодию?

Ей до смерти хотелось узнать, как все на самом деле, но спрашивать она не могла, это было опасно. Все-таки ей во что бы то ни стало нужно было выведать, кто этот свистун. И она тоже принялась насвистывать. Очень тихо и ту же самую мелодию. Тогда по другую сторону каменной осыпи все смолкло, и долгое время было так отвратительно тихо, что она уже приготовилась удрать, если вдруг незнакомый ей разбойник Борки начнет перелезать через груду камней, чтобы запустить в нее когти.

Но тут она услыхала голос Бирка. Голос тихий и неуверенный, словно Бирк не знал, что ему и думать.

— Ронья?

— Бирк! — воскликнула она, обезумев от радости так, что у нее почти перехватило дыхание.

— Бирк, о, Бирк!

Потом она замолчала, а затем спросила:

— Правда, что ты хочешь быть моим братом?

Она услыхала, как он смеется за каменной осыпью.

— Сестренка, — сказал он. — Я рад слышать твой голос, но мне хотелось бы и видеть тебя тоже. Ты все такая же черноглазая, как и прежде?

— Приди и посмотри! — ответила Ронья.

Больше она не успела произнести ни слова.

Потому что вдруг услыхала нечто, от чего у нее снова перехватило дыхание. Она услыхала, как тяжелая дверь подземелья далеко-далеко за ее спиной отворилась, а потом с шумом захлопнулась. И вот теперь кто-то уже спускается по лестнице. Да, кто-то идет, и если она сейчас же не придумает, что ей делать, она погибла! И Бирк тоже! Она слышала шаги, все ближе и ближе. Кто-то медленно и неотвратимо шел по длинной галерее. Она слышала шаги, она знала, что они означают, и все же стояла, застыв на месте, словно неподвижное, парализованное страхом животное. Но в последний момент она все же пришла в себя, к ней вернулась жизнь, и она быстро прошептала Бирку:

— До завтра!

Затем ринулась навстречу тому, кто шел по галерее. Кто бы это ни был, нужно во что бы то ни стало помешать ему увидеть, что она натворила с каменной осыпью.

Это был Пер Лысуха, и при виде Роньи лицо его просветлело.

— Как я искал тебя! — сказал он. — Ради всех диких виттр, умоляю, скажи мне, что ты здесь делаешь?

Она быстро взяла его за руку и заставила повернуть назад, пока не было еще непоправимо поздно.

— Нельзя же вечно расчищать снег, — сказала она. — Идем, теперь я хочу выбраться отсюда.

И вправду ей этого хотелось! Лишь сию минуту дошло до нее, что она натворила. Ведь она открыла путь в крепость Борки! И Маттис непременно об этом узнает! И узнает не потому, что хитер, как старый лис. Ведь просто нельзя не понять, что отсюда наконец-то можно проникнуть в крепость Борки. Об этом он и сам мог бы давным-давно догадаться, думала Ронья. Счастье, что он так и не догадался. Как это было ни удивительно, но ей больше не хотелось, чтобы кого-либо из разбойников Борки выгнали из Маттисборгена. Они должны были остаться здесь, ради Бирка. Бирка нельзя было выгонять отсюда, и если она только сможет помешать этому, никто не посмеет проникнуть в крепость Борки тем путем, который она открыла. Потому ей нужно позаботиться о том, чтобы Пер Лысуха ни о чем не догадался. Он шел рядом с ней, и вид у него был, как всегда, хитрый и таинственный. Можно было подумать, что он знает все тайны, какие только есть на свете. Но как он ни был хитер, Ронья на этот раз его перехитрила. Ее тайну он не открыл. По крайней мере, не открыл до сих пор.

— Ну, нельзя же вечно расчищать снег, — в этом Пер Лысуха был с ней согласен. — Но играть в кости можно день и ночь. Или нет? Как по-твоему, Ронья?

— Играть в кости можно день и ночь. А особенно сейчас, — ответила Ронья и быстренько потащила его за собой по крутой подземной лестнице подземелья.

Она играла в кости с Пером Лысухой до тех пор, пока Лувис не запела Волчью песнь. Но мысли о Бирке не выходили у Роньи из головы.

«Завтра! — Это была ее последняя мысль перед тем, как заснуть в ту ночь. — Завтра!»

7

И вот наступило это «завтра», и теперь она должна пойти к Бирку. Ей нужно отправиться в путь как можно скорее. Надо улучить миг, когда другие станут заниматься своими утренними делами, а она останется одна в каменном зале. Ведь в любую минуту мог вынырнуть Пер Лысуха, а ей хотелось избежать его вопросов.

«Я могу поесть и в подземелье, — думала она. — Здесь все равно спокойно не поешь».

Она быстро сунула хлеб в кожаный мешочек и налила козьего молока в деревянную флягу. И, никем не замеченная, исчезла под сводами подземелья. Вскоре она была уже у каменной осыпи.

— Бирк! — закричала она, страшась, что он не придет. Но никто не ответил ей за грудами камней, и она почувствовала такое разочарование, что чуть не заплакала. Подумать только! А если он не пришел? Может быть, он обо всем забыл? А может, раскаялся? Ведь она была из шайки Маттиса, врага Борки. В конце концов, быть может, он не захотел иметь дело с такой, как она.

И вдруг кто-то за ее спиной дернул Ронью за волосы. Она так испугалась, что вскрикнула. И надо же было снова подкрасться сюда этому Перу Лысухе! Шныряет тут и мешает ей.

Но это был не Пер Лысуха. Это был Бирк. Он стоял и смеялся, а его зубы блестели в темноте. При свете фонарика она больше ничего разглядеть не могла.

— Я долго ждал тебя, — сказал он.

Ронья почувствовала, как в душе ее затеплилась радость. Подумать только, у нее есть брат, который долго ждал ее!

— Ну а я? — сказала она. — Я ждала с тех самых пор, как избавилась от ниссе-толстогузок.

Потом они некоторое время не могли произнести ни слова, и только молча стояли, несказанно довольные тем, что они наконец вместе.

Бирк поднял свою сальную свечу и осветил лицо Роньи.

— У тебя по-прежнему черные глаза, — сказал он. — Ты все такая же, только чуточку побледнела.