Старосветские убийцы - Валерий Введенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда вы с ней заговорить не решались?
Михаил Ильич от неожиданного разоблачения покраснел. Он-то надеялся, что его позавчерашних мук никто не заметил.
— Успели спеть серенаду? — словно не заметив смущения собеседника, поинтересовался Угаров.
— Успел, — нехотя ответил Рухнов. — Рискнул предложить руку и сердце.
— Простите, — смутился Угаров. — Мои соболезнования…
— Не стоит! — грустно отмахнулся Михаил Ильич. — Настя лишь спросила, богат ли я? Я промямлил, что нет, но надеюсь когда-нибудь разбогатеть…
— А она?
— Рассмеялась. «Вы как мухи на говно слетелись. Разбогатейте, а потом сватайтесь!» И добавила со смешком: «Поторопитесь, Михаил Ильич, Шулявский обещал через пару недель Крезом стать!».
— Думаете, Митя князя из ревности отравил?
— Думаю, Митя попытался разбогатеть первым.
— Постойте, а Маша Растоцкая? Митя же в нее влюблен.
— Маша для отвода глаз. Разве можно Настю сравнить с этой дурочкой? Митя решил отравить князя с молодой женой. Тогда Носовка досталась бы Анне Михайловне, то есть ему.
— А зачем он так долго ждал? Письмо в феврале написано.
— Про закладную забыли? Имение еще выкупить надо. До женитьбы князя сие было невозможно!
— Верно! — покачал головой Денис, и тут же другое возражение пришло ему на ум. — Так у Берг же сын есть, он ее наследник.
— Ага, подданный Франции, учится в Англии. Что такому мальчику может достаться в России, подумайте сами! Да и надо оно ему?
— Подождите, а как Митя в спальню проник? Что, зашел к новобрачным, яд в руке, шаркнул ножкой. «Я на секундочку, цианистый калий подсыплю и уйду!» Так, что ли?
— Я долго над этим размышлял. Вы хорошо тот вечер помните?
— Отлично! Я пью не пьянея, забыли?
— Ах да. Это я, пардон, напился. Ничего не помню, пришлось слуг опрашивать. Вы рыжую Катерину знаете?
— А как же, наш Данила жениться на ней решил.
— Она ходила за едой для князя на кухню, потом зашла в буфетную, взять шампанское. А бутылка оказалась открытой! Катя решила, что пробку вытащил Гришка, поставила бутылку на поднос и отнесла князю.
— А Гришка вынимал пробку?
— Тоже был пьян, не помнит. Да это и не важно! Митя мог открыть ее и кинуть яд.
Угаров с уважением посмотрел на Рухнова.
— Как просто! Странно, что никому не пришло это в голову, все думали, что яд был подсыпан уже в спальне… Шампанское обычно открывают, когда пить собираются.
— Далее! Утром Митя узнаёт о смерти князя, но второй жертвой оказывается не княгиня, а Настя, ради любви к которой он и замыслил убийства, но забыл ее предупредить! Ситуация хуже не бывает. Любимая мертва, кузен тоже, а Носовка переходит к Елизавете Берг.
— А Шулявский?
— Тоже Митя. Кто князя с Настей отравил, тот и поляка пристрелил. Не забывайте про склянку с цианидом!
— А его зачем?
— Ревность! Настя с Шулявским весь вечер заигрывала. Но вернемся к исчезнувшей княгине. Она поехала прокатиться на Султане. Мерина нашли ближе к вечеру на этой аллее. Так?
— Так.
— Княгиня ехала по лесу, кого-то встретила, остановилась поговорить, спешилась, тут-то ее и убили…
— Кто?
— Думаю, Никодим с Савелием, по приказу Мити. Помните слова конюха: «Княгине — гаплык» и «Мне теперь тут все обязаны»?
— Помню.
— А кто «все»? Князь и Настя убиты, Анна Михайловна при смерти. Только Митя остается.
— Никодим помогал убийце князя? Ерунда, он своими руками обещал его задушить…
— Своими и задушил! Митя его убедил, что виновата Елизавета. А когда Савелий стал болтать, Никодим, опять же по приказу Мити, задушил и его. Только вексель они так и не нашли.
— Откуда вы знаете?
— Вчера Митя тайком пробрался в кабинет князя, перерыл бумаги. Спрятала куда-то вексель Елизавета Петровна перед гибелью. Вот Митя и бегает к Никодиму, подозревает, что тот вексель украл, требует отдать. Пистолетом угрожает.
— Может, еще не прикончили княгиню? Мы когда с генералом на заимку заезжали, Никодим все спрашивал генерала, правда ли, что Елизавета Петровна князя убила!
— Может, и не прикончили. Пока она не скажет, где вексель, убивать ее бессмысленно. Знаете что, в доме Никодима подвал имеется. Покойник князь рассказывал, что он туда девок сажал, которые его ублажать отказывались…
— Надо немедленно осмотреть дом! — Денис подскочил. — У меня нога уже в порядке! Сбегаю, доложу все Киросирову, а потом вместе с исправниками осмотрим.
— Урядник покойников в церковь сопровождает, а исправники вашего Сашку в тюрьму повезли.
— Как в тюрьму?! Уже?! — У Угарова перехватило дыхание. — А я Киросирова так и не подмаслил! Бог мой, что с Тучиным будет?
— Надеюсь, выделят отдельную камеру и начнут сдувать пылинки. Я Павсикакию Павсикакиевичу, — тут Рухнов перешел на шепот, — от вашего имени сотенную сунул. Был крайне доволен-с!
— Вы мой ангел-хранитель! — У Угарова опять перехватило дыхание, и он полез к Рухнову целоваться. — А сотенную я вам сейчас же верну, как только в усадьбу вернемся!
— Пока Никодим отсутствует, предлагаю осмотреть дом самим.
— А как мы туда попадем? Там кабан…
— Я уже говорил, он ручной. За горсть желудей кого хошь в дом пустит. Покойник князь не зря его мздоимцем звал.
— Тогда вперед!
Тайна исчезнувших драгоценностей Северских оказалась столь банальной, что Тоннер отругал себя! Мог бы и без Сочина догадаться. Однако ни имя убийцы, ни судьба княгини, ни местонахождение самих бриллиантов не открылись. Была объяснена важная деталь этой запутанной истории, но главное оставалось под завесой.
— Что-то вас долго не было! — заворчала Анна Михайловна. — Вас моя невестка, царствие ей небесное, наняла?
Илья Андреевич встал как вкопанный. Старуха поправляется на глазах, разговаривает как здоровая! Да еще и знает что-то о судьбе княгини Елизаветы! Откуда?
— Кол осиновый проглотили? — еще громче спросила Северская. — Задорого, спрашиваю, наняла?
— Я здесь проездом. Лечу совершенно бесплатно, можно сказать, из сострадания. Завтра надеюсь уехать в Петербург.
— В столице, стало быть, служите?
— В столице.
— Жаль, что проездом, — продолжала Северская, — может, ко мне на службу поступите? Не обижу, но и златых гор обещать не буду. Пока болела, эта сучка Настька все разворовала! Кстати, где она? Не ее ли исправники в карете увезли?
Старуха болтала, не умолкая, упиваясь вновь обретенной способностью связно говорить. Тоннер от всей души радовался за нее. Редко тяжелобольные поправляются столь стремительно. Интересно, образовалась ли у нее зависимость от опиума? Если да, надо посоветовать Глазьеву продолжить давать его, постепенно снижая дозу.
— Надеюсь, Настьку повесят! Если нет, сама придушу! Ишь, придумала, меня сонным зельем пичкать! И Вася, кобель старый, ей в рот смотрел! Надо было семнадцать лет назад ему яйца оторвать, ан нет, пожалела! Как же, сын родной! Вы, доктор, бульон обещали.
— Я думаю, можно даже с гренками.
— Так велите подать!
Тоннер сделал знак сиделке, чтобы принесла еду.
— Одного не могу уразуметь, — продолжала Северская, — зачем Настька Васю-то убила? Какой ей с этого толк?
Тоннер присвистнул.
— Почему вы подозреваете Настю?
— Не подозреваю, а точно знаю!
«Может статься, старуха опять заблуждается. А вдруг нет! Была не была, вызову ее на разговор. А то застряну здесь до Рождества, пока вся история не распутается. Заодно догадку вчерашнюю проверю. Состояние больной, кажется, уже позволяет».
— Анна Михайловна, давайте-ка откровенно…
— Вы раньше таких замечательных опусов не играли.
— Счастлив, что вам понравилось! — Горлыбин попытался мягко уклониться от Суховской, боясь, что речь зайдет о спорном лужке, но та сунула его руку себе под локоток и повела по аллее. Убежать невозможно, вырываться неприлично. Ах, как длинна дорога в церковь!
— Как эта музыка называется? — встряхнула задумавшегося Горлыбина Суховская.
— Это «Lacrimosa», одна из частей «Реквиема» Моцарта.
— Знаете, я сегодня словно второй раз родилась! Так эта… Как бишь называется?
— «Lacrimosa».
— …все во мне перевернула, даже кушать не хочу!
Горлыбин в изумлении остановился:
— Представьте, со мной такое тоже однажды приключилось.
— Что вы говорите?! — изумилась на сей раз Суховская.
— Да, в глубоком детстве. Семилетним мальчиком меня привезли в Петербург, в гости к родственникам. Там я впервые услышал оркестр. Звучал Гайдн…
— Что-что звучал? Я в инструментах не разбираюсь.
— Гайдн! Это композитор. Неважно. В парке играла музыка. Никто и внимания на нее не обращал, но меня, карапуза, словно гвоздями прибило к месту. Я вмиг потерял интерес к играм и так же, как вы, ни за что не хотел идти обедать. С тех пор музыкой и живу.